Особенности русского мышления
и российского кризиса
Эта статья написана для немецкого еженедельника, поэтому пусть вас не обижает некоторая холодность и академичность изложения, свойственная европейской журналистике. Я не адаптировал текст к России исключительно с целью вдруг его прочитает кто-то из тех, для кого он изначально предназначался. Это очень для меня важно, т.к. до сих пор на Западе существует довольно неточный образ нашей страны, что мешает взаимопониманию. Однако я думаю, что настоящее исследование будет полезно как для западного, так и для российского читателя.
Искренне ваш, В.Спицин.
На протяжении всей истории русские как нация представляли собой самодостаточную группу с особым образом мышления, приводившим в недоумение другие народы. Сейчас во всем мире кризис, но в России он много сильнее, несмотря на значительно меньшую зависимость от мировой экономики. Почему? Не потому ли, что и экономика России суть порождение «загадочной русской души» ?
Понять образ, из которого вытекала русская национальная идея, значит уяснить причины нынешних русских бед и неустроенности.
Основные, базисные элементы русского национального сознания, обусловившие эволюцию русской культуры и государственности, а также возникавшие в России разного рода мессианские учения и теории, — начиная с теории «Третьего Рима» и кончая бредовым большевистским мифом о построении коммунизма, – есть порождения особого, общинного уклада жизни русского народа.
В древние времена, вытесняемые кочевниками со своих исконных, пригодных для жизни южных земель, русские уходили все дальше на север, где индивидуалистская философия, свойственная остальным народам, означала бы неминуемую смерть. Только взаимопомощь, взаимовыручка, стадный инстинкт могли помочь в таком суровом климате, особенно в годы неурожая и бескормицы. Вот тогда-то сложилась община и связанная с ней национальная идентичность. Благодаря общине и круговой поруке русские смогли выжить там, где цивилизация западного типа была в принципе обречена на гибель.
Жизнь в условиях «первобытного колхоза» породила и оригинальную ментальность, наложившую отпечаток на судьбу и историю страны.
Начиная с Соловьева, введшего в оборот понятие «русская идея», многие мыслители пытались определить феномен русской национальной мысли и традиции. Согласно Соловьеву, «русская идея есть не то, что русские думают о себе во времени, а то, что Бог мыслит о России в вечности», т.е. некая трансцендентальная категория.
Но. Как писал мой любимый Саша Черный: «В книгах гений Соловьевых, Гете, Гейне и Золя, а вокруг от Ивановых содрогается земля». Идея на практике оказалась не столь уж и святой, скорее жутковатой. Бунтарской. В том числе и против Бога.
Шпенглер определял русскую идею как «Апокалиптический бунт против античности».
Следствием апокалиптического мировосприятия является мессианство и максимализм русского национального менталитета.
Католическая вера, построенная на принципах Аристотеля, обусловила рационализм и прагматику мышления западного человека. Как говорил Бернштейн, «Движение всё, конечная цель ничто». Православная вера, заимствованная у Византии и построенная на принципах Платона, в немалой степени способствовала иррационализму и футурализму русской мысли. Русский человек никогда не жил сегодняшним днем, он всегда выступал строителем некой утопии, будь то Православное царство или коммунистический рай на земле. И при этом постоянное ожидание конца света, Апокалипсиса.
Зачем развивать технологии, обустраивать быт и накапливать финансы, если завтра всему этому суждено погибнуть? В советский период тезис о конце света трансформировался в доктрину о «конце истории» — построении последнего и абсолютно совершеннейшего общественного порядка.
Из представления о богоизбранности страны проистекало русское мессианство: функциональное предназначение России усматривалось в спасение всего мира. Мессианство большевиков являлось лишь трансформацией православного мессианства. Большевики приносили Россию в жертву «мировой революции». В крестьянской, полуфеодальной стране введение социализма было глупо и преждевременно, но русская революция, по их задумке, могла выступить катализатором истинно социалистической революции на Западе. Идея спасения «загнивающего» западного мира предопределяла внешнеполитическую концепцию российского государства на всем протяжении кровавой большевистской диктатуры.
В отличие от еврейского национального мессианства, русское мессианство носило космополитический характер, форму самопожертвования во имя вселенского блага. Именно в соответствие с этой формулой русские в СССР были самым нищим народом, местами даже и до сих пор не знающим электричества, а в национальных республиках строились дворцы сказочно шикарного метро. И после этого СССР еще называют «империей»!
Русская мысль отличается максималистским характером, категоричностью суждений. Черно-белое восприятие Добра и Зла не оставляет места для толерантности, а потому компромиссы воспринимаются как дьявольская уловка потворства злу. То, что на Западе лишь подвергали сомнению, в России тотально отрицали. На Западе теория Дарвина являлась одной из многочисленных гипотез, в России же она приобрела форму религии. Белинский на полном серьезе заявлял, что готов умереть «за единый аз гегелевского учения», не прочтя при этом из трудов Гегеля ни строчки. Экзальтированное, почти медитационное состояние русских интеллигентов, при восприятии ими общественных наук предопределило трансформацию последних в религиозные доктрины. Ярчайшим примером тому является марксизм. В принципе нормальное политэкономическое учение, во многом способствовавшее созданию социалистических обществ, например, в Швеции.
Марксизм в России менее всего был наукой, содержав в себе все атрибуты ультравульгарного и фанатичного религиозного учения. А сам Карл Маркс представлялся как некий современный Саванарола, изгоняющий бесов капитализма. «Вечно живой» же г-н Ульянов являлся пошлой карикатурой на древнеегипетского Бога солнца Ра. В одной брошюре, написанной и изданной, кстати, при его жизни, каким-то страшно невежественным субъектом, чего-то там комиссаром, ему возносились такие славословия, какие не доставались и восточным падишахам. Даже то, что предмет столь пылкого обожания импотент, ставилось ему в заслугу. Интересна формулировка: он, якобы, таким образом экономит «половую энергию» — наиболее важную, по мнению автора, из энергий. Врал комиссар, импотенты от сифилиса не умирают.
И вообще, поражает чудовищность любви русского человека к начальству. Впрочем, и легкость перехода ее в ненависть. Наверняка пословица о близости этих чувств родилась именно в России.
Манера русского мышления есть гремучая смесь из анархизма и общинности. Не приемля политический анархо-синдикализм западного образца, русская мысль тяготеет к анархизму, как абсолютному ниспровержению любого порядка. Русская раздольная природа сформировала психологию бунтаря, не терпящего формальной ограниченности, как в сфере права, так и в сфере мышления. Государство в народе всегда считалось чужеродным феноменом, привнесенным немцами, татарами, греками и евреями. В отличие от западного, русский анархизм предлагал в качестве целевой установки не свободу, а волю. Западная свобода подразумевала представительство и частную собственность; русская воля – «бунт бессмысленный и беспощадный», в идеале — Стенька Разин.
Но воля, возведенная в абсолют, способна привести к национальному самоистреблению, и потому в качестве механизма выживания воздвигается жесткая политическая власть. Вот она откуда, «вертикаль». В России возможны только две формы бытия — или самодержавие или пугачевщина. Попытки либерализации всякий раз приводили к хаосу и бунту. Вот почему самые прогрессивные правители никаких реформ провести не могли физически. Отважился Горбачев. Результат вы знаете.
Незыблемым в России был обычай круговой поруки, когда все сельские общества вместе определяли, как они будут платить налоги, каких рекрутов они будут посылать в армию. Они отвечали друг за друга в юридическом смысле. Не только в крестьянской общине, но и в рабочей артели, в городах то же самое. Поэтому у русских особый менталитет, который имеет свои хорошие и дурные стороны. Русские больше готовы помочь друг другу, чем другие народы, именно потому, что отвечают друг за друга. Но у русских совершенно отсутствует стремление к экономической самостоятельности, практически не развита предприимчивость. Зато ярко выражено упорное нежелание, а порой уже и неспособность индивидуума шевелить мозгами. А зачем? Ведь за него думает сам наимудрейший, «отец родной и учитель всех времен и народов, корифей всех наук и учений». Один из них, с тем же мышлением.
Опять же, увы, но это печальный факт, что: «Работа не волк, в лес не убежит», «От большого немножко — не воровство, а дележка», «Пьян да умен — два угодья в нем». Это тоже все оттуда. Порождение и суть «загадочной русской души».
Конечно, есть и широта души, особенно когда речь зайдет про выпить. Но все же главное чувство общинного человека — зависть. У русских — черная. Когда завидуя, желают не успеха себе, а беды другому.
В русском сознании «закон» и «справедливость» выступают как антиномии, в то время как на Западе их смысловое содержание совпадает. Не случайно основным сюжетом русской литературы и национального предания являлась несправедливость наказания. Благо, русское государство всегда старалось соответствовать ожиданиям своих подданных.
Важным атрибутом русского сознания является образ врага. Внедряемый чаще всего искусственно, он обеспечивает государственное единство. Отказ от этого образа (как, например, при выдвижении доктрины «нового мышления») приводит к распаду государственной системы, потерявшей атрибуты осажденного боевого лагеря и утратившей таким образом смысл своего бытия.
Западное мышление ставит во главу угла индивидуума, что обусловило развитие политического либерализма и частного права. А вот коммунизм являлся отнюдь не чужеродным иностранным изобретением, а русской национальной традицией. Русское умственное восприятие было общинным, и в качестве структурной единицы общины выступал не индивид, а социум. Даже при формальном отрицании коммунистического мировоззрения, русским никогда не удавалось выйти за его рамки.
Идею либерализма в России никогда не понимали. Частное право не только не признавалось, но считалось угрозой интересам общества. Крестьяне полагали, что земля божья, т.е. ничья в человеческом смысле. Фраза Гоголя «Вся Россия наш монастырь» — наиболее точная формула русского национального самосознания.
Безликая индивидуальность является самоотрицанием во имя верхличности царя, вождя, президента. «Один Бог на небе, один царь на земле». Царь всегда радеет за народ, а зло и неправды исходят от бояр, министров, советников. Вот почему рейтинг г-на Путина зашкаливает, а рейтинги его министров ниже пола.
Русские сами очень страдали и до сих пор страдают от своего оригинального менталитета. Казалось бы, именно русские были главным народом в Советском Союзе, но в то же самое время они очень много потерпели именно в сердцевине своей национальной культуры. Большевистское государство разрушило крестьянскую общину, самое, казалось бы, основное в русской социальной жизни, и пыталось уничтожить православную церковь, тоже часть сердцевины русского национального сознания. Так что русские были не только главный народ, но и главная жертва порожденного им же большевизма.
И вот завершилась важная для этого народа глава истории. Мы так и не построили ни «Третьего Рима», ни безбожного «рая» как на всей планете, так и во всей Вселенной, который так талантливо описал наш великий фантаст в «Туманности Андромеды». Вместо этого мы построили грязные, вонючие бараки и лагерные вышки, стоящие памятниками русскому мессианству от Воркуты до Магадана. Мы не стали счастливы сами, и не сделали счастливыми никого. Позади только пепел несбывшихся мечтаний. А вокруг – русофобия.
Русское мышление потерпело окончательный крах. И это сочетается с распадом великого государства. Геополитический кризис совпал с кризисом духовным.
Менталитет, когда-то позволивший средневековому цивилизованному человеку выжить в суровых приполярных условиях, не опускаясь до уровня «коренных народов Севера», и не только выжить, но и создать великое государство, ныне исчерпал свои возможности. Он стал препятствием на пути в глобальный мир XXI века.
Нынешний политико-экономический кризис в России не есть только «последствия мирового финансового кризиса», как лицемерно называют его правящая клика и ее пропагандисты. Да, мировой кризис отразился и на России, но он только усугубил несравненно более страшную беду, — кризис постсоветской клептократической системы, созданной в стране на основе всё тех же «особенностей национального мышления».
На протяжении последних пяти лет обреченные властью наперебой твердили о стабильной экономической ситуации, созданном запасе прочности, «подушке безопасности», высоких темпах роста экономики. А экономическая ситуация в стране в последние годы напоминала сюрреалистический спектакль, своего рода пир во время чумы. Страна, в которой фактически отсутствовало собственное производство, сгнила инфраструктура, деградировала наука, вдруг ударилась в безудержное потребление. Объемы продаж дорогой техники, автомобилей, яхт-авианосцев и сверхдорогого жилья били все рекорды и это при весьма убогих заработках подавляющего большинства граждан.
Нефть зашкаливала за $160 за баррель. Имевшие власть и близкие к ней лихорадочно набивали себе карманы.
Правительство лишь занималось стерилизацией (изъятием из оборота) денежной массы, раздувая инфляцию и тем убивая остатки производства, малый и средний бизнес. Результатом этой политики стала фактическая гибель российской промышленности, особенно ее высокотехнологичных секторов, и резкое усиление немонетарных факторов инфляции. Борьба же с самой инфляцией, как и ожидалось, торжественно провалилась. При официальной цифре в 9% она уже давно зашкалила за 50.
В условиях структурной отсталости и крайне высокой степени износа основных фондов российской промышленности, фактического отсутствия инфраструктуры развития и весьма спорной конкурентоспособности основных производств надеяться на приток в промышленность необходимых инвестиций было весьма наивно.
Этого и не произошло. Отдельные сделки по купле продаже промышленных активов касались в основном сборочных цехов автомобильных концернов, а также предприятий сырьевого сектора экономики.
За этот период в российской экономике возникли поистине чудовищные структурные перекосы. Гипертрофированные сектора торговли и услуг, гигантский финансовый сектор, — и все это на фоне продолжающейся деградации производства. Доклады правителей о росте промышленного производства могли вызвать лишь горькую усмешку даже у неспециалиста. 5-6% роста производства в стране, где его фактически нет, это уж точно балаган. Представьте, вместо ста труб в прошлом году в нынешнем произвели сто пять. Это на всю страну. В абсолютном эквиваленте клоунада, но в процентах солидно.
Структурно большая часть промышленного роста приходилась на сектора, непосредственно связанные с нефтяной и газовой промышленностью. Прочие сектора промышленности продолжали умирать. Особенно явно это стало заметно после ряда скандалов с экспортом российского вооружения. Вдруг выяснилось, что страна не способна не то что создавать новое оружие, а даже качественно воспроизводить советские образцы. Русские подводные лодки беспричинно взрывались или травили свою команду ядовитым газом, самолеты не были даже рассчитаны на выход из штопора, а керосина сжигали вдвое больше иностранных.
Впрочем, это особо никого не беспокоило. Все же хорошо, экономика «на подъеме», а дисбалансы и структурные проблемы так, теоретическая болтовня. Но благодаря этим структурным перекосам инфляция в последние годы росла и крепла, а конкуренция сходила на нет. Именно из-за структурных перекосов в российской экономике темпы роста потребительских цен на продовольственные товары в среднем в 4-6 раз опережали рост цен на аналогичные группы товаров на Западе. Конкуренция свертывалась, а коррупция наоборот — росла и матерела.
Мировой кризис лишил российскую экономику финансовой накачки. Российскый финансовый сектор в одночасье потерял возможность привлекать дешевые кредитные ресурсы из-за «бугра». Моментально и остро встала проблема возврата текущих корпоративных долгов, общий объем которых оценивается на уровне 300- 350 миллиардов долларов, что сравнимо с размером золотовалютных резервов страны.
Основная масса привлеченных с Запада ресурсов на протяжении последних лет вкладывалась в основном в девелоперские проекты, торговый сектор, сектор услуг, биржевую торговлю и сектор потребительского кредитования. Ликвидность этих вложений с учетом возрастающих темпов инфляции и соответствующего сокращения платежеспособного спроса оказывается под большим вопросом. В этих условиях, чтобы избежать технического дефолта, государство частично или полностью взяло на себя погашение корпоративных долгов. Но эти меры способны лишь предотвратить резкий дефолт, переведя его в вялотекущую форму – затяжную девальвацию. Что сейчас и происходит. Накатывает волна массовых сокращений и банкротств. Приток нефтедолларов с учетом затрат на добычу и перекачку нефти снизился в 7 раз, и страна вынуждена резко сокращать импорт продовольствия, который составлял более 70% потребления.
Клептократия в России, возникшая как следствие русского менталитета вместо демократии, привела страну к краху, чреватому в ближайшем будущем военными авантюрами.
Кризис есть и в Германии, но кризис в России и Германии несмотря на внешнее сходство имеет разные истоки и радикально отличающиеся последствия. Как и менталитеты населяющих эти страны народов. В Германии сокращается выпуск продукции, но и после кризиса страна останется лидером Европы. Важно только сейчас не закрывать научно-технические подразделения компаний, чтобы не оказаться позади конкурентов. В России же как не было практически никакой промышленности, так и не будет. Русская власть ждет взлета цен на нефть, милости от г-на Ющенко по части транзита газа и т.п. Здесь украсть – там продать. Такой вот менталитет. «От работы лошади дохнут», а «Плохо лежит – само в руки бежит». Страна с криминальным сознанием, где счастливы только бандиты и чиновники, не может стать успешной.
России предстоит долгий и мучительный переход на общечеловеческое, эллинистское мышление. Хочет она того, или не хочет. Иначе страна не сможет стать частью глобальной экономической системы. Или, в крайнем случае, займет в ней место сырьевого изгоя, в компании стран исламского фундаментализма и допотопных латиноамериканских угочавесов.
Альтернативой такому переходу может стать только исчезновение русского народа как нации, растворение его в других народах. Поэтому предпринимаемые сейчас потуги путинизма построить «национальную идею» на принципах «особенной соборности», создать некую «суверенную демократию», отличающуюся от западной и противопоставляемую ей, не только обречены на провал, но и смертельно опасны.
России пора, наконец, понять, что дальше не будет ни новой утопии, ни царя-батюшки. Места для них в истории больше нет. Нужно привыкать к тяжелому повседневному труду. Не для «блага Родины», а тем более «всего прогрессивного человечества». Для себя. Ибо как говорил Столыпин: «Богатое государство вырастает из богатого гражданина».
Источник
