Время у Шекспира
Не хвастай, время, властью надо мной.
Я знаю: время
Рассудит всех. Конец венчает дело.
. Жизнь — игрушка
Для Времени, а Время — страж вселенной.
Как и сам Уильям Шекспир, шекспировское время многолико, многомерно, многозначно, амбивалентно. Время как выбор, деятельность, активность, ценность, свобода, недуг, воля, власть, горе, возмездие, страж, обидчик,
судья.
Ваш обидчик — Время, не король.
Ход времени — роковой, трагический, торжественный, смутный,
непостижимый, мистический. Время завистливое, вывихнутое, смердящее,
всеобесценивающее и всепожирающее, hideous, ragged, bloody, tyrant,
devouring, slittish, cruel, injurious, fell, etc.
Make war upon this bloody tyrant Time
Devouring Time, swift-footed Time, old Time.
Забываются легко
Былая доблесть, красота, отвага,
Высокое происхожденье, сила,
Любовь и дружба, доброта и нежность.
Все очернит завистливое время.
У шекспировского времени есть начало, конец, дно: «мелко прозондировали
дно времени». Вообще вряд ли найдутся свойства времени, не подмеченные
Шекспиром.
Многозначность слова «время» позволяет перейти к другому образу —
время как весь строй жизни. Король растратил свое время, и оно
отплатило ему за это, растратив, опустошив его. Потом возникаем мысль
о счете времени, о часах, отмеряющих его и, наконец, о колоколе, не
только возвещающем о времени, но и о конце его. Вот эта сложная цепь
образов:
Я долго время проводил без пользы.
Зато и время провело меня.
Часы растратив, стал я сам часами:
Минуты-мысли; ход их мерят вздохи;
Счет времени — на циферблате глаз,
Где указующая стрелка-палец,
Который наземь смахивает слезы;
Бой, говорящий об истекшем часе, —
Стенанья, ударяющие в сердце,
Как в колокол. Так вздохи и стенанья
Ведут мой счет минутам и часам.
Время и пространство Шекспира экстенсивны — они выходят за пределы
действия, обладают свойством «поперечного расширения», разветвления,
искривления, они соответствуют не Ньютону, а Лобачевскому, Гильберту,
Эйнштейну.
Время в трагедиях Шекспира приобрело добавочные измерения. Каждый
персонаж и все отношения у Шекспира многомерны во времени. Они
означают одно на сегодня, и они же означают иное, если удлинить
временную перспективу и выйти за черту настоящего. На сегодня
господствует Яго. Он в трагедии всегда на виду, у него инициатива и
победа. Но такие фигуры, как Отелло, Дездемона, со всей их стихией,
прорывают настоящее, — они обогащают трагедию будущим. И это вносит
другой свет и перемену в смысл персонажей и событий.
Время в трагической поэтике Шекспира то сжимается, то
расширяется: то перед зрителем ограниченный сегодняшний день, то
глубина прошлого и будущего, — еще предстоит исследовать это глубокое
время в трагедиях Шекспира, явленное в них совместно с трехмерным
пространством. Ясно, что разрушение в трагедиях Шекспира плоского
времени, плоского настоящего связано с колеблющейся, многообразной
оценкой Шекспиром борющихся сил, с относительной оценкой тех развязок,
которые уже налицо, с относительной оценкой сегодняшних побед и
сегодняшних поражений; у сегодняшнего победителя бедны средства для
дальнейшей жизни, а у сегодняшних жертв — могучие средства, чтобы
подняться и начать борьбу сначала.
Время Шекспира телескопично: оно увеличивает отдаленное, но еще более
оно интроскопично, ибо позволяет проникать вглубь. Эю время психологично,
его длениесостояние человека.
Время — надежда и время — безнадежность. Время, дарующее вечность, и
время, пред которым бессильны юность, любовь, мечта, красота.
Так с часу и на час мы созреваем,
А после с часу и на час гнием.
Время «вскармливает добро» и «плодит зло», дарит любовь и рождает
ужасы, Генрих VI называет время «тяжким», в комедиях время — веселье и
смех.
Шекспир равно силен в изображении неизменности и подвижности времени: в
его трагедиях на античные темы актеры не случайно носят одежды XVII века.
Шекспир равно правдоподобен в «Юлии Цезаре» и «Ричарде III» именно из-за
неизменности человека. В Зимней сказке прекрасно передана двойственность
времени: обстановка далекого прошлого, вплетенного в современность.
Отношение Шекспира к времени тоже средневековое: не вымышленное нашими
«потрясающее безразличие к фактору времени», а понимание мира и человека как
«было и будет», как «все течет, но ничего не меняется».
Употребление «разных планов реальности» также свидетельствует, по
Бетеллу. об интересе Шекспира к метафизическим проблемам в связи с
проблемой времени. Сама фигура Времени символизирует вечность на фоне
меняющегося хода истории: «Время остается неизменным, переступает
пределы прошлого и настоящего, поднимается над временем и вовлекает
аудиторию в драму вечности».
Время — это ответственность человека, его опыт, сочетание фортуны и
овладения судьбой, самосовершенствования.
Мы лишь в трудах приобретаем
опыт, а время совершенствует его.
М. Бахтин, исследуя хронотоп Рабле, обнаружил связь человеческих
поступков с пространством-временем, пафос пространственных и временных
просторов, движущий героями Алькофрибаса, Шекспира, Камоэнса, Сервантеса.
Время Шекспира неблагополучно во многих смыслах — от неблагополучия
всех времен до счета времени, с которым в пьесах Шекспира далеко
неблагополучно. Шекспир не в ладах с хронологией. Для концентрации действия
он легко сближает прошлое и будущее, меняет последовательность событий и,
если необходимо, пренебрегает историей.
Время Шекспира — «вывихнутое время», распавшаяся связь времен. Хотя
человек занимает в Великой Цепи Бытия серединное положение, хотя он
«мастерское создание» и «венец всего живущего», тут же, в той же речи
Гамлета — контроверзой к «достоинству человека» Пико — следует: «А что для
меня эта квинтэссенция праха? Из людей меня не радует ни один. «
Как человек Шекспира — промежуточное звено между бестелесным духом и
живой плотью, так и время Шекспира — связь гармонии и разлада.
Раздвигая рамки времени, Шекспир вложил трагические конфликты и
несообразности старых хроник во внеисторические перспективы, осуществив это
с помощью символов разрушения существующего порядка и мучительных
переживаний человека, порожденных нарушением статус-кво. Трудно судить, было
ли это сознательным или бессознательным актом, но, чем бы это ни было, нет
оснований привязывать Шекспира к «общественным переменам Англии XVII века».
Шекспировское время как страж внутреннего порядка истории, как ее Закон
и Бог, как неумолимая воля исторического процесса. И рядом — «звонарь
плешивый, старец Время». История как медлительность, повторимость,
неизменность. И рядом — «Дух Времени научит быстроте. «.
Шекспир говорит о постоянном движении и изменении Времени и
всего, что в нем существует, о круговом беге Времени, безудержном
потоке часов и дней, в котором «роды бессчетные минут, сменяя
предыдущие собой, поочередно к вечности бегут», где в «шорохе часов
неторопливом украдкой время к вечности течет».
В «Зимней сказке» движение времени выражено «в его ритмических
процессах, которые в человеческом росте и возрождении ассоциируются с
жизненными ритмами природы в целом».
. круговорот времен несет с собой отмщенье.
О каком отмщенье думал молодой Бард, когда писал эти строки? О защите
собственного достоинства? О человеческой несправедливости? О прощании с
молодостью.
Если хотите, Шекспир антиисторичен. Он антиисторичен не потому, что
античные персонажи носят ренессансные костюмы — он антиисторичен потому, что
они лишены черт времени. Все его истории — для любых времен. Сегодня мы
ходим «на Шекспира» потому, что он показывает нам наше время, нашу историю.
И он сам обращался к прошлому по той же причине: дабы разобраться с собой.
Если Шекспир историчен, то история для него — не восхождение, а утpaтa.
В прошлое Шекспир всегда глядит с сожалением, ибо прошедшее время
уносит с собой самое ценноечеловеческие жизни и судьбы. В будущее поэт
смотрит без восторга и без надежд, как, например. Спенсер, и весьма
сдержанно. У Спенсера все — в будущих радостях любви. У Шекспира в
будущем — лишь гибель, смерть, и только искусство бессмертно. Никаких
иллюзий он не питает ни относительно жизни, ни относительно любви.
Но, пожалуй, самое важное свойство шекспировского времени — его
быстротечность, беспощадность, убийственность, воинственность.
Время на тебя идет войною
И день твой ясный гонит в темноту.
И Время, что с улыбкой создает
Земные совершенные черты,
Урочный совершая оборот.
Становится убийцей красоты.
Оно пронзает молодости цвет,
И бороздит, как плуг, чело красы.
Ни юности, ни совершенству нет
Спасения от злой его косы.
Я наблюдал: на кару не скупясь.
Ломая судьбы, сокрушая троны
И красоту затаптывая в грязь,
Сгибает время самых непреклонных.
Недолговременность, быстротечность жизни — неизменная тема сонетов.
«Только однажды назовет он лето вечным, но и то в том смысле, что вечным оно
сохранится лишь в стихах».
But the eternal Summer shall not fade.
Время в сонетах враждебно человеку, ибо оно уничтожает его.
Метафоры, в которых время является центральным образом, изобилуют
глаголами семангического поля уничтожения, прекращения, бытия: to
decease, to eat, to confound, to deface, to cease, to change, to
devour, to pluck, to burn, to delve, to dig, to crush, to overwear, to
take away, to kill, to waste, to remove.
Мы видели, как времени рука
Срывает все, во что рядится время,
Как сносят башню гордую века
И рушит медь тысячелетий бремя,
Как пядь за пядью у прибрежных стран
Захватывает землю зыбь морская,
Меж тем как суша грабит океан,
Расход приходом мощным покрывая,
Как пробегает дней круговорот
И королевства близятся к распаду.
Все говорит о том, что час пробьет —
И время унесет мою отраду.
А это — смерть. Печален мой удел —
Каким я хрупким счастьем овладел.
Время как вор и душитель:
Как вор, спешит безжалостное время
Награбленное кое-как упрятать.
Все наши вздохи, клятвы, поцелуи,
Которых больше, чем на небе звезд.
Оно сжимает, душит, превращает
В короткое «прощай», как подаянье,
Оставив нам лишь поцелуй безвкусный,
Приправленный жестокой солью слез.
Время как пожиратель жизни, как темная всепоглощающая бездна, как
всеобесценивающая стихия, как беспощадный враг, как орудие уничтожения —
коса, серп, нож.
Мы дни за днями шепчем: «Завтра, завтра».
Так тихими шагами жизнь ползет
К последней недописанной странице.
Оказывается, что все «вчера»
Нам сзади освещали путь к могиле.
Конец, конец, огарок догорел.
Можно ли лучше передать общечеловеческое чувство быстротекучести
времени, тщеты жизни и заодно душевного опустошения Макбета.
Мгновенность — единица измерения, свойственная опыту нашего поколения,
говорил Генрих Белль. Мгновенность времени — основная идея Шекспира:
мгновенность жизни, мгновенность любви. Время — пожирает, могила буквально
поедает. Тема времени проходит через 107 сонетов, смерти — через 72. Время —
причина человеческих бедствий, смерть — следствие времени. Время —
негативно, смерть — бесцветна. Рядом с временем-разрушителем —
разрушитель-человек. Но не только.
Игра и произвол закон моей природы.
Я разрушаю вмиг, что создавалось годы,
И созидаю вновь.
Из предначертанной быстротечности человеческой жизни Шекспир. делает
единственно возможное для него заключение: против опустошительных набегов
времени у человека двоякого рода оружие: продолжение рода и личная доблесть,
которая проявляется в деяниях, заслуживающих увековечения в памяти грядущих
поколений.
Уж если медь, гранит, земля и море
Не устоят, когда придет им срок,
Как может уцелеть, со смертью споря,
Краса твоя — беспомощный цветок?
Как сохранить дыханье розы алой,
Когда осада тяжкая времен
Незыблемые сокрушает скалы
И рушит бронзу статуй и колонн?
О горькое раздумье. Где, какое
Для красоты убежище найти?
Как маятник остановив рукою,
Цвет времени от времени спасти?
Надежды нет. Но светлый облик милый
Спасут, быть может, черные чернила!
Кэролайн Сперджен считает, что философия «Троила и Крессиды»
«сосредоточена на могуществе времени и на пределах этого могущества» и что
«различные персонажи пьесы представляют наиболее разнообразные и
поразительные аспекты времени, какие можно найти во всем творчестве
Шекспира». В чем же суть этой философии? — В христианско-мистическом выходе
за пределы времени, в могуществе любви, побеждающей могущество времени.
Изменчивость — лишь одна сторона времени, другая — постоянство: все
течет, все меняется и все возвращается на круги своя. Движение поверхностно,
пучинанеподвижна. В устах Улисса это звучит так: «Что недвижно — не так в
глаза бросается, как то, что движется». Это не диалектическое единство — это
соотношение вечности и суетности. Действие «Бури» протекает в золотом мире —
во временном континууме, где прекращается течение времени и жизнь становится
неотличимой от сна. Мир романтических драм Шекспира лежит за пределами
времени и пространства — это мир эйдосов, эмпирея, Зазеркалья, мир,
свободный от человеческих и исторических ограничений, мир свободного духа и
живой идиомы поэзии, в которой он выражен.
Время Шекспира — это уже длительность Бергсона: оно есть субъективное,
индивидуальное, внутреннее достояние личности, поле деятельности, на котором
человек вопреки собственной смертности может раскрыть свою духовную
сущность. Время Шекспира неравномерно, оно идет различным шагом с разными
людьми, говорит шекспировская Розалинда: «Я могу сказать вам, с кем оно идет
иноходью, с кем — рысью, с кем — галопом, с кем — стоит на месте». «Будьте
внимательны, — поучает шекспировский Гауэр, — и с помощью вашей великолепной
фантазии вы сможете растянуть время, которое столь быстро пронеслось перед
вами».
Л.М.Баткин пишет, что, делая время достоянием человека, последователи
Шекспира снимали «дуализм бренного времени и трансцендентной вечности,
возвышая самоосуществление личности и ее краткий жизненный срок как
посюстороннее торжество божества в человеке».
Пусть будет слава, наша цель при жизни,
В надгробьях наших жить, давая нам
Благообразье в безобразьи смерти
У времени прожорливого можно
Купить ценой усилий долгих честь,
Которая косу его притупит
И даст нам вечность целую в удел.
Источник
