Психологизм, подтекст
Психологизм
Психологизм — способ изображения душевной жизни человека в художественном произведении: воссоздание внутренней жизни персонажа, ее динамики, смены душевных состояний, анализ свойств личности героя.
Психологизм бывает открытым и неявным:
- Открытый психологизм — включение автором речи персонажа (монологи, внутренние монологи), его чувств и переживаний, посредством возникающих перед ним образов («диалектика души» в произведениях Л.Н.Толстого).
- Открытый психологизм передается через:
- внутренний монолог;
- диалог с самим собой;
- поток сознания, сон;
- самоанализ;
- повествование от первого лица;
- дневниковые записи;
- письма;
- воспоминания;
- воображение и др.
- Открытый психологизм передается через:
- Неявный психологизм — скрытое внутреннее состояние героев.
- Неявный психологизм передается через:
- детали быта, жилья, одежды;
- портретную характеристику;
- речь, мимику, жесты, походку;
- пейзаж;
- организацию синтаксиса
- Неявный психологизм передается через:
Подтекст
Подтекст — сокрытый cмыcл, нe выpaжeнный пpямo и oткpытo, a проистекающий из пoвecтвoвaния , требующий анализа и осмысления.
Источник
Литература. Термины и понятия. Психологизм в литературе. Понятие примеры.
Психологизм.
Психологизм – это один из способов изображения внутренней жизни персонажа художественного произведения.
Психологизм (oт гpeч. psyche — дyшa и logos — пoнятиe, cлoвo) – система средств и приемов, направленных на полное, глубокое и детальное раскрытие внутреннего мира героев, их взглядов, мыслей, чувств, стремлений.
Способы и методы психологизма в литературе.
Авторское психологическое повествование – это повествование от третьего лица, которое ведется «нейтральным», «посторонним» рассказчиком. Эта форма повествования позволяет автору без всяких ограничений вводить читателя во внутренний мир персонажа и показывать его наиболее подробно и глубоко. Он может проследить детально внутренние процессы, прокомментировать самоанализ героя, рассказать о тех душевных движениях, которые сам герой не может заметить или в которых не хочет себе признаться.
Пример.
«Он задыхался; все тело его видимо трепетало. Но это было не трепетание юношеской робости, не сладкий ужас первого признания овладел им: это страсть в нем билась, сильная и тяжелая, страсть, похожая на злобу и, быть может, сродни ей…» («Отцы и дети». И.С. Тургенев).
Внутренний монолог — передача мыслей и эмоций героев, их переживаний, как бы подслушанных автором (мысли Анны Карениной по пути на вокзал до самоубийства; монолог Катерине в «Грозе» : Да уж измучилась я! Долго ль еще мне мучиться. Для чего мне теперь жить, ну для чего? Ничего мне не надо, ничего мне не мило, и свет божий не мил! А смерть не приходит. Ты ее кличешь, а она не приходит»).
Персонажи-двойники ; так герой-двойник Ивана Карамазова — чёрт, который появляется при обострении душевной болезни героя и исчезает при появлении Алеши. Черт – воплощение какой-то стороны сознания Ивана, их внутренний диалог – это его внутренний спор с самим собой.
Рассказ от первого лица – то есть от лица автора или героя произведения, что позволяет ярче передавать внутреннее состояние, переживания, мысли.
Например, повесть В.Г. Короленко «Дети подземелья»: «Моя мать умерла, когда мне было шесть лет. Отец, весь отдавшись своему горю, как будто совсем забыл о моем существовании. Порой он ласкал мою маленькую сестру Соню и по-своему заботился о ней, потому что в ней были черты матери. Я же рос, как дикое деревцо в поле, — никто не окружал меня особенно заботливостью, но никто и не стеснял моей свободы».
Письма, дневники. Они позволяют наиболее естественно сообщать о внутреннем состоянии героев, достаточно полно и глубоко раскрыть внутренний мира (герой сам говорит о своих мыслях и переживаниях).
Примеры: письма Онегина и Татьяны в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин», письмо Обломова к Ольге в романе И. Гончарова).
Я к вам пишу – чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня.(Письмо Татьяны Онегину).
Записки путешественника – позволяют передавать мысли, наблюдения размышления автора.(«Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева: «В созидании городов видел я одно расточение государственныя казны, нередко омытой кровию и слезами моих подданных. В воздвижении великолепных зданий к расточению нередко присовокуплялося и непонятие о истинном искусстве. Я зрел расположение их внутренное и внешное без малейшего вкуса»).
Сны героев ; они влияют на ход событий, предвосхищают их, предают внутреннее состояние героя. Так Дмитрий Карамазов видит во сне плачущее дитя, потому что он постоянно ищет свою нравственную «правду», мучительно пытается сформулировать «идею мира», и она является ему во сне. (Ф.М. Достоевский).
Из сна Обломова: «Илья Ильич проснулся утром в своей маленькой постельке. Ему только семь лет. Ему легко, весело. Какой он хорошенький, красненький, полный! Щечки такие кругленькие, что иной шалун надуется нарочно, а таких не сделает. Няня ждет его пробуждения. Она начинает натягивать ему чулочки; он не дается, шалит, болтает ногами; няня ловит его, и оба они хохочут».
Мечты, планы героев (пустые мечтания Манилова : «Далее он снова стал мечтать: «…как бы хорошо было жить с другом на берегу какой-нибудь реки, потом чрез эту реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, что можно оттуда видеть даже Москву и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах». Н.В. Гоголь. «Мёртвые души»).
Внешние приёмы (жесты, мимика); например, отрывок из повести И.С. Тургенева «Первая любовь: после такой невероятной для Владимира встречи он «убежал к себе в комнату, бросился на постель и закрыл лицо руками». Эти жесты являются знаком того, что герой был в необыкновенном восторге от пережитого, который не мог словесно выразить, и поэтому все эмоции вылились в слезы, слезы радости.
Художественные детали (портрет, пейзаж, мир вещей).
Примеры.
Мир вещей.
«Дома он увидел на стуле зонтик, забытый Юлией Сергеевной, схватил его и жадно поцеловал. Зонтик был шелковый, уже не новый, перехваченный старою резинкой; ручка была из простой белой кости, дешевая. Лаптев раскрыл его над собой, и ему казалось, что около него даже пахнет счастьем» (А.П. Чехов. «Три года»).
Пейзаж. Один из ярких примеров – старый дуб, о котором думает Андрей Болконский в разные периоды календарного времени и своей жизни. Изменения, произошедшие в душе князя после второй встречи с дубом: «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год, — вдруг окончательно беспеременно решил князь Андрей. — Мало того, что я знаю все то, что есть во мне, надо, чтоб и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтобы не жили они так, как эта девочка, независимо от моей жизни, чтобы на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Портрет Печорина (М.Ю. Лермонтов. «Герой нашего времени»). «…я заметил, что он не размахивал руками – верный признак некоторой скрытности характера»; глаза его не смеялись, когда он смеялся: «это признак – или злого нрава, или глубокой постоянной грусти» и т.д.
Подтекст. Внутренний мир героев иногда скрыт в подтексте, читатель лишь догадывается, что творится в их душе. (Например, чёрное платье Анны Карениной: «Это было редкой красоты черное платье. Оно было абсолютно черное, но поскольку оно было сшито из бархата, кожи и шелка, то шелк был прозрачно-черным, а бархат совершенно-сумасшедше-черным».)
Прием умолчания , при котором писатель в какой-то момент вообще ничего не говорит о внутреннем мире героя, заставляя читателя самого проводить психологический анализ, намекая на то, что внутренний мир героя, хотя он прямо и не изображается, все-таки достаточно богат и заслуживает внимания. На письме умолчание обычно обозначается многоточием.
«С минуту они смотрели друг на друга молча. Разумихин всю жизнь помнил эту минуту. Горевший и пристальный взгляд Раскольникова как будто усиливался с каждым мгновением, проницал в его душу, в сознание. Вдруг Разумихин вздрогнул. Что-то странное как будто прошло между ними… Какая-то идея проскользнула, как будто намек; что-то ужасное, безобразное и вдруг понятное с обеих сторон… Разумихин побледнел как мертвец». Достоевский не договаривает, умалчивает о самом главном – что «произошло между ними»: то, что внезапно Разумихин понял, что Раскольников убийца, и Раскольников понял, что Разумихин это понял. («Преступление и наказание». Ф.М. Достоевский).
Таким образом, существует много приёмов и способов для изображения внутреннего мира героев, то есть приёмов психологизма в литературе.
Материал подготовила: Мельникова Вера Александровна.
Источник
Как описать эмоциональное состояние героя
Мы привыкли использовать слово «эмоция» где надо и где не надо. И в литературных опытах начинающих писателей не редкость, когда описание эмоционального состояния героя обозначается например так: «он испытал сильные эмоции, непередаваемые эмоции», – все. Может ли такое описание вызвать у читателя интерес или сочувствие к герою? Нет.
Начинающий писатель понимает это, он старается разнообразить текст, придать ему живости и глубины. Получается примерно следующее: «Кровь бросилась ему в голову, колени стали ватными, каждая клеточка его тела затрепетала». Но читатель снова не верит, потому что за этим описанием пустота. Нет отклика, нет настоящего чувства.
Другой начинающий понимает, что обилие избитых фраз – не выход. Но как быть, если надо объяснить состояние персонажа, если он, например разозлился? Начинающий так и пишет: «он был зол». Он сообщает читателю о состоянии героя, как если бы писал конспект к будущему произведению, или тезисы.
«Он был зол» – что скрывается под этим утверждением? Как и почему злился герой?. Злость – это черта характера, или временное состояние? Что привело героя в это состояние? Что он испытывает, когда злится? И как это – быть злым?
Писатель просто обязан знать ответы на все эти вопросы.
Как же описать эмоциональное состояние героя.
1. Через монолог – внутренний или внешний. Герой переживает своё состояние, он думает, рассуждает, мечется, мечтает, радуется, скорбит, боится, гневается, унывает или ненавидит – все это он рассказывает читателю. Обратите внимание на внутренние монологи Раскольникова, Обломова или Печорина – и вы погрузитесь во внутренний мир героев, увидите их, почувствуете, попытаетесь понять, примете их правду или отвергните, но не останетесь равнодушными.
2. Через действие и монолог. Герой говорит и действует, своими поступками иллюстрируя, подчеркивая внутреннее состояние. Он бьет кулаком по столу и бранится, он лежит неподвижно на диване и смотрит в потолок, он ходит из угла в угол, он воет от бессилия, он молится, он весело или нервно хохочет, он задыхается, его тошнит, он падает в обморок – и тысячи разных действий, поступков, жестов.
3. Через диалог и действие. Прием безошибочный. Герои могут показать в диалоге все, что угодно автору: и свои характеры, и особенности поведения, и портреты, и внутреннее состояние, и статус, и профессию, и национальность – главное же, в диалоге легко передать настроение героев, создать тот самый эмоциональный накал, который так необходим читателю.
4. Массовая сцена. В полифоническом романе такие сцены особенно выразительные. Обратите внимание на сцену у камина в романе Ф. М. Достоевского «Идиот». Федор Михайлович собирает у Настасьи Филипповны более десятка персонажей, и все они звучат, у каждого свой голос, свой характер. Каждый проявляет себя, и дополняет других. Попробуйте прочитать вслух, или посмотрите отрывок из кинофильма. Взаимодействие всех гостей и хозяйки создают такой высокий эмоциональный накал, что дух захватывает.
«Настасья Филипповна схватила в руки пачку.
– Ганька, ко мне мысль пришла: я тебя вознаградить хочу, потому за что же тебе всё‑то терять? Рогожин, доползет он на Васильевский за три целковых?
– Ну, так слушай же, Ганя, я хочу на твою душу в последний раз посмотреть; ты меня сам целых три месяца мучил; теперь мой черед. Видишь ты эту пачку, в ней сто тысяч! Вот я ее сейчас брошу в камин, в огонь, вот при всех, все свидетели! Как только огонь обхватит ее всю – полезай в камин, но только без перчаток, с голыми руками, и рукава отверни, и тащи пачку из огня! Вытащишь – твоя, все сто тысяч твои! Капельку только пальчики обожжешь, – да ведь сто тысяч, подумай! Долго ли выхватить! А я на душу твою полюбуюсь, как ты за моими деньгами в огонь полезешь. Все свидетели, что пачка будет твоя! А не полезешь, так и сгорит; никого не пущу. Прочь! Все прочь! Мои деньги! Я их за ночь у Рогожина взяла. Мои ли деньги, Рогожин?
– Твои, радость! Твои, королева!
– Ну, так все прочь, что хочу, то и делаю! Не мешать! Фердыщенко, поправьте огонь!
– Настасья Филипповна, руки не подымаются! – отвечал ошеломленный Фердыщенко.
– Э‑эх! – крикнула Настасья Филипповна, схватила каминные щипцы, разгребла два тлевшие полена и, чуть только вспыхнул огонь, бросила на него пачку.
Крик раздался кругом; многие даже перекрестились.
– С ума сошла, с ума сошла! – кричали кругом.
– Не… не… связать ли нам ее? – шепнул генерал Птицыну, – или не послать ли… С ума ведь сошла, ведь сошла? Сошла?
– Н‑нет, это, может быть, не совсем сумасшествие, – прошептал бледный как платок и дрожащий Птицын, не в силах отвести глаз своих от затлевшейся пачки.
– Сумасшедшая? Ведь сумасшедшая? – приставал генерал к Тоцкому.
– Я вам говорил, что колоритная женщина, – пробормотал тоже отчасти побледневший Афанасий Иванович.
– Но ведь, однако ж, сто тысяч!…
– Господи, господи! – раздавалось кругом. Все затеснились вокруг камина, все лезли смотреть, все восклицали… Иные даже вскочили на стулья, чтобы смотреть через головы. Дарья Алексеевна выскочила в другую комнату и в страхе шепталась о чем‑то с Катей и с Пашей. Красавица немка убежала.
– Матушка! Королевна! Всемогущая! – вопил Лебедев, ползая на коленках перед Настасьей Филипповной и простирая руки к камину. – Сто тысяч! Сто тысяч! Сам видел, при мне упаковывали! Матушка! Милостивая! Повели мне в камин: весь влезу, всю голову свою седую в огонь вложу. Больная жена без ног, тринадцать человек детей – всё сироты, отца схоронил на прошлой неделе, голодный сидит, Настасья Филипповна!! – и, провопив, он пополз было в камин.
– Прочь! – закричала Настасья Филипповна, отталкивая его. – Расступитесь все! Ганя, чего же ты стоишь? Не стыдись! Полезай! Твое счастье!
Но Ганя уже слишком много вынес в этот день и в этот вечер и к этому последнему неожиданному испытанию был не приготовлен. Толпа расступилась пред ними на две половины, и он остался глаз на глаз с Настасьей Филипповной, в трех шагах от нее расстояния. Она стояла у самого камина и ждала, не спуская с него огненного, пристального взгляда. Ганя, во фраке, со шляпой в руке и с перчатками, стоял пред нею молча и безответно, скрестив руки и смотря на огонь. Безумная улыбка бродила на его бледном как платок лице. Правда, он не мог отвести глаз от огня, от затлевшейся пачки; но, казалось, что‑то новое взошло ему в душу; как будто он поклялся выдержать пытку; он не двигался с места; через несколько мгновений всем стало ясно, что он не пойдет за пачкой, не хочет идти.
– Эй, сгорят, тебя же застыдят, – кричала ему Настасья Филипповна, – ведь после повесишься, я не шучу!
Огонь, вспыхнувший вначале между двумя дотлевавшими головнями, сперва было потух, когда упала на него и придавила его пачка. Но маленькое синее пламя еще цеплялось снизу за один угол нижней головешки. Наконец тонкий, длинный язычок огня лизнул и пачку, огонь прицепился и побежал вверх по бумаге по углам, и вдруг вся пачка вспыхнула в камине, и яркое пламя рванулось вверх. Все ахнули.
– Матушка! – всё еще вопил Лебедев, опять порываясь вперед, но Рогожин оттащил и оттолкнул его снова.
Сам Рогожин весь обратился в один неподвижный взгляд. Он оторваться не мог от Настасьи Филипповны, он упивался, он был на седьмом небе.
– Вот это так королева! – повторял он поминутно, обращаясь кругом к кому ни попало. – Вот это так по‑нашему! – вскрикивал он, не помня себя. – Ну, кто из вас, мазурики, такую штуку сделает, а?
Князь наблюдал грустно и молча.
– Я зубами выхвачу за одну только тысячу! – предложил было Фердыщенко.
– Зубами‑то и я бы сумел! – проскрежетал кулачный господин сзади всех в припадке решительного отчаяния. – Ч‑черрт возьми! Горит, всё сгорит! – вскричал он, увидев пламя.
– Горит, горит! – кричали все в один голос, почти все тоже порываясь к камину.
– Ганя, не ломайся, в последний раз говорю!
– Полезай! – заревел Фердыщенко, бросаясь к Гане в решительном исступлении и дергая его за рукав, – полезай, фанфаронишка! Сгорит! О, пр‑р‑роклятый!
Ганя с силой оттолкнул Фердыщенка, повернулся и пошел к дверям; но, не сделав и двух шагов, зашатался и грохнулся об пол.
– Обморок! – закричали кругом.
– Матушка, сгорят! – вопил Лебедев.
– Даром сгорят! – ревели со всех сторон.
– Катя, Паша, воды ему, спирту! – крикнула Настасья Филипповна, схватила каминные щипцы и выхватила пачку.
Вся почти наружная бумага обгорела и тлела, но тотчас же было видно, что внутренность была не тронута. Пачка была обернута в тройной газетный лист, и деньги были целы. Все вздохнули свободнее.
– Разве только тысчоночка какая‑нибудь поиспортилась, а остальные все целы, – с умилением выговорил Лебедев.
– Все его! Вся пачка его! Слышите господа! – провозгласила Настасья Филипповна, кладя пачку возле Гани. – А не пошел‑таки, выдержал! Значит, самолюбия еще больше, чем жажды денег. Ничего, очнется! А то бы зарезал, пожалуй… Вон уж и приходит в себя. Генерал, Иван Петрович, Дарья Алексеевна, Катя, Паша, Рогожин, слышали? Пачка его, Ганина. Я отдаю ему в полную собственность, в вознаграждение… ну, там, чего бы то ни было! Скажите ему. Пусть тут подле него и лежит… Рогожин, марш! Прощай, князь, в первый раз человека видела! Прощайте, Афанасий Иванович, merci!»
ДЗ: Попробуйте придумать и написать эмоциональную сцену: монолог, диалог, действие и взаимодействие.
Источник
