Удовольствие есть способ быть счастливым кто говорил

Цитаты великих людей о счастье

Счастье — понятие индивидуальное и эфемерное. Мерила счастья нет. Кто-то, имея гроши и большую семью, считает себя счастливым; кто-то, купив особняк или представительский автомобиль, испытывает блаженство. Если не решили, хорошо ли живется вам в этом мире, то вот цитаты о счастье. Прочитайте, возможно, в них ответ на этот вопрос.

Красивые цитаты о счастье

Счастье — удивительное чувство удовольствия, которое испытывает человек. Для одного это миг влюбленности, для другого — результат работы, для третьего — выздоровление или спасение жизни. К сожалению, этот миг недолговечен. Он, как огонек, зажигается в жизни человека и исчезает.

Над тем, бывают ли люди счастливыми, философы, творческие люди задумывались с незапамятных времен. Поэтому копилка вековой мудрости полна высказываниями о счастье, которые открывают полог этого чувства.

Оцените мысли великих людей, которые провели годы в поисках ответа на вопрос: «Что такое счастье?» Возможно, здесь есть цитаты, отображающие понимание счастья современниками:

«Одно из самых удивительных заблуждений — заблуждение в том, что счастье человека в том, чтобы ничего не делать» (Лев Толстой).

«Часто случается, что человек считает счастье далеким от себя, а оно неслышными шагами уже пришло к нему» (Джованни Боккаччо).

«Счастье, как здоровье: когда оно налицо, его не замечаешь» (Михаил Булгаков).

«Большинство людей счастливы настолько, насколько они решили быть счастливыми» (Авраам Линкольн).

«Счастье — это не станция назначения, а способ путешествовать» (Маргарет Ли Ранбек).

«В белизне уйма оттенков. Счастье, как и весна, каждый раз меняет свой облик» (Андре Моруа).

«Счастлив не тот, кто имеет всё лучшее, а тот, кто извлекает всё лучшее из того, что имеет» (Конфуций).

«Я рожден, и это все, что необходимо, чтобы быть счастливым» (Альберт Эйнштейн).

«Величайшее в жизни счастье — это уверенность в том, что нас любят, любят за то, что мы такие, какие мы есть, или несмотря на то, что мы такие, какие мы есть» (Виктор Гюго).

Цитаты великих людей часто приоткрывают завесу таинственности над понятием «счастье в браке». Лев Толстой говорил, что все семьи счастливы одинаково и несчастливы по-разному. В чем же суть счастья в браке, подскажут такие высказывания:

«Свадьба делает мужчину счастливым только в одном случае — если это свадьба его дочери».

«Если бы не женская интуиция, сколько мужчин пробежало бы мимо своего счастья» (Михаил Мамчич).

«Удачный брак — это строение, которое нужно каждый день реконструировать» (Андре Моруа).

«Счастливый брак — это брак, в котором муж понимает каждое слово, которое не сказала жена» (Альфред Хичкок).

Отдельная тема разговора об удовольствии, которое получает человек от жизни, — это женское счастье. Умные высказывания помогут определиться дамам с ответом на этот вопрос:

«В жизни есть лишь одно счастье — любить и быть любимой» (Жорж Санд).

«Когда ты наконец получаешь то, что хотела, оказывается, что это вовсе не то, чего ты хотела» (Гертруда Стайн).

«Чтобы быть счастливым с мужчиной, нужно очень хорошо его понимать и немножко любить» (Витольд Зехентер).

«Самые счастливые женщины, как самые счастливые нации, не имеют истории» (Джордж Элиот).

Эти мудрые мысли представляют серьезный и ироничный взгляд на счастье человека. Каждое неуловимое мгновение жизни прекрасно, наполнено смыслом и радостью. Важно не гнаться за счастьем, а научиться его ценить и переживать.

Цитаты о счастье короткие

Краткие и емкие высказывания, которые точно отображают суть переживаемого человеком состояния, называются афоризмами. Они легко запоминаются, потому что в лаконичной форме выражают суть какого-то феномена, ощущения или переживания.

Вот лучшие афоризмы про счастье:

«Нет пути к счастью, счастье — это путь» (Будда).

«Разделяя счастье с другим, мы умножаем счастье» (Пауло Коэльо).

«Не нужно гоняться за счастьем, нужно лечь на его пути» (Марк Твен).

«Дай каждому дню шанс стать самым прекрасным в твоей жизни!» (Пифагор).

«Счастье — на стороне того, кто доволен» (Аристотель).

«Улыбайся жизни, и жизнь улыбнется тебе» (Томас Фуллер).

«Красота — иероглиф счастья» (Сергей Федин).

«Задача — сделать человека счастливым — не входила в план сотворения мира» (Зигмунд Фрейд).

«Здоровый нищий счастливее больного короля» (Артур Шопенгауэр).

Пусть счастье — это мимолетное чувство, которое испытывает человек. Важно научиться прислушиваться к себе и находить как можно больше таких моментов. Тогда человек по-настоящему счастлив. Отыщите подсказки в мудрых цитатах, чтобы не пропустить тот миг, когда будете действительно счастливыми.

Узнавайте обо всем первыми

Подпишитесь и узнавайте о свежих новостях Казахстана, фото, видео и других эксклюзивах.

Источник

anchiktigra

СЧАСТЬЕ ЕСТЬ! Философия. Мудрость. Книги.

Автор: Аня Скляр, кандидат философских наук, психолог.

О наслаждении и удовольствии (М.Е.Литвак — Если хочешь быть счастливым)

Между этими понятиями есть большая разница. Удовольствие — это чувство, которое роднит нас с животными. Мы получаем удовольствие от удовлетворения естественных потребностей. Движение, дыхание вызывают чувство удовольствия. Я уже не говорю об удовольствии, которое бывает при сексуальном сближении.

Э. Фромм, выдающийся психоаналитик середины XX века, разделил потребности человека на истинные и псевдопотребности .

К истинным он относил те потребности, удовлетворение которых приводит к развитию человека. К сожалению, в процессе воспитания у ребенка блокируется развитие способностей (если у меня есть способности к пению, то есть и потребность петь), тогда формируются псевдопотребности типа потребности играть в азартные игры и т. п. К истинным потребностям, конечно, относится и потребность в удовлетворении чувства собственной значительности. Последнюю легче всего удовлетворить, развив свои ведущие способности и духовно вырасти.

Чувство наслаждения возникает у человека, когда он уже удовлетворил свои потребности. Вы хорошо поели, утолив голод, но тут вам преподнесли изысканное блюдо. Потребность в еде уже удовлетворена, но вы продолжаете есть. Нет, вы не едите. Вы наслаждаетесь! Удовольствие можно усилить, затянув удовлетворение потребности. Не помню, кому принадлежит изречение: «Лучшая приправа к пище — голод». Если вы долго не ели, иногда сухая корка хлеба кажется чрезвычайно вкусной. Но если вы сыты, вы ее есть не будете. Наслаждение таким способом не добудешь. Во-первых, оно всегда от избытка, во-вторых, источник наслаждения всегда искусственен. В-третьих, для получения наслаждения необходимо специально учиться. И чем тоньше наслаждение, тем дольше ему надо учиться. Редко кто без специальной подготовки сможет наслаждаться симфонической музыкой. Большинство нашего населения от секса получает удовольствие. Для того чтобы получить от него наслаждение, необходима учеба. Показателем того, что большинство от секса получает только удовольствие, служит тот факт, что большинство после секса сразу засыпает. Партнер, желающий получить еще и наслаждение, останется недовольным.

Есть наслаждения, связанные с естественными и духовными потребностями. Наслаждения первые ограничены нашими физическими возможностями. Как бы ни было вкусно блюдо, больше, чем в меня влезет, я не съем. При самой высокой потенции есть ограничения в наслаждении сексом. Кроме того, наслаждения, связанные с естественными потребностями, разъединяют людей. Если вы съели деликатес, мне может не достаться. Полагаю, что и своим сексуальным партнером вы не поделитесь. А вот наслаждаться духовными потребностями можно неограниченно долго. И, наконец, удовлетворение духовных потребностей людей объединяет. Хорошо это положение иллюстрирует восточная притча: «У тебя есть яблоко, и у меня есть яблоко. Мы поменялись яблоками. Сколько получилось? У тебя одно, и у меня одно. У тебя есть мысль, и у меня есть мысль. Мы обменялись мыслями. Сколько получилось? У меня две мысли, и у тебя две мысли!» Получается, что при обмене духовными ценностями мы взаимно обогащаемся. Ведь всему тому, что у нас в цивилизованном мире есть, мы обязаны мысли и ее внешнему выражению — слову! Продуцирование и поглощение мыслей является одним из основных неиссякаемых источников наслаждения и здоровья.

Вот что писал А. П. Чехов в 1893 году: «Мы, русские люди, любим поговорить и послушать, но ораторское искусство у нас в совершенном загоне. В земских и дворянских собраниях, ученых заседаниях, на парадных обедах и ужинах мы застенчиво молчим или же говорим вяло, беззвучно, тускло, «уткнув брады», не зная куда девать руки; нам говорят слово, а мы в ответ — десять, потому что не умеем говорить коротко и незнакомы с той грацией речи, когда при наименьшей затрате сил достигается известный эффект — non multum sed multa (немного, но многое). У нас много присяжных поверенных, прокуроров, профессоров, проповедников, в которых по существу их профессий должно бы предполагать ораторскую жилку, у нас много учреждений, которые называются «говорильными», потому что в них по обязанностям службы много и долго говорят, но у нас совсем нет людей, умеющих выражать свои мысли ясно, коротко и просто. Ходит анекдот про некоего капитана, который будто бы, когда его товарища опускали в могилу, собрался прочесть длинную речь, но выговорил: «Будь здоров!», крякнул и больше ничего не сказал. Нечто подобное рассказывают про почтенного В. В. Стасова, который несколько лет назад в клубе художников, желая прочесть лекцию, минут пять изображал из себя молчаливую, смущенную статую, постоял на эстраде, помялся, да с тем и ушел, не сказав ни одного слова. А сколько анекдотов можно было рассказать про адвокатов, вызывавших своим косноязычием смех даже у подсудимого, про жрецов науки, которые «изводили» своих слушателей и в конце концов возбуждали к науке полнейшее отвращение. Мы люди бесстрастные, скучные, в наших жилах давно уже запеклась кровь от скуки. Мы не гоняемся за наслаждениями и не ищем их, и нас поэтому нисколько не тревожит, что мы, равнодушные к ораторскому искусству, лишаем себя одного из высших и благороднейших наслаждений, доступных человеку. Но если не хочется наслаждаться, то по крайней мере не мешало бы вспомнить, что во все времена богатство языка и ораторское искусство шли рядом. В обществе, где презирается подлинное красноречие, царят риторика, ханжество слова и пошлое краснобайство. И в древности и в новейшее время ораторство было одним из сильнейших рычагов культуры . Все лучшие государственные люди в эпоху процветания государств, лучшие философы, поэты, реформаторы, были в то же время и лучшими ораторами. «Цветами» красноречия был усыпан путь к каждой карьере, и искусство говорить считалось обязательным. Быть может, и мы когда-нибудь дождемся, что наши юристы, профессора и вообще лица, обязанные по службе говорить не только учено, но и красиво, не станут оправдываться тем, что они «не умеют» говорить. В сущности, для интеллигентного человека дурно говорить должно бы считаться таким же неприличием, как не уметь читать и писать, и в деле образования и воспитания обучение красноречию следовало бы считать неизбежным».

██ М.Е.Литвак — Если хочешь быть счастливым. ██ Всем, потерявшим надежду и опустившим руки. Автор, как и Козьма Прутков, считает, что счастье человека в его собственных руках. И если он умеет общаться с собой, находит общий язык с близкими, способен управлять группой и быстро освоиться в новой ситуации, он обречен на счастье. Автор использует свой богатый клинический опыт и опыт психологического консультирования, дает простые рекомендации, как наладить общение. Жизнь — штука легкая, а если вам тяжело, значит вы что-то делаете не так. Радость — это то, что ощущается после какого-либо творческого или социально значимого действия, которое производилось не с целью получения выгоды.

Источник

anchiktigra

СЧАСТЬЕ ЕСТЬ! Философия. Мудрость. Книги.

Автор: Аня Скляр, кандидат философских наук, психолог.

9. Глава пятая УДОВОЛЬСТВИЕ И СЧАСТЬЕ — 2

Соотношение удовольствия и счастья целиком зависит от того, в каком понимании берется счастье. Так, счастье в психологическом смысле является удовольствием, а именно наиболее интенсивным и экстенсивным. Счастье житейское (удачная судьба) и этическое (обладание благами) является причиной счастья. А счастье в смысле удовлетворенности жизнью является, наоборот, следствием полученных удовольствий. И само оно как удовлетворенность является удовольствием. Но не обязательно интенсивным: от удовольствий оно отличается не интенсивностью, а репрезентативностью, то есть показывает, что человек познал многие удовольствия. Это – как с книгой и ее названием: название состоит из слов, как и текст книги, но у них другое назначение: кратко передать содержание книги.

О счастье в собственном смысле слова, о котором здесь идет речь, свидетельствует положительный баланс жизни, если он ощущается положительно. Значит, оно вдвойне связано с удовольствиями, так как положительное ощущение является удовольствием, а жизнь с положительным балансом должна содержать удовольствия.
И, однако, связь удовольствий со счастьем не такая тесная, как это может показаться. Во-первых, ощущение положительного баланса жизни приятно, но многие люди редко подводят этот баланс, редко задумываются над своим счастьем. А во-вторых, положительный баланс жизни может складываться из большего или меньшего числа полученных удовольствий.

Мечтают о счастье как о непрерывной череде приятных состояний – но таким оно, как правило, не бывает. Обычно не свободно оно и от огорчений. Для счастья не обязательна жизнь, состоящая из одних удовольствий. Число их не свидетельствует о том, счастлива ли жизнь. Как писал еще Мальбранш, не каждое удовольствие приводит к счастью («. Удовольствие не есть благо, а страдание не есть зло. можно быть счастливым во время самых сильных страданий и несчастным во время самых сильных удовольствий». (Мальбранш Н. Разыскания истины. Спб., 1903, кн. 4, гл. 10, с. 121.).

Точно так же, как не каждое огорчение мешает счастью. Человек, говорит известный психолог Мак-Дугалл (МсD оugаll W. Social Psychology, 1928, p. 134.) , может быть несчастным, испытывая удовольствия, может даже иметь их много, одно за другим, не переставая быть несчастным. И точно так же он может быть счастливым, испытывая страдания, и не только физические.

(Лейбниц писал: «Во время глубочайшей грусти и мучительных страданий можно получить удовольствие. и, хотя неудовольствие преобладает, все же . разум может радоваться. » (Лейбниц Г. В, Новые опыты о человеческом разуме. М.– Л., 1936, кн. II, разд. XX, §6, с. 146). В. Татаркевич ссылается здесь на французский текст, который в русском переводе опущен.– Прим. ред,)

В частности, можно быть счастливым без упоения. И в силу этого, пользуясь двузначностью, мы говорим, что можно быть счастливым, не познав счастья.

Ряд проблем, касающихся взаимоотношения счастья и удовольствий, требует особого рассмотрения: 1) необходимо ли для счастья осознание собственного счастья? 2) от чего зависит, что одни удовольствия больше других способствуют счастью? 3) мешают ли страдания счастью? 4) существует ли счастье, в котором мало удовольствий, и что в нем заменяет удовольствия? 5) может ли счастье (в смысле положительного баланса жизни) усиливать удовольствия, как удовольствия усиливают счастье?

1. К приятным состояниям, которые переживает счастливый человек, относятся те, в которых он осознает свое собственное счастье. Эти состояния, однако, составляют лишь часть приятных состояний. Ведь не только мысль о собственном счастье доставляет удовольствие – нужно, чтобы человека радовало и другое, чтобы он мог быть доволен жизнью. Радуют продвижение по службе или любовь, работа или семья, искусство или наука, друзья или путешествия – что-то должно в жизни радовать, в противном случае как же можно быть довольным жизнью?

Осознание всей жизни является вопросом настолько многоплановым, что человеку трудно в течение длительного времени задерживать на нем свое внимание и радоваться жизни. И поэтому счастье людьми счастливыми так мало осознается. Ибо как бы мы ни старались вновь и вновь думать о своем счастье, эту мысль не удается надолго задержать в сознании. Она исчезает, а исчезая, отнимает у нас осознаваемое счастье. Когда же счастье прошло, мы говорим, размышляя о нем: «Как счастлив я был тогда и как мало я понимал это».

Подобное явление кажется нам каким-то недоразумением: ведь обычно говорят, что счастлив тот, кто понимает свое счастье. В одном из рассказов А. Франса ищут счастливого человека, а когда находят такого, оказывается, что он ничего не знает о своем счастье. Возможно, только при этом условии и можно быть счастливым, рассуждает один из героев рассказа. Но другой думает иначе: значит, он несчастлив, если не знает, что счастлив. Парадокс в изображении человека счастливого, но не ведающего о своем счастье, возникает из-за смешения двух разных вещей: мы думаем, что удовлетворенност в счастье должна быть и удовлетворенностью счастьем. Удовлетворенность, какую испытывает счастливый человек, не всегда равнозначна удовлетворенности счастьем; не обязательно, чтобы удовлетворенность сопровождалась мыслью об этом. Не все психические состояния имеют рефлексивную природу, и даже именно в нерефлексивных состояниях человек может радоваться интенсивней, так как целиком отдается этому чувству. В этом смысле, не думая о том, что счастлив, не только можно быть счастливым, но даже более счастливым, чем когда думаешь о своем счастье.

2. Если удовольствия являются причиной счастья, то это зависит не только от их количества, но также и от их природы. Иеремия Бентам, который на рубеже XVIII и XIX вв. развивал свое классическое «исчисление удовольствий» (calculus of pleasures), считал, что ценность большинства удовольствий и огорчений зависит от того, как их оценивать. Он различал целых семь «измерений» удовольствий. (Бентам И. Введение в принципы морали и права.– Избр. соч., Т, 1. Спб., 1867, гл. 4, с. 26, 27. У Бентама в третьем «исчислении» речь идет о «несомненности» или «сомнительности» удовольствий, а в седьмом – о «распространимости» удовольствий, то есть числе лиц, «которые их чувствуют»,– Прим. ред.

Ценность удовольствий, по его мнению, зависит от их: 1) интенсивности, 2) продолжительности, 3) достижимости, 4) близости. То есть удовольствие тем ближе к счастью, чем оно интенсивнее, дольше, чем вероятнее и скорее оно должно наступить. Но счастье зависит не только от какого-то конкретного удовольствия, но также и от других удовольствий, с ним связанных. Говоря словами Бентама, ценность удовольствий зависит также от: 5) плодотворности удовольствий или вероятности, что они будут и в дальнейшем сопровождаться удовольствиями, 6) чистоты удовольствий или вероятности, что они не будут сопровождаться огорчениями. И кроме того, ценность удовольствий зависит от: 7) объема, то есть количества людей, которые их испытывают.

Однако перечень Бентама вызывает сомнения: «объем» удовольствия не изменяет ничего в самом удовольствии; оно не увеличивается и не уменьшается из-за того, что его испытали другие. Нечто подобное можно сказать о «достижимости» и «близости» удовольствий: мы, быть может, склонны отдавать предпочтение удовольствиям, которые запоминаются как достижимые и близкие; но когда удовольстви наступает, оно не будет больше оттого, что на него рассчитывали и что оно быстро получено. Бентам объединил в одном слове сами удовольствия и причины, их вызывающие. Эти причины имеют больший или меньший «радиус» действия: концерт может доставить удовольствие тысячам людей, а кусок пирога–только одному человеку. Действие одних причин является «чистым», «плодотворным», другие же, принося удовольствие, вызывают одновременно и огорчение. Действие одних является верным, других – сомнительным; одни вызывают удовольствие сразу, другие– вызовут его в отдаленном будущем. В конечном счете в перечне Бентама только два измерения касаются самого удовольствия – это его интенсивность и продолжительность.

У.Д. Росс (см.: Rоss W. D. The Right and the Good, 1930) критикует семь измерений удовольствий и страданий Бентама: «Плодотворность и вероятность относятся не к ценности удовольствия как такового, а к его тенденции производить другие удовольствия, объем, относится к числу людей, которые их испытывают. Интенсивность и продолжительность – это единственные характеристики, от которых действительно зависит ценность удовольствия».

Для исчисления удовольствий гораздо важнее то, что Бентам называет «чистотой». Многие философы предостерегали от опасных удовольствий. Опасными являются в конечном счете удовольствия разного рода: вкусный обед может привести к болезни, можно сломать ногу, путешествуя в горах, можно дорогой ценой заплатить за исполнение желаний, например за удачу в любви; даже в науке и искусстве можно испытать горечь, если, например, нет особых способностей к ним и таланта. Так что в определенном смысле можно сказать, что нет других удовольствий, кроме «опасных», но «опасные» удовольствия не всегда несут с собой огорчения: не каждый вкусный обед вреден для здоровья, не каждое путешествие в горах кончается переломом.

Но перечень Бентама, хотя и столь подробный, не является полным, так как в нем не учтены наиболее важные для человеческого счастья, для положительной оценки жизни характеристики удовольствий. Прежде всего, он не учитывает того, что удовольствия могут быть более или менее «экстенсивными», то есть что они в большей или меньшей степени могут проникать в наше сознание и упрочиться в нем, и что только экстенсивные удовольствия приносят полное и длительное удовлетворение, или счастье.

Люди чаще имеют возможность, а также и желание получат поверхностные удовольствия, а не глубокие. Причем тот, кто познал много поверхностных удовольствий, имеет меньше возможностей испытать в будущем такие, которые захватят его целиком. В этом смысле можно сказать, что чем больше человек получил удовольствий, тем меньше счастья он познал; аскеты, отказывающие себе в удовольствиях, готовят себя для самых экстенсивных удовольствий. Бентам не учел также того, что роль удовольствия в счастье человека зависит от обстоятельств, при которых наступает это удовольствие. Например, полученные удовольствия тем больше способствуют моему счастью, чем больше они соответствуют удовольствиям моего окружения, чем больше они понятны и известны ему. Те удовольствия, которые окружающие осуждают, чаще всего мешают счастью: у чудаков в общем-то жизнь нелегкая.

Во всяком случае, не само количество полученных в жизни удовольствий составляет счастье человека, счастье не пропорционально им. Нельзя сказать, что счастливым является тот, у кого было больше 50% счастливых моментов в жизни. С жизнью – как с прочитанной книгой: могли читать ее без особого удовольствия, но прочитав, узнали, что это хорошая книга, и радовались, что прочитали ее.

3. Удовольствие относится к счастью, как дерево к саду: без деревьев нет сада, но деревья, даже в большом количестве, еще не составляют сада. В саду нужны не только деревья, но и лужайки; так и счастливая жизнь – не сплошная вереница удовольствий. Удовольствия даже сильнее, когда они познаются с перерывами и контрастами. И в жизни так и бывает.

Вообще каждый контакт с миром приносит удовольствия, приносит и страдания.

А контакты, приносящие наибольшую радость – работа и любовь,– служат причиной самых мучительных страданий: работа требует усилий, а любовь возбуждает беспокойство. Поэтому, умножая источники удовольствий, мы умножаем источники страданий.

Часто можно наблюдать в жизни, что те же самые люди, которые глубоко страдали, познали также и большие радости, и наоборот. Сформулировал эту закономерность Шопенгауэр в работе «Мир как воля и представление»: «Чрезмерные радости и очень сильные страдания появляются всегда только у одного и того же человека, ибо они зависят друг от друга и обусловлены, и те и другие, большой живость воображения» ( Schopenhauer A. Die Welt als Wille und Vorstellung, 1819, S. 421) . А подтвердила ее современная эмпирическая психология, обнаружившая у тех, кто часто испытывает интенсивные удовольствия, одновременную склонность к частому испытанию интенсивных огорчений.

Может даже показаться, что люди, не испытавшие страданий, есть только среди аскетов, ограничивших свои контакты с миром. И счастье в чистом виде без примеси страдания если и могло быть достигнуто, то только теми, кто отказывал себе в удовольствиях. Но и жизнь аскетов, несмотря на ограниченную связь с внешним миром и сосредоточением сознания на далеких от мира вещах, не свободна от страданий. И страдали они не меньше простых людей в обычной жизни, наоборот, их страдания были столь же сильными, как и радости, от сознания собственного несовершенства.

Жизни, которая состояла бы из одних радостей, не существует, она чужда человеческой психике. И тот, кто определяет счастье как непрерывную череду удовольствий, неизбежно придет к выводу, что счастья не существует.

Но страдания не обязательно служат помехой счастью. Когда страдание переходит в радость, то сплетается с ней и становится частью положительного переживания. Так бывает при ожидании страстно желаемого, на пути к которому возникают препятствия, и необходимы усилия, чтобы его достичь, ожидание препятствия и усилие сами по себе неприятны, но они легко забываются, когда ожидание сбывается, и даже делают его более приятным. Как поется в песне: «Там много радости и встреч, где много слез и расставаний».

Иное дело, когда человек страдает постоянно, когда одно страдание сменяет другое до бесконечности. Длительные страдания отличаются от кратковременных уже не только количественно, но и качественно: превышая силы человека, они становятся невыносимыми для него и убивают его счастье, тогда как преходящее страдание может вообще не повлиять на его счастье.

В связи с этим выдвигается и такой рецепт счастья: жить динамично, находиться в постоянном развитии, стремиться к «психическим изменениям», если можно так выразиться, по аналогии с изменениями материи, чтобы страдание, если оно наступит, не смогло упрочиться в сознании, не оставил осадка, который отравлял бы его. Рецепт этот, однако, пригоден не для каждого; более того, для некоторых людей постоянное изменение равносильно нескончаемым страданиям.

Особенно интересны случаи, когда сильное ощущение счастья возникает, несмотря на не менее сильные страдания. Так бывает, например, в любви, даже когда она «счастливая». Ибо какие чувства переживаются в это время? Чувство, что вам недостает любимого человека, когда вы разлучены с ним. Беспокойство, когда вы далеко от него. Грусть, когда нужно с ним расставаться. Скука, когда вынуждены оставаться с другими. А иногда и чувство ненасытности, когда вы вместе. В отсутствие любимого мир, как сказал Жеромский, «пуст, бесплоден, глух, беден, мертв, полон тьмы и скуки». И все же период жизни, когда вы погружены в эти чувства – разлуки, беспокойства, грусти,– нередко ощущается как самое счастливое время. Либо потому, что его радости окупают страдания, либо потому, что с этими страданиями связаны радости. Беспокойство в любви – не обычное беспокойство. Само по себе беспокойство – неприятное чувство, но оно вместе с тем и приятное, так как с ним связано осознание, что в жизни есть нечто столь ценное, о чем стоит беспокоиться.

4. Счастье не пропорционально полученным удовольствиям. Можно познать их много и не быть счастливым. Может быть, в большей степени способствует счастью то, чем мы в жизни обладаем, а не то, что мы познаем. «Обладаем» не в узком, юридическом смысле, но в том, в каком мы обладаем убеждениями, способностями, привязанностями, уважением или признанием людей; в этом смысле можно, как писал Ж. Дюамель, обладать всем миром, не имея никакой собственности (См.: Duhamel G. La possesion du monde, 1919). Для того чтобы человек был доволен жизнью, нужно обладание тем, что он ценит, например любовью или способностями, работой, свободой, возможностью деятельности. Его удовлетворение вытекает из сознания обладания независимо от того, сколько удовольствия он получил от этого обладания.

Отсюда не следует, что приятные чувства не имеют значения для счастья. Для некоторых они имеют даже решающее значение. И именно на этой основе различаются два типа счастья: одни довольны жизнью потому, что обладают какими-то ценностями, другие потому, что получают приятны ощущения. Счастье второго, типа имеет гедонистическую основу. В этом случае удовольствия служат причиной счастья, и люди счастливы только потому, что испытали приятные чувства. Но так бывает не всегда: некоторые счастливы, хотя получили мало удовольствий; их удовлетворенность жизнью имеет другие причины. Неверно, что счастье достижимо всегда только через удовольствия. Но точно так же неверно и утверждение стоиков, что через удовольствия вообще нельзя достичь счастья.

И все же нередко можно наблюдать в жизни, что люди, испытавшие самые большие удовольствия и упоение, в целом не являются самыми счастливыми. Это подтверждают психологи, доказывающие, что существует даже обратное соотношение между склонностью к острым ощущениям и способностью вообще испытывать счастье (to be generally happy). В таком случае счастье (в смысле упоения) было бы в обратном соотношении со счастьем (в смысле удовлетворения жизнью).

5. Связь между удовольствием и счастьем не ограничивается тем, что удовольствия – составляющие счастья и что из них оно и создается. Возникает и обратное взаимоотношение: счастье порождает новые удовольствия. Так происходит именно тогда, когда счастливый сознает собственное счастье и радуется ему. Он получает удовольствие по разным причинам, например потому, что он физически здоров или что его желания исполняются. Но, кроме того, в самом счастье заключен уже источник удовольствия: можно радоваться собственному счастью. Гельвеций писал, что среди тысячи удовольствий человека особую радость дает ему счастье (См.: Гельвеций. Счастье. М., 1936).

Не только удовольствия ведут к счастью, но и счастье является причиной удовольствия.

(Но и наоборот: сознание собственного несчастья является еще одним источником огорчения. Так, Стендаль в романе «Красное и черное» писал об одном из своих героев: «. Самым мучительным в жизни был момент. когда он, только что очнувшись ото сна, заново осознавал свое несчастье». (Стендаль. Собр. соч. в 15-ти томах, т. 1. М., 1959 с. 507)

Счастливый человек больше расположен к переживанию удовольствий, чем несчастливый. Довольного обрадует то, что не развлечет недовольного и огорченного. Когда удовольствия в жизни какого-либо человека прошли, если можно так выразиться, «порог счастья», то в дальнейшем они возникают уже легко.

Источник