Жизнь единственный способ чтобы обрастать листвой

Жизнь — единственный способ,
чтобы обрастать листвой,
ловить ртом воздух на песке, взлетать на крыльях;

быть собакой
или гладить ее по теплой шерсти;
отличать боль
от всего, что не является ею;

быть в орбите событий,
теряться в пейзажах,
искать наименьшей среди ошибок.

Исключительный шанс,
чтобы хоть мгновенье помнить,
о чем беседа шла
при потушенной лампе;

и чтобы хоть раз однажды споткнуться о камень,
под дождем промокнуть,
ключи потерять в траве;

и взглядом следить за искрой при ветре;

и всегда какой-то важной вещи
не знать, не ведать.

( Перевод Натальи Астафьевой )

Kiedy wieczór pogodny, obserwuję niebo. Nie mogę się nadziwić, ile tam punktów widzenia.

/В ясные вечера наблюдаю небо. Не устаю удивляться, сколько там точек зрения. /

Wislawa Szymborska /Вислава Шимборска/

Они оба убеждены,
что соединили их чувства нежданные.
Прекрасна такая уверенность,
но неуверенность лучше.

Думаю, что пока они не познакомились ближе,
ничего между ними никогда не происходило.
А что на это скажут улицы, ступени, коридоры,
на которых они могли давно встречаться?

Хотела бы я их спросить,
не помнят ли —
может, в дверях вращающихся
когда-то лицом к лицу?
какое-нибудь «извините» в толпе?
голос «ошибка» в трубке?
— но знаю их ответ.
Нет, не помнят.

Очень их удивило,
что уже долгое время
играл с ними случай.

Ещё не совсем готовый
превратиться для них в судьбу,
сближал их и отдалял,
перебегал им дорогу
и, подавляя хохот,
отскакивал в сторону.

Были знаки, сигналы,
Что с того, что неразборчивые.
Может, три года назад
или в прошлый вторник
какое-то письмецо перепорхнуло
из рук в руки?
Было что-то погибшее и восставшее.
Кто знает, не мяч ли
в зарослях детства?

Были дверные ручки и звонки,
на которых заранее
касание ложилось на касание.
Чемоданы друг с другом рядом в прихожей.
Был, может, какой-то ночью один и тот же сон,
тотчас после пробуждения забытый.

Ведь каждое начало
это только ход дальнейший,
а книга случаев
всегда открыта наполовину.

Источник

Вислава Шимборская – цитаты

Вислава Шимборская — польская поэтесса; лауреат Нобелевской премии по литературе 1996 года.

Откуда эта уверенность, что растения избавлены от страданий?

Всякое несовершенство легче стерпеть, если оно преподносится в небольших дозах.

Жизнь — единственный способ,
чтобы обрастать листвой,
ловить ртом воздух на песке, взлетать на крыльях;

отличать боль
от всего, что не является ею;

и всегда какой-то важной вещи
не знать, не ведать.

Никогда уже не получится узнать,
что думал обо мне А.
До конца ли простила меня Б.
Почему В. делал вид, что все в порядке.
Какова была роль Г. в молчании Д.
Чего ожидал Е., если ожидал.
Почему Ж. не показывала, хотя хорошо знала.
Что 3. было скрывать.
Что И. не терпелось добавить.
Имело ли значение,
что я была рядом,
для К., для Л. и остального алфавита.

Пропасть нас не делит, пропасть нас окружает.

Ничто не подарено, все взято взаймы.

Двадцать семь костей,
тридцать пять мышц,
примерно две тысячи нейронов
в кончике каждого из пяти наших пальцев.
Этого вполне достаточно,
чтобы написать «Майн Кампф»
или «Винни Пуха».

Тот, кто хотел радоваться жизни, задался целью недостижимой.

Для детей первый в жизни конец света.
Для кота новый хозяин.
Для пса новая хозяйка.
Для мебели лестница, грохот, повозка и перевозка.
Для стен пустые квадраты от снятых картин.
Для соседей снизу тема, перерыв в скуке.
Для автомобиля лучше, если было бы два.
Для романов, поэзии — хорошо, увози, что хочешь.
Хуже с энциклопедией, аппаратурой видео
и со справочником правильного правописания,
где наверняка по поводу двух фамилий
указано, соединять ли их ещё союзом «и»
или разделять уже точкой.

Источник

LiveInternetLiveInternet

—Метки

—Рубрики

искусство (3712)
живопись (2142)
фото (2135)
история (1601)
видео (724)
архитектура (696)
genius loci (659)
свидетельства очевидцев (643)
актуальное (633)
литература (622)
биографии (595)
юмор (561)
музыка (547)
животные (478)
абсурд (430)
фотоискусство (426)
черно-белое фото (415)
мифология (295)
ночное (198)
живая память народа (192)
художники шутят (126)
самиздат (125)
философия (106)
кич (79)
homo homini (72)
оружие (39)
спорт (37)
секс (35)
религия (22)
энциклопедия заблуждений (20)

—Музыка

—Поиск по дневнику

—Подписка по e-mail

—Статистика

Вислава Шимборская

Суббота, 20 Октября 2012 г. 13:00 + в цитатник

Вислава Шимборская — лауреат Нобелевской премии 1996 года по литературе с формулировкой «за поэзию, которая с предельной точностью описывает исторические и биологические явления в контексте человеческой реальности».

отличать боль
от всего, чем не является;

встревать в происшествия,
пропадать в пейзажах,
искать наименьшую из ошибок.

Редкая возможность
спустя минуту помнить
о чём говорилось
при погашенной лампе;

и хотя бы разочек
споткнуться о камень,
промокнуть под каким-либо дождём,
потерять ключи в траве;

и провожать взглядом искру на ветру;

и без устали чего-то важного
не знать.

Миллиарды лиц на поверхности мира.
Вроде бы каждое отлично
от тех, что были и будут.
Но Природа — ведь кто её там знает —
может, утомлённая неустанными трудами,
повторяет свои давние замыслы
и накладывает нам лица
когда-то уже носившиеся.

Может тебя минует Архимед в джинсах,
царица Екатерина в тряпках с распродажи,
какой-то фараон с портфелем, в очках.

Вдова босого сапожника
из крошечной ещё Варшавы,
мастер из грота Альтамиры
с внучками в зоопарк,
лохматый Вандал по дороге в музей
повосторгаться немного.

Некоторые погибли двести веков тому,
пять веков тому
и пол века тому.

Кого-то везла тогда золочённая карета,
кого-то вагон для зэков,

Монтесума, Конфуций, Навуходоносор,
их няньки, их прачки и Семирамида,
говорящая только на английском.

Миллиарды лиц на поверхности мира.
Лицо твоё, моё, чьё —
никогда не узнаешь.
Может Природа хитрить должна,
и дабы успеть, и дабы поспеть
начинает ловить то, что утоплено
в зеркале забвения.

Душа живёт себе.
Никто ею не владеет непрерывно
и навсегда.

День за днём,
год за годом
могут без неё миновать.

Иногда только в восторгах
и страхах детства
обосновывается надолго.
Иногда только в удивлении,
что так постарели.

Редко нам ассистирует
при нудных занятиях,
как перестановка мебели,
таскание чемоданов,
или преодоление пути в тесных ботинках.

При заполнении анкет
и разделке мяса
постоянно берёт выходной.

Из тысячи наших бесед
участвует в одной,
и то необязательно,
предпочитая молчанье.

Когда тело начинает болеть и болеть,
тишком уходит с дежурства.

Привереда:
неохотно видит нас в толпе,
претит ей наша битва за любое превосходство
и деловая трескотня.

Радость и печаль
это для неё не два разных чувства.
Только при их сочетании
наличествует в нас.

Можем на неё рассчитывать,
когда ни в чём не уверены,
и всё нам интересно.

Из вещей материальных
любит часы с маятником
и зеркала, что трудятся усердно,
даже когда никто не видит.

Не говорит откуда является
и когда снова исчезнет,
но явно ждёт таких вопросов.

Похоже на то,
что так же, как она нам,
равно и мы
ей зачем-то нужны.

Остров, на котором во всем абсолютная ясность.

Здесь можно встать на твердую почву доказательств.

Нет иных путей, чем единственно правильный путь.

Здесь растет ветвистое

И поразительно прямое Древо Понимания

над источником, что зовется — Ах, Вот Оно Как.

Чем дальше в лес, тем лучше видна

Стоит только возникнуть сомнению,

ветер тут же его развеет.

Эхо, взяв слово по собственному желанию,

охотно вам раскроет тайны мироздания.

По правую руку пещера, в которой покоится Смысл.

Слева озеро Глубокого Убеждения,

со дна его легко отрывается Истина и

всплывает на поверхность.

Над всем господствует пик Непоколебимой Уверенности.

С него открывается вид на самую суть вещей.

Несмотря на свои преимущества, остров необитаем.

Мелкие следы ступней на прибрежном песке

все без исключения ведут в сторону моря.

Как если бы отсюда только уходили

и безвозвратно тонули в пучине вод.

В жизни непостижимой.

Когда выговариваю слово Будущее,
первый слог становится уже бывшим.

Когда выговариваю слово Тишина,
разрушаю её.

Когда выговариваю слово Ничто,
сотворяю нечто, что не вмещается ни в какое небытие.

Поэт читает стихи незрячим.
Он и думать не думал, что будет так сложно.
Дрожит его голос.
Дрожат руки.

Поэт чувствует, что каждая фраза
подвержена здесь испытанию тьмой
и должна справляться сама,
неосвещенная, нецветная.

Рискованное приключение
в его строчках для звезд,
зари, облаков, радуги, неоновых реклам, луны,
для рыбы, до сих пор столь серебряной под водою,
и ястреба столь тихо, высоко в поднебесье.

Он читает – потому что поздно уже не читать –
о мальчике в куртке желтой на лужайке зеленой,
о доступных сосчитать их красных кровлях в долине,
о мелькающих номерах на майках игроков
и голой незнакомке в приотворенной двери.

Он бы хотел промолчать – хотя уже невозможно –
святых и блаженных на своде собора,
прощальный взмах в вагонном окошке,
стеклышко микроскопа и лучик в перстне
и экраны и зеркала и альбом с фотографиями.

Но велика учтивость незрячих,
велики снисходительность и великодушие.
Слушают, улыбаются, рукоплещут.

Кто-то даже подходит
с книжкой открытой задом наперед,
прося невидимый для себя автограф.

Я слишком близко, чтоб присниться ему.
Не порхаю над ним, не иду от него
под корнями деревьев. Я слишком близко.
И голосом не моим рыба запела в сети.
Не с моего это пальца колечко скатилось.
Я слишком близко. Дом запылал
без меня, не могу звать на помощь. Слишком близко,
чтоб в моих волосах зазвенел колокольчик.
Слишком близко, не войти мне гостем,
пред которым распахнуты стены.
Уже никогда не умру так легко, так вне тела, так безотчетно,
как прежде в его сновидениях. Я слишком близко,
слишком близко. Слышу шипение
и вижу блестящую кожицу слова,
застыла в объятиях. Он спит,
в этот момент доступен он более
кассирше из шапито, что странствовал со львом,
чем мне, лежащей с ним рядом.
Теперь для нее в нем открыта краснолистная
долина, закрытая снежной горой
в лазурном воздухе. Я слишком близко,
чтоб птицею с неба упасть к нему. Мой крик
мог бы лишь разбудить. Бедная,
оказалась в границах тела,
я была березой, бывала ящерицей
из времен выходила
в цветных переливах атласов кожи. Имела счастье
исчезать с изумленных внезапностью глаз, —
это было богатством богатств. Я близко,
слишком близко, чтоб сниться ему.
Достаю из-под спящего руку,
оцепеневшую, всю в булавках.
На кончике каждой из них —
по падшему ангелу.

Я не приехала в город N.
строго по расписанию.

Как я тебя и предупреждала
в моих неотправленных письмах.

В общем, ты мог не приходить
в назначенное мною время.

Поезд подошел к третьей платформе.
Вышло много народу.

И мое отсутствие присоединилось
к потоку в сторону выхода в город.

Сразу несколько женщин бросились
чтобы занять мое место
в этой толпе.

Кто-то подбежал к одной из них.
Я никогда не видела его прежде.
Но она — она узнала его
сразу же.

И пока они целовались
чужими губами,
с перрона исчез чемодан.
Не мой чемодан.

Итак, вокзал города N.
сдал на “отлично” экзамен
на предмет объективного бытия.

Целое по-прежнему было на своем месте.
Фрагменты мелькали
на обозначенных линиях.

Каждая встреча состоялась
тогда, когда была запланирована.
На недосягаемом от нас
расстоянии.

В раю с потерянным
правдоподобием.

Где же еще.
Где же еще.
Как шелестят эти маленькие
словечки.

Рубрики:

живопись
литература

Метки: Гурам Доленджашвили Современная польская поэзия Вислава Шимборская Wisława Szymborska

Процитировано 12 раз
Понравилось: 22 пользователям

Источник

Жизнь единственный способ чтобы обрастать листвой