Способы поддержания международной безопасности

Способы поддержания международной безопасности

© Н.А.Баранов

Тема 6. Международная безопасность: глобальный и региональный аспекты

1. Характеристика международной безопасности

Международная безопасность — система международных отношений, основанная на соблюдении всеми государствами общепризнанных принципов и норм международного права, исключающая решение спорных вопросов и разногласий между ними с помощью силы или угрозы.

Принципы международной безопасности предусматривают:

Ø утверждение мирного сосуществования в качестве универсального принципа межгосударственных отношений;

Ø обеспечение равной безопасности для всех государств;

Ø создание действенных гарантий в военной, политической, экономической и гуманитарной областях;

Ø недопущение гонки вооружений в космосе, прекращение всех испытаний ядерного оружия и полная его ликвидация;

Ø безусловное уважение суверенных прав каждого народа;

Ø справедливое политическое урегулирование международных кризисов и региональных конфликтов;

Ø укрепление доверия между государствами;

Ø выработка эффективных методов предотвращения международного терроризма;

Ø искоренение геноцида, апартеида, проповеди фашизма;

Ø исключение из международной практики всех форм дискриминации, отказ от экономических блокад и санкций (без рекомендаций мирового сообщества);

Ø установление нового экономического порядка, обеспечивающего равную экономическую безопасность всех государств.

Неотъемлемая часть международной безопасности — действенное функционирование закрепленного Уставом ООН механизма коллективной безопасности (Глобалистика: Энциклопедия).

Основными способами обеспечения международной безопасности являются :

Ø двусторонние договоры об обеспечении взаимной безопасности между заинтересованными странами;

Ø объединение государств в многосторонние союзы;

Ø всемирные международные организации, региональные структуры и институты для поддержания международной безопасности;

Ø демилитаризация, демократизация и гуманизация международного политического порядка, установление верховенства права в международных отношениях.

В зависимости от масштабов проявления различают следующие уровни международной безопасности:

1) национальный,

2) региональный и

3) глобальный.

Такая типология непосредственно связана с важнейшими пространственными категориями геополитической теории, каковыми являются: государственная территория, геостратегические и геополитические регионы; мировое геополитическое пространство.

Государственная территория — это часть земного шара, над которой осуществляет суверенитет определенное государство. Сказанное означает, что государственная власть в пределах своей территории обладает верховенством и не зависит от других сил и обстоятельств. Однако такое представление следует отнести к идеальной, существующей в теории модели. На практике государственный суверенитет имеет определенные ограничения, которые накладывают на него взаимодействия страны с другими субъектами международных отношений. Эти ограничения связаны с обязательствами, принимаемыми государствами при заключении международных договоров, в результате вступления в международные организации.

Величина территории , которую занимает то или иное государство на планете, является одним из важнейших показателей, во многом определяющих место страны в иерархии международных отношений, ее политику на мировой арене и национальные геополитические интересы. Размер сухопутной территории при определении геополитического потенциала государства всегда сопрягается с численностью его населения. Сумма государственных территорий всех стран мира вместе с международными проливами, открытым морем и Антарктидой составляет мировое геополитическое пространство. Оно, в свою очередь, подразделяется на регионы.

Геостратегический регион образуется вокруг государства или группы государств, играющих ключевую роль в мировой политике, и представляет собой большое пространство, в которое, помимо территорий регионообразующих стран, входят зоны их контроля и влияния. Число подобных регионов обычно крайне ограничено, они занимают громадные пространства и определяют расположение центров силы в мировом сообществе. Эти регионы состоят из геополитических пространств меньшей величины, называемых геополитическими регионами.

Геополитический регион — это часть геостратегического региона, отличающаяся более тесными и устойчивыми политическими, экономическими и культурными связями. Геополитический регион более органичен и контактен, чем геостратегический.

Развитие понятия «международная безопасность». В самом общем виде современное понима­ние международной безопасности было сформулировано при создании ООН в первой статье Устава этой организации, где определяется ее глав­ная задача: «1. Поддерживать международный мир и безопасность и с этой целью принимать эффективные коллективные меры для предот­вращения и устранения угрозы миру и подавления актов агрессии или других нарушений мира и проводить мирными средствами, в согласии с принципами справедливости и международного права, улаживание или разрешение международных споров или ситуаций, которые могут при­вести к нарушению мира».

Широкое хождение понятие «безопасность» получило в Соединен­ных Штатах в конце 1940-х — начале 1950-х годов, когда этим терми­ном начали обозначать комплексную сферу военно-гражданских ис­следований стратегии, технологий, контроля над вооружениями в условиях холодной войны, когда проблема военного противостояния, особенно в новом ядерном измерении, превратилась в доминирующую сферу международных отношений. Курсы по международной безопас­ности стали неотъемлемой частью университетских программ, а сама эта тематика превратилась в центральный предмет исследований быстро растущего числа научно-исследовательских центров.

Еще одной областью, охватывавшейся широким понятием «безопас­ность», была деятельность по мобилизации военного, экономического, иде­ологического и других ресурсов государства и общества в условиях воен­но-политического противостояния в годы холодной войны. Именно эту цель преследовала радикальная реформа органов государственной влас­ти, проведенная в США в соответствии с «Законом о национальной безо­пасности» 1947 г., по которому были созданы министерство обороны, ЦРУ, управление по мобилизации материальных и людских ресурсов, а также высший военно-политический орган — Совет национальной безопаснос­ти. Вскоре понятие «безопасность» было принято в структурах НАТО, пре­вратилось в предмет «высокой политики», главный объект исследований международных отношений в Европе и других частях мира.

Термин «безопасность» постепенно входил в советский военный и политический словарь по мере интенсификации контактов с Западом, прежде всего в области контроля над вооружениями, а затем по мере вовлечения СССР в обсуждение соответствующих проблем в рамках подготовки, проведения и реализации ре­шений Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Введение этого понятия в научный и практический оборот в СССР, как это было и в ряде других случаев, например, в начале обсуждения таких категорий, как «политическая наука», «теории международных отношений» и многих других, начиналось под прикрытием его критики. Полную легитимность это понятие получило после 1985 г. в ходе перестройки, а затем после рас­пада СССР и в Российской Федерации, в частности, после создания Сове­та безопасности РФ, разработки концепции национальной безопасности, появления научных публикаций по проблемам национальной и междуна­родной безопасности.

В настоящее время сфера международной и национальной безопас­ности является одной из ключевых областей деятельности любого госу­дарства, предметом внутриполитической борьбы, внимания гражданс­кого общества, научных исследований. Это, в свою очередь, требует осознанного подхода к проблемам национальной и международной бе­зопасности со стороны не только специалистов, но и как можно более широкого круга граждан. Именно по этим причинам проблемы нацио­нальной и международной безопасности становятся частью программ образовательных институтов, публикаций, обращенных не только к спе­циалистам, но и к широкой публике.

2. Операционные модели международной безопасности

Для более детальной характеристики взглядов специалистов-международников необходимо рассмотреть те конкретные модели международной безопасности, которые предлагаются ими в ходе дискуссий. Моделирование возможно на основе разных подходов и критериев. Мы рассмотрим два типа моделей. Первый тип включает четыре модели, второй тип — три основных модели.

Модели международной безопасности , относящиеся к первому типу, конструируются в зависимости от количества субъектов системы безопасности. Выделяются четыре основных модели, конкурирующих между собой:

1. Однополярная система безопасности.

После распада Советского Союза США остались единственной сверхдержавой, которая, по мнению сторонников подобной модели, пытается нести «бремя» мирового лидерства, дабы не допустить «вакуума силы» в международных отношениях и обеспечить распространение демократии по всему миру. Интересно отметить, что не только реалисты, но и неолибералы не отвергают тезис об оправданности американской гегемонии после окончания «холодной войны». Так, ряд российских экспертов ссылается на мнение известного американского политолога Дж. Ная, который считает, что отсутствие лидерства со стороны сверхдержавы плохо и для других стран, ибо в одиночку они не в состоянии справиться со сложными проблемами эпохи глобальной взаимозависимости.

Однополярная модель предполагает усиление системы военно-политических союзов, ведомых США. Так, НАТО, по мнению ряда аналитиков, должна обеспечивать стабильность в трансатлантической подсистеме международных отношений, гармонизировать отношения между США и европейскими государствами в стратегической области, обеспечивать американское военное присутствие в Европе и гарантировать недопущение конфликтов на этом континенте.

США ясно дали понять (и продемонстрировали это на деле в ходе войны на Балканах 1999 г.), что именно НАТО должно стать главным гарантом европейской безопасности.

Другие региональные организации – ЕС, ОБСЕ и пр. – могут лишь играть второстепенную роль в архитектуре европейской безопасности XXI в. В соответствии с новой стратегической концепцией НАТО, принятой весной 1999 г., зона ответственности этого блока расширяется за счет включения в нее сопредельных регионов. Любопытно, что, с точки зрения ряда экспертов, НАТО не только выполняет задачи военно-политического союза, но и все больше приобретает идентификационно-цивилизационные функции. Членство в НАТО служит своего рода индикатором принадлежности к западной, “демократической” цивилизации. Те же, кто не являются членами НАТО и не имеют шансов войти в эту организацию, относятся к “чужим” и даже враждебным цивилизациям. По выражению одного скандинавского аналитика, по границам НАТО пролегает рубеж между Космосом и Хаосом.

После свержения режима Саддама Хусейна некоторые российские эксперты стали утверждать, что с победой США в Ираке окончательно утвердилась однополярная модель мира, и Вашингтон будет фактически единолично править миром и определять способы решения возникающих перед мировым сообществом проблем (лишь для антуража привлекая другие страны или разрешая этим странам действовать самостоятельно только в тех случаях, когда это не задевает американские интересы). По этой причине, настаивают сторонники этого взгляда, России пора отказаться от претензий на роль самостоятельного центра силы и необходимо побыстрее примкнуть к лидеру, те есть к США. В противном случае попусту будут потрачены силы и средства на ненужную конфронтацию с Вашингтоном.

Необходимо, однако, отметить, что однополярная модель международной безопасности подвергается обоснованной критике как в России, так и в самих США. Российские критики однополюсной модели ссылаются на мнение ряда американских специалистов, которые полагают, что США просто не имеют необходимых ресурсов для выполнения функций мирового лидера. Они также обращают внимание на то, что американское общественное мнение также весьма сдержанно относится к этой идее, ибо осознает, что подобная роль требует существенных финансовых затрат.

Другие центры силы – ЕС, Япония, Китай – также высказывают свое неприятие американской гегемонии (в открытой или завуалированной форме). Кроме того, основной инструмент осуществления американского лидерства – военно-политические альянсы – плохо приспособлен для решения современных проблем. Эти союзы были созданы в период «холодной войны», и их главным предназначением было предотвращение военных угроз. Многие аналитики – российские и зарубежные – считают, что для адекватного ответа на вызовы из области «мягкой безопасности» (финансово-экономические кризисы, экологические катастрофы, терроризм, наркобизнес, незаконная миграция, информационные войны и пр.) военная машина, унаследованная из прошлого, просто не годится.

2. «Концерт держав».

Некоторые специалисты предлагают в качестве наилучшей модели международной безопасности союз нескольких великих держав (по образцу Священного союза, определявшего устройство Европы после завершения наполеоновских войн), которые могли бы взять на себя ответственность как за поддержание стабильности в мире, так и за предотвращение и урегулирование локальных конфликтов. Достоинство «концерта держав», по мнению сторонников этой концепции, заключается в его лучшей управляемости и, соответственно, большей эффективности, ибо в рамках такой конструкции легче согласовать позиции и принять решение, чем в организациях, насчитывающих десятки или даже сотни (ООН) членов.

Правда, существуют разногласия по поводу состава такого «концерта». Если одни специалисты предлагают сформировать этот союз на базе «восьмерки» высокоразвитых индустриальных держав» (особенно влиятельной эта точка зрения стала после окончания войны в Ираке), то другие настаивают на непременном участии Китая и Индии.

Однако критики данной модели указывают, что она дискриминационна по отношению к малым и средним государствам. Система же безопасности, созданная на основе диктата нескольких сильных государств, не будет легитимной и не будет пользоваться поддержкой большинства членов мирового сообщества. Кроме того, эффективность этой модели может быть подорвана соперничеством между великими державами или выходом из союза одного или нескольких его членов.

3. Многополярная модель.

Ряд ученых, по своим убеждениям близких к реализму, считает, что в период после окончания «холодной войны» на деле сложилась не одно-, а многополярная система международных отношений.

Лидерство США во многом является мифическим, иллюзорным , ибо такие акторы, как ЕС, Япония, Китай, Индия, АСЕАН, Россия, признавая мощь США, все же проводят свой курс в международных делах, часто несовпадающий с американскими интересами. Росту влияния этих центров силы способствует тот факт, что меняется сама природа силы в международных отношениях. На передний план выдвигаются не военные, а экономические, научно-технические, информационные и культурные составляющие этого феномена. А по этим показателям США не всегда являются лидером. Так, по экономическому и научно-техническому потенциалу ЕС, Япония и АСЕАН вполне сопоставимы с США. Например, по объему помощи развивающимся странам Япония сравнялась с США (10 млрд. долл. ежегодно). В военной сфере ЕС также проявляет все большую строптивость, собираясь регулярно начать формирование европейской армии. Китай, осуществляющий широкомасштабную программу модернизации своих вооруженных сил, по оценкам специалистов, превратится к 2020 г. в одну из ведущих военных держав не только АТР, но и всего мира.

Сторонники многополярности настаивают на том, чтобы США признали необоснованность своих претензий на мировое лидерство и начали партнерский диалог с другими центрами силы. Идеи многополярности особенно популярны в российском политическом и академическом истеблишменте и даже возведены в ранг официальной внешнеполитической доктрины во всех вариантах КНБ.

Оппоненты многополярности подчеркивают, что подобная модель не принесет стабильности в международных отношениях. Ведь она исходит из видения системы международных отношений как поля вечной конкуренции между «центрами силы». А это, в свою очередь, неизбежно приведет к конфликтам между последними и постоянным переделам сфер влияния.

4. Глобальная (универсальная) модель.

Сторонники этой концепции исходят из тезиса о том, что международная безопасность может быть по-настоящему обеспечена лишь только на глобальном уровне, когда все члены мирового сообщества принимают участие в ее создании. По одной версии, создание этой модели возможно только тогда, когда все страны и народы будут разделять некий минимум общечеловеческих ценностей и возникнет глобальное гражданское общество с единой системой управления. Менее радикальные варианты данной концепции сводятся к тому, что подобная модель явится результатом постепенной эволюции уже существующей системы режимов международной безопасности и организаций при ведущей роли ООН.

Подобная концепция популярна в основном среди различных школ российских глобалистов, но на уровне политических элит она не пользовалась особым влиянием. Противники этой модели в основном критикуют ее за «наивность», «романтизм», «нереалистичность», отсутствие продуманного механизма создания подобной системы безопасности.

Из описанных выше четырех моделей в российском внешнеполитическом мышлении доминирует многополярная модель .

Второй тип моделей международной безопасности определяется характером отношений между участниками подобных систем безопасности. Дискуссии шли в основном вокруг трех моделей – коллективной, всеобщей и кооперационной.

1. Коллективная безопасность.

Понятие, появившееся в мировом политическом лексиконе и укоренившееся в дипломатической практике еще в 1920-30-е гг., когда предпринимались попытки создать механизм предотвращения новой мировой войны (в основном на базе Лиги Наций).

Главными элементами коллективной безопасности является наличие группы государств, объединенных общей целью (защита своей безопасности), и система военно-политических мер, направленных против потенциального противника или агрессора.

В свою очередь могут быть различные виды коллективной безопасности, отличающиеся друг от друга тем, какой тип межгосударственной коалиции положен в ее основание и какие цели ставят перед собой участники системы коллективной безопасности. Это может быть организация государств, имеющих сходное общественно-политическое устройство, общие ценности и историю (например, НАТО, Организация Варшавского договора, Европейский Союз, СНГ и пр.). Коалиция может возникнуть и по причине внешней опасности, угрожающей безопасности группе совершенно разнотипных государств, но заинтересованных в коллективной защите от общего врага.

В целом же коллективная безопасность фокусирует внимание на военно-стратегических проблемах и не нацелена на решение других аспектов международной безопасности (экономического, общественного, экологического и других измерений). Это ограничивает возможности использования данной модели в современных условиях. Тем не менее, в 1990-е гг. наблюдался подъем интереса к этой модели среди российских ученых и политиков, обусловленный динамикой развития СНГ, а также внешними угрозами (расширение НАТО, исламский фундаментализм, локальные конфликты в сопредельных регионах и пр.). Неслучайно, Ташкентский договор 1992 года был назван Договором о коллективной безопасности.

2. Всеобщая безопасность.

Понятие, впервые появившееся в докладе Комиссии Пальме 1982 г. и ставшее популярным в нашей стране еще в советский период. Ряд глобалистских школ придерживается этой концепции до сих пор.

Эта концепция призвана подчеркнуть многомерный характер международной безопасности, включая не только традиционную “жесткую”, но и “мягкую” безопасность, а также необходимость учета законных интересов не только узкой группы государств, но и всех членов мирового сообщества.

Институциональную основу всеобщей безопасности должны составлять не только и не столько военно-политические альянсы (как в случае с коллективной безопасностью), сколько глобальные организации типа ООН.

Несмотря на то, что в эвристическом смысле концепция всеобщей безопасности представляет значительный шаг вперед по сравнению с коллективной безопасностью, ей присущ ряд недостатков:

Ø некоторая расплывчатость определения международной безопасности (понятие безопасности стало синонимом общественного блага);

Ø отсутствие приоритетов;

Ø техническая непроработанность;

Ø слабое институциональное подкрепление и связанная с этим трудность воплощения в ходе практического строительства региональных или глобальных систем международной безопасности.

3. Кооперационная безопасность.

Модель, ставшая популярной с середины 1990-х гг. Эта модель, по мнению ее сторонников, сочетает в себе лучшие стороны двух предыдущих концепций. С одной стороны, она признает многомерный характер международной безопасности, а с другой – устанавливает определенную иерархию приоритетов и нацеливает субъектов международной деятельности на решение первоочередных задач.

Модель кооперационной безопасности отдает предпочтение мирным, политическим средствам решения спорных вопросов, но в то же время не исключает применения военной силы (не только как последнее средство, но и как инструмент превентивной дипломатии и миротворчества. Она поощряет сотрудничество и контакты между государствами, принадлежащими к разным типам общественного и цивилизационного устройства, и вместе с тем может опираться на существующую систему военно-политических союзов при решении конкретных вопросов. Наконец, признавая государство-нацию в качестве основного субъекта международной деятельности, эта концепция, тем не менее, большое внимание уделяет использованию потенциала международных и транснациональных организаций.

В то же время разработка модели кооперационной безопасности еще далека от своего завершения. Не до конца ясны ее многие конкретные параметры: какие институты должны стать ядром новой системы международной безопасности, каковы природа силы и границы ее использования в современных международных отношениях, каковы перспективы национального суверенитета, как сложится судьба существующих военно-политических альянсов, как предотвратить возрождение блоковой политики и скатывание нынешней системы международных отношений к хаосу и т.д.? Внушают опасение и попытки некоторых государств и коалиций (США и НАТО) интерпретировать понятие кооперационной безопасности в выгодном для себя смысле и построить не равноправную, а иерархичную систему международных отношений.

Оценивая популярность этих трех моделей, отметим, что сначала российская внешнеполитическая мысль склонялась поочередно к концепциям коллективной и всеобщей безопасности. Однако после событий 11 сентября 2001 г., приведшим к созданию широкой международной антитеррористической коалиции (с активнейшим участием России), появились признаки того, что российские внешнеполитические и интеллектуальные элиты проявляют склонность к кооперационной модели. Несмотря на временное охлаждение отношений между Россией и США из-за иракской войны, сотрудничество по таким глобальным вопросам, как нераспространение оружия массового уничтожения, сокращение военных потенциалов и разоружение, борьба с международным терроризмом, организованной преступностью, наркобизнесом, по-прежнему продолжается, а по некоторым направлениям, набирает обороты.

3. Новые параметры международной безопасности

В начале XXI в. пришло отчетли­вое осознание того, что в сфере международной безопасности происхо­дят сдвиги глубинного, «тектонического» характера, а ее обеспечение требует нового стратегического мышления, новой материально-техни­ческой базы, новых военно-политических инструментов и международ­ной организационно-правовой структуры.

Сегодняшнее состояние международной безопасности чаще всего оп­ределяют как «безопасность после окончания холодной войны». Эта фор­мулировка подчеркивает лишь очевидный факт — нынешняя междуна­родная безопасность развивается не по тем законам, по которым она функционировала в годы холодной войны. Однако она не отвечает на глав­ный вопрос: каковы новые закономерности системы международной бе­зопасности, которая приходит на смену той, которая действовала на пре­дыдущем этапе? Для понимания нарождающегося нового качества международной безопасности необходимо комплексное рассмотрение ге­незиса сегодняшнего состояния, прорисовка его «большой картины», мас­штабных и долгосрочных процессов, узловых проблем, областей совпадения и конфликта интересов основных действующих лиц, располагае­мых ими ресурсов в единстве и взаимозависимости этих факторов.

Меняющаяся внешняя среда международной безопасности.

1. Одним из основных процессов сегодняшней мировой политики и международных отношений являет­ся глобализация. Для нее характерно качественное усиление плотности и глубины взаимозависимости в экономической, политической, идеоло­гической и других областях мирового взаимодействия. При этом «плот­ность» означает возрастающее количество, разнообразие и масштабы трансграничных взаимодействий, а «глубина» — степень, в которой вза­имозависимость влияет на внутреннюю организацию обществ и обрат­но. Происходит «сжатие» мира и осознание его как единого целого.

Из этого следует существенное возрастание степени взаимозависи­мости действующих лиц и функциональных областей международной безопасности. Она становится более плотной и неделимой. В индиви­дуальных комплексах «национальных интересов» государств увеличи­вается удельный вес общего, глобального интереса. Одновременно уси­ливается глубина взаимодействия внутренних и внешних аспектов безопасности. Глобализация сопровождается более широким и энергич­ным выходом на международную арену негосударственных действую­щих лиц, как конструктивных, так и деструктивных. Угрозы, генериру­емые деструктивными негосударственными действующими лицами, дополняют традиционные угрозы, исходящие от традиционных действу­ющих лиц — государств.

2. Другим важным новым феноменом является демократизация мира. «Третья волна» демократизации, начавшаяся в середине 1970-х годов и приобретшая особенно высокую динамику после окончания холодной войны, качественно изменила соотношение сил между де­мократией и авторитаризмом. По состоянию на конец 2002 г. можно кон­статировать следующую глобальную картину соотношения между по­литической свободой, частичной свободой (транзитные режимы) и несвободой (авторитарные режимы).

По количеству государств : 46 (29)% являются свободными, 29 (25)% — час­тично свободными и 25 (46)% — несвободными.

По числу людей , про­живающих при различных политических режимах: 44 (35)% в свобод­ных странах, 21 (18)% — в частично свободных, 35 (47)% — в несвободных странах.

Согласно расчетам по обменным курсам валют глобальный валовой продукт распределяется следующим образом: сво­бодные страны производят 89%, частично свободные — 5% и несвобод­ные — 6%. Примерно такое же распределение потенциалов наблюдается и в сфере высоких технологий. Несмотря на то, что в некоторых странах процессы демократизации затормозились или были повернуты вспять, это отступление компенсировалось движением в сторону демократиза­ции в других странах и регионах. «Третья волна» демократизации выш­ла на определенное «плато» без признаков ее спада.

Если исходить из того, что буржуазные демократии не воюют или крайне редко воюют друг с другом, то расширение глобальной зоны демократии означает расширение зоны мира между теми госу­дарствами, которые в нее входят. Кроме того, в условиях глобальной взаимосвязанности и изменения «соотношения сил» в пользу демокра­тии большинство авторитарных государств предпочитает строить отно­шения с демократиями на принципах «мирного сосуществования». Как показывает практика последнего десятилетия, зона военной конфликт­ности ограничивается тем сектором, где сталкиваются некоторые демо­кратические государства (в основном США и их активные союзники) с отдельными радикальными авторитарными режимами (например, Ира­ком при Хусейне, Югославией при Милошевиче, КНДР, Ираном). При этом, как правило, демократическое сообщество и даже часть автори­тарного мира признают, что такие режимы представляют угрозу для международной безопасности, но часто расходятся по вопросу относи­тельно оправданности и целесообразности применения вооруженной силы против них.

Помимо этого демократическое сообщество оказалось расколотым по вопросу о допустимости и желательности принудительного экспор­та демократии путем смены правящих режимов в авторитарных стра­нах. Авторитарные режимы выступают против этого принципиально, потому что такая практика может в будущем коснуться каждого из них. Большая часть демократического сообщества и транзитных режимов видят в этом нарушение одного из основополагающих принципов меж­дународного права — свободы выбора того или иного политического режима. Многие считают насаждение демократии извне без соответству­ющих внутренних предпосылок непродуктивным. Существуют и серь­езные подозрения относительно того, что государства—экспортеры демократии могут прикрывать благородными намерениями свои корыстные интересы по распространению контроля и влияния — как поли­тического, так и экономического.

При всех расхождениях относительно законности или целесообразности экспорта демократий формируется более консенсусная точка зрения о необходимости ограничения экстре­мизма авторитарных режимов. С позиции международной безопаснос­ти важно и то, что в большинстве случаев такого рода разногласия при­водят к политико-дипломатическим противоречиям в демократическом сообществе, однако не материализуются в предпосылки военного про­тивостояния, а тем более открытой вооруженной конфронтации между его членами. С учетом вышеизложенных соображений можно предпо­ложить, что зона потенциальных вооруженных конфликтов между го­сударствами, по крайней мере на обозримую перспективу, сузилась до, довольно предсказуемого сегмента.

Еще одним результатом глобальной демократизации стало выдви­жение на передний план растущего консенсуса относительно самоцен­ности прав человека и принципа, согласно которому положение в этой сфере перестает быть исключительно внутренней прерогативой суве­ренных государств, а в определенных случаях становится предметом озабоченности мирового сообщества и причиной или поводом для при­нятия конкретных мер воздействия. Для сферы международной безо­пасности это означает появление феномена «гуманитарное вмешатель­ство». Другим следствием этого явления становится возрастание требований о «гуманизации» применения вооруженной силы: сокраще­нию «сопутствующих потерь» среди гражданского населения, запреще­нию «негуманных» или «неизбирательных» видов вооружений. Обра­зуется парадоксальное на первый взгляд противоречие между войной как отрицанием гуманизма и требованием о применении вооруженной силы для защиты гуманизма, между задачей применения насилия для достижения победы и «гуманизацией» такого насилия. Этот конфликт порождает множество противоречий при попытках практической реа­лизации этого феномена единства противоположностей.

3. Важным фактором мировой политики в последние десятилетия явля­ется научно-технологический прорыв с далеко идущими последствиями в экономической, социальной, политической, идеологической областях жизнедеятельности человечества. Компьютеризация и информацион­ная революция открыли дорогу для научно-технической революции в военном деле. Внедрение высоких технологий, например, существенно изменило характер и возможности обычных вооружений, системы раз­ведки и управления войсками, привело к созданию высокоточных воо­ружений, расширило возможности ведения войны на расстоянии, обес­печения «малой заметности» военной техники и т.д.

В последние годы все больше возрастает значение качества вооружений, которые все труднее компенсировать их количеством. Все больше увеличивается разрыв между передовыми в технологическом плане стра­нами и остальным миром. Такое положение дел объективно стимулирует отстающие в научно-технологическом отношении страны либо к присое­динению к коалициям высокоразвитых государств, либо к поиску проти­вовеса их превосходству в сфере «вооружений для бедных», которыми се­годня становится оружие массового уничтожения. Кроме того, научно-технологический прорыв в сочетании с повышением свободы ком­муникационных обменов значительно облегчает доступ к отдельным ас­пектам «революции в военном деле» для деструктивных негосударствен­ных действующих лиц и для транснационального объединения угроз.

4. Сегодня очевидным становится обостряющийся кризис международ­ного права, который оказывает существенное влияние на поведение дей­ствующих лиц в сфере международной безопасности. Как правило, в истории человечества все крупные международные войны завершались подписанием мирных договоров и созданием новой организационно-правовой системы международных отношений. Окончание холодной войны стало исключением из этого правила. Мировое сообщество по­шло по пути возрождения эффективности организационно-правовой системы, созданной после окончания Второй мировой войны, ядром которой является Организация Объединенных Наций. В настоящее вре­мя широко распространенной становится точка зрения о неэффектив­ности этой системы и, в частности, ООН. Если сравнивать эффектив­ность этой организации, особенно ее Совета Безопасности, во время холодной войны и после ее окончания, то нет никаких сомнений, что эта эффективность существенно возросла. Наглядным показателем явля­ется резкое возрастание консенсусных голосований в Совете Безопас­ности по большинству узловых вопросов международной безопасности и сокращение случаев применения постоянными членами Совета Безо­пасности своего право вето. Но, вместе с тем, при оценке эффективнос­ти ООН для решения качественно новых задач в сфере международной безопасности сегодняшнего дня и особенно в будущем пессимистичес­кие оценки вполне оправданы.

Восстановление после окончания холодной войны консенсуса ми­рового сообщества относительно принципов, заложенных в Уставе ООН, оказалось неполным. Принятие решений о вооруженных вмешатель­ствах в Югославии в 1999 г. и Ираке в 2003 г. в обход Совета Безопасно­сти ООН существенно снизило эффективность этой Организации и принципов регулирования сферы международной безопасности. Вне­дрение практики «гуманитарного вмешательства» означало кардиналь­ное изменение традиционного подхода к суверенитету. Угрозы трансна­ционального терроризма выдвинули на передний план качественно новую проблему «превентивных ударов». Расширяющаяся практика применения вооруженной силы против негосударственных действую­щих лиц (террористов, сепаратистов, мятежников) заострила проблему избирательного применения вооруженной силы и сокращения жертв среди мирного населения. Очевидной стала задача развития междуна­родного права и реформирования ООН для приведения их в соответ­ствие с качественно новыми реалиями мировой политики, международ­ных отношений и международной безопасности. Именно по этим причинам уже в практическую плоскость поставлен вопрос о радикаль­ной организационной реформе ООН и, в частности, ее Совета Безопас­ности, существенном развитии системы международного права, в том числе и тех норм, которые регулируют международную безопасность.

Другой серьезной причиной кризиса современной системы между­народного права и ООН является готовность и стремление ряда стран, в первую очередь Соединенных Штатов, действовать вне правового поля, в том числе и по проблемам международной безопасности. Об этом сви­детельствуют случаи намеренного обхода Совета Безопасности ООН при проведении ряда крупных акций международного вооруженного вмешательства, отказ от присоединения к таким важным инструментам международного права, как Договор о всеобъемлющем запрещении ядер­ных испытаний, Международный уголовный суд, игнорирование меж­дународных усилий по созданию механизма проверок Конвенции по бактериологическому оружию.

5 . Существенно меняется и распределение экономической мощи в мире. По данным исследования, проведенного ИМЭМО РАН, по состоянию на конец 1990-х годов доля ведущих экономических центров в мировом валовом продукте распределялась следующим образом: США — 18%, Европейский Союз — 25%, Япония — 14%, Китай — 3%, Россия — 1,2%. Другие исследования, в частности, проведенные на Западе, давали не­сколько иные цифры. Согласно им доля России составляла от 2 до 4%, Соединенных Штатов и Евросоюза была примерно равной (около 20%), Китая — 6%, а Японии — 9%. В начале XXI в. картина начинает несколь­ко меняться за счет ускорения экономического роста Китая, России, Индии, Бразилии. Но в среднесрочной перспективе общий порядок «со­отношения экономических сил» в мире в целом сохранится.

Здесь нет прямой и жесткой увязки с соотношением военного ба­ланса в мире. Например, у различных стран разные возможности направ­ления части своего экономического могущества на цели безопасности. Так, Китай и Индия вынуждены тратить подавляющую часть своего ва­лового внутреннего продукта на обеспечение жизнедеятельности суще­ственно превосходящего другие страны населения — 1,3 и 1 млрд чело­век соответственно. Наличие ракетно-ядерных потенциалов серьезно нивелирует разрывы, вытекающие из дисбаланса экономической мощи. Существенное значение имеет уровень технологического развития, в час­тности в военно-технической области. Например, Россия наследовала и, несмотря на значительные потери в экономике, в большой степени сохра­нила мощный научный потенциал и военно-промышленный комплекс, имеющий возможность производства в широком диапазоне номенклату­ры вооружений. Очень важным нематериальным фактором является по­литическая воля правительств и общественности отдельных стран к про­ведению активной политики в области международной безопасности. Это становится очевидным, например, при сравнении роли США и Японии. Тем не менее мировое экономическое уравнение является существен­ным индикатором потенциальных возможностей ведущих держав мира в сфере международной безопасности.

6. Наконец, нельзя игнорировать и существенное изменение глобаль­ной повестки дня международных отношений и мировой политики пос­ле окончания холодной войны. Неоспоримым фактом является сохра­нение приоритетности проблем международной военно-политической безопасности. Но при сравнении с временами холодной войны, когда они были доминирующими, происходит определенное возрастание при­оритетности других, невоенных областей мирового взаимодействия — экономической, экологической, гуманитарной. Например, возрастает удельный вес проблем борьбы со СПИДом, устойчивого развития «Юга», глобальным потеплением, вопросов обеспечения человечества энергоресурсами и пресной водой, регулирования генетической рево­люции и ряда других. Таким образом, изменение окружающей среды международной безопасности оказывает серьезное влияние на весь ее комплекс и отдельные составляющие.

4. «Новые» угрозы международной безопасности

В начале XXI в. оформился качественно новый набор приоритет­ных угроз международной безопасности. «Старые» угрозы [1] , проистекав­шие из прямого соперничества, в первую очередь между наиболее мощ­ными в военном плане государствами и их союзами, начали отодвигаться на второй план. Можно утверждать, что большинство «старых» угроз сегодня находится в «дремлющем» состоянии.

К «новым» угрозам сегодня относят триаду, включающую междуна­родный терроризм, распространение оружия массового уничтожения и средств его доставки, а также внутренние вооруженные конфликты. Близко к ним примыкает феномен «международных вооруженных вме­шательств», который в определенных случаях может играть роль нейт­рализатора возникающих угроз, но и сам становится угрозой — в других случаях. Эти угрозы существовали и раньше. Но в то время они были в тени «старых» угроз. Существенное повышение их приоритетности в последние годы объясняется развитием внутреннего потенциала и опас­ности каждой из этих угроз и их совокупности.

Международный терроризм выдвинулся во главу угла триады «но­вых» угроз. В последние годы наблюдается формирование нового каче­ства терроризма. Из локального явления, известного и ранее в отдель­ных странах, он превратился в не признающее государственных границ глобальное транснациональное движение, как по составу участников, так и по географии проведения операций. В качестве идеологической базы он использует крайнее течение исламистского радикализма. Новое ка­чество международного терроризма дополняется сращиванием корне­вых систем глобального движения и его национальных проявлений. Получила развитие и организационная структура этого движения, ос­новывающаяся на сетевом принципе взаимодействия часто автономных и инициативных ячеек, имеющих способность к «клонированию». По­лучив первоначальный стимул от «Аль-Каиды» во главе с Бен Ладеном, движение международного терроризма приобрело динамику самораз­вития и приспособления к местным условиям в различных уголках зем­ного шара.

Глобальный характер угрозы международного терроризма поставил задачу международного объединения усилий по борьбе с ней. Можно констатировать, что в целом мировому сообществу удалось создать ши­рокую антитеррористическую коалицию вокруг идеи крайней опаснос­ти, абсолютной неприемлемости международного терроризма и необ­ходимости совместной борьбы с ним. Однако наблюдаются и процессы, ослабляющие и раскалывающие это единство.

Другой угрозой, выдвинувшейся на передний план и приобретаю­щей новое качество, стал комплекс реального и потенциального рас­пространения оружия массового уничтожения. В большой степени рез­ко возросшая актуальность этой угрозы объясняется потенциальной возможностью ее смыкания с угрозой международного терроризма, ко­торый получил название ОМУ-терроризма. В связи с этим расшири­лось и изменилось предметное поле этой угрозы и борьбы с ней.

Если раньше источниками таких угроз были государства, то теперь они исходят главным образом от негосударственных действующих лиц. Функционировавший ранее между государствами набор поощрений и наказаний в сфере нераспространения ОМУ не способен воздействовать на негосударственных действующих лиц. У источника угрозы нет обратного адреса, по которому может быть направлено наказание. С тер­рористами нельзя договориться об отказе от такого оружия, предостав­ляя им какие-либо преимущества. Они заинтересованы не просто в об­ладании таким оружием для целей сдерживания, а именно в применении его для достижения политических целей. Одним словом, в этой сфере перестает работать рациональная логика сдерживания распространения, действовавшая ранее в межгосударственном формате.

Резко возросла ранее незначительная угроза похищения негосудар­ственными действующими лицами оружия массового уничтожения, следовательно, возникла принципиально новая задача физической за­щиты такого оружия или его компонентов. Если раньше речь шла в ос­новном об обладании таким оружием, то сегодня она дополнилась угро­зой намеренного разрушения в мирное время ядерных, химических и других объектов с последствиями, близкими к результатам применения ОМУ.

Одновременно произошел прорыв рамок традиционной системы ядерного нераспространения и обзаведение ядерным оружием новыми государствами. Это дает толчок региональным гонкам ядерных воору­жений, ставит вопрос о производстве ядерного оружия теми государ­ствами, которые прежде не имели таких планов. Вместе с тем особую обеспокоенность вызывает судьба ядерного оружия у ряда ее новых об­ладателей. Например, политическая нестабильность Пакистана вызы­вает законные вопросы о том, в чьих руках окажется ядерное оружие в случае, если власть в стране перейдет к радикальной исламистской оп­позиции, близкой к международным террористам. Некоторые государ­ства известны своим граничащим с иррациональностью поведением, в том числе и в области нераспространения, симпатиями к международ­ному терроризму или даже сотрудничеству с ним. В последнее время появилась угроза формирования полугосударственных, полуобществен­ных подпольных транснациональных сетей распространения ОМУ.

Новое измерение приобретает угроза внутренних вооруженных конфликтов. Переход от холодной войны к современному состоянию меж­дународной безопасности сопровождался затуханием ряда конфликтов, которые ранее подпитывались центральным противостоянием между Вашингтоном и Москвой. Другие конфликты, освободившиеся от вне­шних стимулов, тем не менее сохранили свою внутреннюю локальную динамику. Начал формироваться широкий международный консенсус относительно недопустимости самого явления внутренних вооружен­ных конфликтов в принципе. Это объясняется рядом причин. При всей опасности других угроз внутренние вооруженные конфликты являют­ся причинами самых крупных человеческих жертв в глобальном масштабе. В последнее время они все в большей степени сращиваются с дру­гими ведущими угрозами, в первую очередь с международным терро­ризмом, а также с незаконным оборотом наркотиков, нелегальной тор­говлей оружием, международной организованной преступностью. Зоны внутренних вооруженных конфликтов, как правило, являются самыми обездоленными в экономическом плане районами земного шара. Бое­вые действия в них служат главным, а в большинстве случаев единствен­ным препятствием для оказания гуманитарной помощи. Нарушения прав гражданского населения, в частности этнические чистки, становятся массовым явлением. Почти повсеместно внутренние вооруженные конфликты прямо или косвенно втягивают в свою орбиту соседние го­сударства, разного рода иностранных добровольцев.

5. Международное вооруженное вмешательство

Сегодня феномен международного вооруженного вмешательства становится одной из центральных проблем , определяющих противоре­чивость и сложность формирования новой системы международной бе­зопасности . Речь идет об угрозе применения или о применении воору­женной силы одним государством или коалицией государств против других государств или негосударственных действующих лиц на их территории для достижения определенных военных и политических целей .

Такое вмешательство может осуществляться с санкции Совета Безопасности ООН или в обход этого органа. Международное вооружен­ное вмешательство имеет две стороны — оно может быть средством про­тиводействия угрозам международной безопасности и одной из таких угроз. За последние полтора десятилетия международное вооруженное вмешательство превратилось в самый оперативный способ применения вооруженного насилия в международных отношениях. Диапазон его очень широк — от весьма ограниченного применения элементов воору­женного принуждения международными миротворческими силами до крупномасштабных военных операций, почти не отличающихся от клас­сических войн прошлого.

После десятилетий холодной войны, когда решение о вооруженном вмешательстве принималось отдельно каждым из противостоящих блоков, с ее окончанием появилась возможность коллективного и согласован­ного всеми основными государствами использования предусмотренно­го Уставом ООН права на международное вооруженное вмешательство против угроз международной безопасности. И, действительно, в первой половине 1990-х годов такой механизм принятия решений и осущест­вления международных вооруженных вмешательств работал довольно успешно. Начало этому положило решение Совета Безопасности ООН о международном вооруженном вмешательстве в Ираке для отражения агрессии Багдада против Кувейта в 1991 г. За этим последовал ряд ре­шений этого органа о желательности и даже необходимости примене­ния такого вмешательства с целью противодействия ряду иных угроз международной безопасности. В отдельных случаях (например, в связи с событиями в Сомали и Руанде) речь шла о стремлении противодей­ствовать внутреннему хаосу и межплеменному геноциду. В других си­туациях (например, в связи с переворотом на Гаити) Совет Безопаснос­ти ООН принимал решение о международном вооруженном вторжении как средстве давления на хунту для возвращения власти свергнутому законному президенту страны. Наметилось существенное расширение тех причин, по которым мировое сообщество демонстрировало готов­ность дать санкцию на международное вооруженное вторжение.

Единогласие постоянных членов Совета Безопасности ООН отно­сительно целесообразности международного вооруженного вмешатель­ства стало распадаться уже во второй половине 1990-х годов . Китай и до этого довольно настороженно относился к этой идее, как правило, воздерживаясь при голосованиях по санкционированию конкретных операций по вмешательству. Постепенно и РФ, до той поры поддержи­вавшая такие решения, начала проявлять озабоченности в этой связи. Признаки таких изменений проявились уже при обсуждении вопроса о целесообразности применения внешней вооруженной силы для того, чтобы положить конец внутреннему конфликту в Боснии и Герцегови­не. Открытый разрыв между постоянными членами Совета Безопасно­сти ООН (России и Китая, с одной стороны, и США, Великобритании, Франции — с другой) возник в период конфликта вокруг Косово в 1998— 1999 гг. Это объясняется попыткой западных стран узаконить исполь­зование международного вооруженного вмешательства для разрешения внутренней гуманитарной проблемы, а также уже очевидными к тому времени противоречиями между РФ и НАТО, в частности по вопросам расширения этого блока.

Единодушие постоянных членов Совета Безопасности ООН отно­сительно вмешательства временно восстановилось в связи с террорис­тическими актами в США и решением американцев нанести удар по базам «Аль-Каиды» и режиму «талибов» в Афганистане. Но достигну­тый консенсус снова распался в связи с решением Вашингтона и Лон­дона о смене политического режима в Ираке. На этот раз лагерь оппо­нентов проведению такой операции существенно расширился за счет присоединения к Москве и Пекину Парижа, Берлина и ряда прави­тельств других европейских и арабских государств.

Следует заметить, что в узко военном плане все крупные операции по международному вооруженному вмешательству оказались весьма эффективными. Однако последовавшие за военными победами перио­ды политической консолидации таких завоеваний, к примеру в Ираке, да и в Афганистане, принесли во многом противоречивые результаты. Кроме того, такие решения локальных проблем, когда они осуществля­лись в обход Совета Безопасности ООН, привели к усилению противо­речий между ведущими державами мира и серьезному подрыву автори­тета и эффективности ООН. Вооруженное вмешательство и в обозримом будущем останется одной из самых противоречивых проблем междуна­родной безопасности.

6. Глобальная безопасность

Глобальная безопасность — вид безопасности для всего человечества, т.е. защита от опасностей всемирного масштаба, угрожающих существованию людского рода или способных привести к резкому ухудшению условий жизнедеятельности на планете. К таким угрозам прежде всего относят глобальные проблемы современности.

Важными направлениями укрепления глобальной безопасности являются:

Ø разоружение и контроль над вооружениями;

Ø защита окружающей среды, содействие экономическому и социальному прогрессу развивающихся стран;

Ø эффективная демографическая политика, борьба с международным терроризмом и незаконным оборотом наркотиков;

Ø предотвращение и урегулирование этнополитических конфликтов;

Ø сохранение культурного многообразия в современном мире;

Ø обеспечение соблюдения прав человека;

Ø освоение космоса и рациональное использование богатств Мирового океана.

Обеспечение глобальной безопасности неразрывно связано с ослаблением давления глобальных проблем на мировое сообщество. Глобальные проблемы современности — это такие проблемы планетарного масштаба, которые затрагивают в той или иной мере жизненно важные интересы всего человечества, всех государств и народов, каждого жителя планеты; они выступают в качестве объективного фактора развития современной цивилизации, приобретают чрезвычайно острый характер и угрожают не только позитивному развитию человечества, но и гибелью цивилизации, если не будут найдены конструктивные пути их решения, и требуют для своего решения усилий всех государств и народов, всего мирового сообщества.

Понятие «глобальные проблемы» в современном его значении вошло в широкое употребление в конце 1960-х годов, когда ученые многих стран, обеспокоенные остротой накопившихся и продолжающих усугубляться противоречий и проблем, делающих вполне реальной угрозу гибели человечества или, по меньшей мере, серьезных потрясений, деградации важнейших аспектов его существования, приступили к исследованиям происходящих в глобальной системе изменений и их возможных последствий. В короткий срок сформировалось новое научное направление — глобалистика. Многие глобалисты в разных странах пытаются составить списки, перечни, реестры общечеловеческих проблем. К примеру, авторы «Энциклопедии мировых проблем и человеческого потенциала» (Мюнхен, 1991) причислили к глобальным более 12 тысяч проблем. У многих ученых такое расширительное толкование общечеловеческой проблематики вызывает серьезные возражения.

Глобальные проблемы характеризуются планетарными масштабами проявления, большой остротой, комплексностью и взаимозависимостью, динамизмом.

Глобальная безопасность имеет всеобщий и всеобъемлющий характер. Всеобщность означает, что глобальная безопасность обеспечивается согласованными усилиями всех членов мирового сообщества. Всеобъемлющий характер безопасности связан с тем, что ее достижение возможно лишь при учете всех кризогенных факторов мирового развития и принятии мер, способствующих поддержанию состояния устойчивости и стабильности всех жизнеобеспечивающих систем современной цивилизации.

Формирование политики глобальной безопасности, возможностей и средств политического регулирова­ния глобальной сферы исследует политическая глобалистика.

Глобализация политики отражает потребность ут­верждения приоритета общечеловеческих ценностей. Политическая глобалистика — своеобразная полито­логия планетарной безопасности, формирующееся комплексное направление политической науки. В свя­зи с нарастанием глобальных опасностей возникают различные подходы к обеспечению безопасности ци­вилизации. Длительное время обращалось внимание на возможности экономической сферы (создание сис­темы экономической безопасности), социокультурной сферы (возможности использования моральной моти­вации индивидов и больших групп людей для того, что­бы объединить усилия людей для снижения растущей опасности для цивилизации). Однако десятилетия, прошедшие со времени появления первых глобальных прогнозов, показали, что стихийные экономические механизмы неспособны снизить глобальную опас­ность для цивилизации. Все большее внимание обра­щалось на сферу политики, на институты, которыми располагает политическая сфера и политическая жизнь. Происходило формирование понятия политики глобальной безопасности.

Политика глобальной безопасности носит слож­ный и комплексный характер; она неразрывно связана с различными сторонами и элементами политического процесса, общественной жизни. Глобализация поли­тики означает в конечном итоге утверждение приори­тета общечеловеческих ценностей, в результате кото­рого происходит расширение ее сектора, связанного с формирующимися общечеловеческими интересами. Объективная потребность решать общепланетарные проблемы неминуемо будет расширять ту сферу поли­тики, которая ориентируется на общечеловеческий интерес. Вместе с тем расширение этой сферы идет крайне сложно и противоречиво, тем более что нередко многие актеры политической сцены пытаются выдать свои эгоистические интересы за общечеловечес­кие, общепланетарные.

Политика глобальной безопасности структуриру­ется в зависимости от уровня и сферы деятельности :

Ø она может быть направлена на различные сферы — экономическую, экологическую, военную, информа­ционную, социокультурную;

Ø она может проявляться на разных пространственных уровнях — глобальном, региональном, общенациональном и локальном.

В широком смысле политика безопасности — это поли­тика уменьшения глобального риска. В гносеологиче­ском плане — политическая глобалистика, формирую­щаяся в комплексное направление политической на­уки; призванная раскрыть особенности политического процесса в условиях нарастающих глобальных опас­ностей; исследующая политические формы и средства адаптации отдельных обществ и цивилизации в целом к императивам выживания; осуществляющая поиск механизмов, методов и направлений регулирования взаимозависимости; определяющая безопасность гло­бальной системы и ее различных структур.

Для политики глобальной безопасности весьма важным является выяснение истоков тех проблем и противоречий, которые ставят под угрозу существова­ние цивилизации. Весьма перспективным является уяснение основных подходов, которые обеспечивают безопасность глобальной системы.

Рисковый характер эволюции человечества фик­сируется в общественном сознании в понятии «кризис цивилизации». Главный критерий социального прогресса ныне не может быть ограничен лишь экономи­ческой эффективностью системы хозяйства. Неотъ­емлемым компонентом критерия становится то, на­сколько тот или иной путь способен расширить гори­зонты будущего, снять и смягчить остроту глобальных проблем.

Очевидно, что без политического регулирования, без адаптации политического процесса к новым ре­альностям трагический исход становится все более и более вероятным. Одной из центральных проблем политической глобалистики является обеспечение безопасности циви­лизации.

7. Региональная безопасность

Глобаль­ные проблемы международной безопасности все больше находят свое отражение в комплексах региональной безопасности. Но их проявление в различных регионах не одинаково. На региональные процессы оказы­вает влияние проецируемая извне политика ведущих держав. Но в том или ином регионе особое значение имеют локальные проблемы, прису­щие главным образом или исключительно конкретному региону.

Региональная безопасность — составная часть международной безопасности, характеризующая состояние международных отношений в конкретном регионе мирового сообщества как свободное от военных угроз, экономических опасностей и т.п., а также от вторжений и вмешательств извне, связанных с нанесением ущерба, посягательств на суверенитет и независимость государств региона.

Региональная безопасность имеет общие черты с безопасностью международной, в то же время отличается множественностью форм проявления, учитывающих особенности конкретных регионов современного мира, конфигурации баланса сил в них, их исторические, культурные, религиозные традиции и т.п. Отличается она,

во-первых , тем, что процесс поддержания региональной безопасности могут обеспечивать как специально созданные для этого организации (в частности, в Европе Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе — ОБСЕ), так и объединения государств более универсального характера (Организация американских государств — ОАГ, Организация африканского единства — ОАЕ, и др.). Например, ОБСЕ провозгласила в качестве своих основных целей следующие: «Содействие улучшению взаимных отношений, а также создание условий по обеспечению длительного мира; поддержка разрядки международной напряженности, признание неделимости европейской безопасности, а также взаимной заинтересованности в развитии сотрудничества между государствами-членами; признание тесной взаимосвязанности мира и безопасности в Европе и во всем мире».

В деятельности неспециализированных, а имеющих более универсальный характер организаций проблемы региональной безопасности также занимают одно из центральных мест, тесно взаимосвязаны с другими первостепенными целями регионального развития. В частности, ОАГ считает своей задачей «укрепление мира и безопасности на американском континенте», а ОАЕ — «уважение суверенитета, территориальной целостности и неотъемлемого права на независимость».

Во-вторых , отличием в обеспечении безопасности в различных регионах мира является неодинаковая степень вовлеченности великих держав в обеспечение региональной безопасности.

История показывает, что вероятность вооруженных конфликтов между государствами обратно пропорциональна расстоянию между ними, что нашло отражение в формуле «угрозы легче всего преодолева­ют короткие расстояния». Глобализация и научно-техническая револю­ция существенно снизили значимость этого положения, но не отменили его полностью. Вооруженные конфликты или их угрозы в сопредель­ных районах воспринимаются государствами с большей долей озабочен­ности и требуют более активной реакции. Во время холодной войны вмешательство или присутствие двух супердержав во всех регионах мира ограничивали самостоятельность региональных действующих лиц. Се­годняшняя система вмешательства ведущих держав в дела региона или участия в них, в основном для противодействия «новым» угрозам, еще не достигла прежней интенсивности. Поэтому многие действующие лица мировой политики в регионах ведут себя более автономно, что придает процессам в разных регионах менее унифицированный характер. Сле­довательно, наряду с анализом «вертикального» измерения проблем меж­дународной безопасности в глобальном масштабе (основных угроз, спо­собов противодействия им, места и роли обычных вооружений, ОМУ и т.д.) нельзя упускать из вида и ее «горизонтальное» измерение (своеобразие процессов, происходящих в конкретных регионах). Изучение «карт ма­лого масштаба» следует дополнять работой с более подробными «круп­номасштабными картами». При комплексном глобально-региональном подходе к проблемам современной международной безопасности важ­но не противопоставлять эти составляющие, а стремиться находить ди­алектическую взаимосвязь общего и частного.

С точки зрения военно-политической безопасности под регионом подразумевается группа государств, озабоченности в сфере безопасности которых переплетены так плотно, что их национальные безопасности нельзя продуктивно рассматривать в отрыве друг от друга. В последнее время к действующим лицам помимо государств добавляются негосу­дарственные акторы на территории группы соседних государств, пове­дение которых существенно влияет на безопасность этой группы. Обыч­но география регионов с точки зрения безопасности совпадает с географией устоявшихся международно-политических регионов, кото­рые составляют совокупности политического и экономического взаимодействия, объединенные общей структурой и логикой поведения вхо­дящих в них государств и негосударственных действующих лиц.

В то же время после окончания холодной войны традиционная конфигурация регионов несколько изменилась. Например, рассматривав­шиеся раньше отдельно регионы Ближнего Востока и Среднего Восто­ка сегодня объединяются общностью процессов в сфере безопасности в единый регион Большого Ближнего Востока или Ближнего и Среднего Востока. Аналогичные процессы наблюдаются и в Азиатско-Тихооке­анском регионе. Некоторые страны трудно отнести к какому-то конк­ретному региону. К примеру, Турция в большей или меньшей степени испытывает на себе влияние специфических процессов безопасности, происходящих в европейском, «большом ближневосточном» и на севе­ре — со стороны евразийского «постсоветского» региона. В аналогич­ной ситуации находятся Афганистан, Бирма. Индивидуальная значи­мость таких стран в процессах региональной и глобальной безопасности возрастает.

Одновременно происходит перераспределение значимости регионов в глобальном комплексе международной безопасности с точки зрения их «угрозоемкости». Европа, на протяжении веков являвшаяся главным источником и театром мировой конфликтности, превращается в один из самых стабильных регионов мира. Сегодня эпицентр конфликтности смещается в регион Ближнего и Среднего Востока, где наиболее энер­гично и в концентрированном виде материализуются наиболее актуаль­ные на настоящий момент «новые» угрозы международной безопаснос­ти — терроризм, распространение ОМУ, внутренние вооруженные конфликты. Здесь же проводятся самые масштабные операции между­народного вмешательства.

Новые характеристики приобретают процессы в сфере безопаснос­ти в Азиатско-Тихоокеанском регионе. В Южной Азии ситуация изме­няется в результате обретения Индией и Пакистаном ядерного оружия, подвижки Соединенных Штатов к налаживанию более тесных отноше­ний с Индией. В Северо-Восточной Азии новую значимость приобретают традиционные болевые точки — Северная Корея и Тайвань. В Юго-Восточной Азии, как и в других субрегионах АТР, возрастает неопреде­ленность в связи с ростом потенциального могущества Китая, неясность относительно будущего военно-политического курса Японии, той роли, которую смогут и захотят играть США в изменяющейся стратегичес­кой ситуации. Потенциальная «угрозоемкость» АТР в более длитель­ной перспективе, особенно в условиях отсутствия там инфраструктуры коллективного поддержания безопасности, остается значительной.

Высокой динамикой и незавершенностью отличается процесс фор­мирования нового качества региональной безопасности в регионе, ко­торый принято обозначать как «постсоветское пространство». Термин «постсоветское пространство» сравнительно адекватно (с учетом, прав­да, выпадения из него трех стран Балтии) отражает лишь общее насле­дие. Другое его обобщающее определение как «страны СНГ» в после­дние годы все меньше отражает происходящие здесь процессы. Попытки рассматривать этот регион в ракурсе анализа политики Российской Федерации и ее «ближнего зарубежья» в большой степени оправданы, поскольку политика России по вопросам военно-политической безопас­ности в глобальном масштабе и по отношению к этому «ближнему зару­бежью» по-прежнему является ведущим системообразующим фактором для региона. Вместе с тем нельзя не замечать того, что в военно-полити­ческой области в этом регионе зарождаются новые, нередко разновекторные тенденции, идут процессы новой самоидентификации военно-политических интересов ряда новых независимых государств и их субрегиональных групп, возрастает влияние внерегиональных держав. По разным причинам все менее приемлемым политически становится и сам термин «ближнее зарубежье».

Более адекватным содержательно становится обозначение региона как «евразийского». Но при этом также возникают проблемы. Одна из них касается определения линий его разграничения и взаимодействия с Европейским и Азиатско-Тихоокеанским регионами. Не исключено, что некоторые страны этого региона могут влиться в системы безопасности соседних регионов. Еще одна проблема связана с тем, что «евразийскость» нередко ассоциируется с идеологией одной из школ геополити­ки, проповедующей исключительность этого пространства в мировых делах. Тем не менее, представляется оправданным дальнейшее рассмотрение проблем безопасности в этом регионе под рубрикой «Формиро­вание региональной безопасности на евразийском постсоветском про­странстве».

Центральными проблемами безопасности в африканском регионе остаются внутренние вооруженные конфликты и усилия по их урегу­лированию. Однако происходящие в этом регионе процессы в основном имеют локальный характер и в меньшей степени, чем процессы в дру­гих регионах, оказывают влияние на международную безопасность гло­бального масштаба.

Военно-политическая ситуация в регионе Латинской Америки ос­тается в основном стабильной и традиционно в большой степени авто­номной от процессов, происходящих в мире и в других регионах.

Отличаются регионы и по степени формализации и институционализации систем региональной безопасности, включающих региональ­ные организации, договоры, соглашения, режимы в области контроля над вооружениями, меры доверия, взаимной помощи и т.п. Самая высокая степень такой институционализации присуща системам евро­пейской безопасности, безопасности в Латинской Америке, аналогич­ная система постепенно формируется на евразийском постсоветском пространстве, предпосылки ее формирования наблюдаются в усилиях Африканского Союза. Наименьшая степень институционализации ха­рактерна для процессов безопасности в регионе Ближнего и Среднего Востока и в АТР.

Очевидно, что все вышеуказанные процессы и факторы, определя­ющие новые параметры международной безопасности, находятся в ста­дии изменений. Их удельный вес в глобальной международной безо­пасности неодинаков и также изменяется. Одновременно «работают» тенденции сотрудничества и конфликтности. Но для понимания фор­мирующегося нового качества международной безопасности в глобаль­ном масштабе и выявления определяющего вектора ее долгосрочного развития необходимо, насколько возможно, объективное и комплекс­ное рассмотрение этих параметров. Выводы могут отличаться друг от друга. Но, по крайней мере, дискуссия будет вестись по более или менее единой повестке дня.

В последнее десятилетие все большее значение в обеспечении региональной безопасности придается ее субрегиональному подуровню. Прекращение «холодной войны», переход от конфронтационных к кооперативным формам поддержания стабильности в различных регионах мира способствуют углублению этого процесса, его переходу в более компактные и ограничено взаимосвязанные субрегионы. В Европе такой процесс особенно активизировался в субрегионах Балтийского и Черного морей.

В субрегионе Балтийского моря за последнее десятилетие произошла серьезная разрядка международной напряженности, значительно возросла политическая однородность входящих в субрегион государств. Существенно увеличилась роль децентрализованного субрегионального сотрудничества. Это создает благоприятные условия для решения на субрегиональном уровне не только традиционных фундаментальных вопросов международной политики (сохранение мира, предотвращение экологической катастрофы и т.п.), но и более тонких, требующих нетрадиционных подходов проблем. К данным проблемам, как правило, относят борьбу с организованной преступностью, нелегальной миграцией, незаконным оборотом наркотиков, оружия и радиоактивных материалов и некоторые другие. Однако обеспечение безопасности на субрегиональном уровне является составной частью процесса реализации региональной безопасности и осуществляется в его рамках. «Региональное сотрудничество в области безопасности начинается с осознания перспективы, что европейская безопасность является неделимой, т.е. безопасность в пространстве Балтийского моря может быть достигнута только в рамках общеевропейского процесса».

Сходные процессы протекают и в субрегионе Черного моря, где основанная в 1993 г. Парламентская ассамблея Черноморского экономического сотрудничества (ПАЧЕС), в состав которой входят 11 государств (Членами ПАЧЕС являются: Албания, Армения, Азербайджан, Болгария, Грузия, Греция, Молдова, Румыния, Россия, Турция и Украина), ставит одной из своих целей развитие «более тесных контактов между народами региона, способствуя преобразованию Черноморского региона — как части новой европейской архитектуры — в зону стабильности, процветания и мира».

[1] К «старым» угрозам, прежде всего, относятся те, которые могли привести к меж­государственному ядерному столкновению и широкомасштабной войне с применением обычных вооружений между ведущими странами мира.

Источник