Как узнать, жив ли человек, или мертв по фото
Интересно знать!
На этом сайте вы можете погадать по фотографии. Это бесплатно, попробуйте. Гадалка Анна Моргана погадает для вас
Узнать, жив или мертв человек по фотографии не сложно. Гадалки и ворожеи часто используют для этого обряда фотографию или карты. При остро необходимости этот обряд можно провести и дома, самостоятельно. Однако лучше довериться профессионалам: ведь далеко не каждый обладает необходимыми навыками и способен тонко чувствовать потустороннее.
Гадание по картам: живой или мертвый
Для того, чтобы провести самостоятельно такое гадание по картам, понадобиться небольшая подготовка. Прежде всего, необходимо:
- Уединиться в таком месте, чтобы никто не отвлекал и не беспокоил во время сеанса гадания.
- Мысленно как можно более точно представить человека.
Затем следует выбрать из колоды на 36 карт пять произвольных карт.
- Первая карта будет символом того, на кого гадают.
- Вторая ответит на вопрос «жив ли он?».
- Третья карта расскажет « мертв ли он?».
- Четвертая назовет причины событий, которые с ним произошли.
- Пятая объяснит, какая смерть его ожидает.
Хотя это гадание простое, правильно истолковать карты сможет не каждый. Именно потому, если Вы хотите узнать, мертв или жив человек, задайте этот вопрос профессиональной гадалке.
Гадание по фото: жив или мертв
Исчезновение близкого человека или горячо любимого питомца, отсутствие какой-либо информации об его местоположении – тяжелое испытание для любого человек. Самостоятельно узнать, жив или мертв человек, или животное, можно при помощи гадания по фотографии. Для этого понадобится фотография разыскиваемого.
Существует три простых способа узнать по фото, жив или умер человек, или питомец:
- Рассмотрите фото. Изображение человека, которого уже нет в мире живых выглядит более плоским, становится двухмерным. Если взглянуть на фото под углом, лицо уже неживого человека будет выглядеть более темным, чем обычно.
- Сделайте пассы руками над фотографией. Если человек покинул мир живущих, от снимка будет тянуть могильным холодом, и рука будет как бы проваливаться вниз.
- Поместите крестик или кольцо на нитке над снимком. Крест вращается или кружится, значит, человек жив. Если стоит неподвижно: изображенного на фото нет в живых.
Однако, не все обладают повышенной чувствительностью, и способны самостоятельно ощутить энергетическое поле по фотографии, и узнать: жив или мертв человек. Для точного ответа следует задать вопрос профессиональной гадалке. Сделать это просто:
- Зайдите на наш сайт.
- Заполните форму.
- Прикрепите фото того, кого разыскиваете.
- Задайте вопрос с пометкой «Хочу узнать, жив или мертв».
В течение ближайшего времени с вами свяжется наш специалист, и бесплатно ответит на интересующий вас вопрос.
Аля: Спасибо Вам огромное! Я и не надеялась на то, что мне кто-нибудь может помочь! Мой муж пропал два года назад. Он поехал по своим делам, связанным с бизнесом в одну из южных бывших республик СССР. И через два дня после приезда туда перестал выходить на связь. Знакомых у меня в этом городе нету. Как обратиться в милицию, или что там у них, я не знала. С чего вообще начинать поиск мужа, даже не представляла. Плакала почти все время. Одна из подруг, видя, как я себя извожу, посоветовала обратиться к гадалке. Сказала, что так я хотя бы смогу узнать, жив ли он, или мертв. Мы нашли этот сайт, заполнили форму, и написали и отослали фотографию. Буквально на завтра со мной связались. На электронку пришло письмо. Оно было для меня как лучи света. Из него я узнала, что мой муж жив, очень скоро свяжется со мной! И правда, через 3 дня муж наконец позвонил мне! Я так рада, что все обошлось!! Я всем рекомендую теперь, не сидеть и переживать с мыслями о том, как узнать жив или мертв человек, а сразу обращаться на этот сайт!! Спасибо вам!
Скептик: Вот не верю я, что и кошку или собаку можно найти по фото. Как можно узнать, жив или мертв мой песель – он ведь не обладает такой же душой, как человек? На что ориентируется гадалка по фото в таком случае, а?
Валентин: Подскажите, кто обращался за помощью – вам реально помогли здесь? У меня сложный случай – человек пропал давно, во время чеченской войны. Проходил срочку в тех местах. Пошел однажды в самоволку, и пропал. Мать его до сих пор верит, что где то в тех краях, но живой. Сны ей снятся, что он живой. Фото его есть, но старое и мутное. Как думаете, смогут они здесь по такой фотке узнать, жив ли он, или нет?
Алекса: А мне помогли найти моего песика! Я вот прямо сама не верила до последнего, пока Лаки своего не увидела. Он породистый, дорогой, его подманили течной сучкой и увезли. К кому я только не обращалась – и к кинологам, и в общества по писку потеряшек – никто не помог, а здесь помогли!! Вот прямо на мой вопрос, как узнать живой он, или мертвый уже, все рассказали – и описали кто увез, и куда. И даже описали, в каком месте его держат. И именно там я Лаки нашла. Я очень очень счастлива теперь. И Лаки мой тоже счастлив!!
Ангелика: Этот сайт мне порекомендовала одна бывшая девушка моего приятеля. При помощи гадания она смогла узнать судьбу одного из своих родных. Долго время о нем ничего не было известно. А потом эта девушка с одной родственницей обратились на этот сайт с вопросом как узнать, жив ли этот их родственник, или мертв. Им очень помогли, подсказали, что он жив, но потерял память, и указали место и поселок, где находится интернат. Они поехали туда, и нашли своего родственника! И я тоже решила обратиться со своей маленькой проблемой, когда пропал одни мой старый хороший друг. К моему горю, гадание мне сказало, что не стоит ждать с ним встречи, что он случайно погиб, и описали место, где эта трагедия случилась. Как ни горько и тяжело мне было слышать и узнавать это, я поехала туда, и узнала, что все было именно так, как мне рассказали. Я всем тем, кто ищет пропавших своих, просто рекомендую – обращайтесь на этот сайт. Вам тут обязательно помогут в ваших поисках.
Гадание по фото
Ясновидящая проекта Фотогадание имеет большой опыт работы с людьми и достаточно силы, чтобы помочь людям бесплатно. Получите совет, а при необходимости — и помощь в проведении заговора против порчи и сглаза, нечистых взглядов и злых намерений. Пришлите гадалке Анне Моргане вашу фотографию или загрузите фото ваших близких, чтобы погадать и узнать какое будущее вас ждет
Источник
Сергей Аксаков — Отрывочные воспоминания
Самые первые предметы, уцелевшие на ветхой картине давно прошедшего, картине, сильно полинявшей в иных местах от времени и потока шестидесяти годов, предметы и образы, которые еще носятся в моей памяти, – кормилица, маленькая сестрица и мать; тогда они не имели для меня никакого определенного значенья и были только безыменными образами. Кормилица представляется мне сначала каким-то таинственным, почти невидимым существом. Я помню себя лежащим ночью то в кроватке, то на руках матери и горько плачущим: с рыданием и воплями повторял я одно и то же слово, призывая кого-то, и кто-то являлся в сумраке слабоосвещенной комнаты, брал меня на руки, клал к груди… и мне становилось хорошо. Потом помню, что уже никто не являлся на мой крик и призывы, что мать, прижав меня к груди, напевая одни и те же слова успокоительной песни, бегала со мной по комнате до тех пор, пока я засыпал. Кормилица, страстно меня любившая, опять несколько раз является в моих воспоминаниях, иногда вдали, украдкой смотрящая на меня из-за других, иногда целующая мои руки, лицо и плачущая надо мною. Кормилица моя была господская крестьянка и жила за тридцать верст; она отправлялась из деревни пешком в субботу вечером и приходила в Уфу рано поутру в воскресенье; наглядевшись на меня и отдохнув, пешком же возвращалась в свою Касимовку, чтобы поспеть на барщину. Помню, что она один раз приходила, а может быть и приезжала как-нибудь, с моей молочной сестрой, здоровой и краснощекой девочкой.
Сестрицу я любил сначала больше всех игрушек, больше матери, и любовь эта выражалась беспрестанным желаньем ее видеть и чувством жалости: мне все казалось, что ей холодно, что она голодна и что ей хочется кушать; я беспрестанно хотел одеть ее своим платьицем и кормить своим кушаньем; разумеется, мне этого не позволяли, и я плакал. Постоянное присутствие матери сливается с каждым моим воспоминанием. Ее образ неразрывно соединяется с моим существованьем, и потому он мало выдается в отрывочных картинах первого времени моего детства, хотя постоянно участвует в них.
Тут следует большой промежуток, то есть темное пятно или полинявшее место в картине давно минувшего, и я начинаю себя помнить уже очень больным, и не в начале болезни, которая тянулась с лишком полтора года, не в конце ее (когда я уже оправлялся), нет, именно помню себя в такой слабости, что каждую минуту опасались за мою жизнь. Один раз, рано утром, я проснулся или очнулся, и не узнаю, где я. Все было незнакомо мне: высокая, большая комната, голые стены из претолстых новых сосновых бревен, сильный смолистый запах; яркое, кажется летнее, солнце только что всходит и сквозь окно с правой стороны, поверх рединного полога, [Рединный полог – занавес из рядна, то есть неплотного, редкого] который был надо мною опущен, ярко отражается на противоположной стене… Подле меня тревожно спит, без подушек и нераздетая, моя мать. Как теперь, гляжу на черную ее косу, растрепавшуюся по худому и желтому ее лицу. Меня накануне перевезли в подгородную деревню Зубовку, верстах в десяти от Уфы. Видно, дорога и произведенный движением спокойный сон подкрепили меня; мне стало хорошо и весело, так что я несколько минут с любопытством и удовольствием рассматривал сквозь полог окружающие меня новые предметы. Я не умел поберечь сна бедной моей матери, тронул ее рукой и сказал: «Ах, какое солнышко! Как хорошо пахнет!» Мать вскочила, в испуге сначала, и потом обрадовалась, вслушавшись в мой крепкий голос и взглянув на мое посвежевшее лицо. Как она меня ласкала, какими называла именами, как радостно плакала… этого не расскажешь! Полог подняли; я попросил есть, меня покормили и дали мне выпить полрюмки старого рейнвейну, [Рейнвейн – сладкое виноградное вино] который, как думали тогда, один только и подкреплял меня. Рейнвейну налили мне из какой-то странной бутылки со сплюснутым, широким, круглым дном и длинною узенькою шейкою. С тех пор я не видывал таких бутылок. Потом, по просьбе моей, достали мне кусочки или висюльки сосновой смолы, которая везде по стенам и косякам топилась, капала, даже текла понемножку, застывая и засыхая на дороге и вися в воздухе маленькими сосульками, совершенно похожими своим наружным видом на обыкновенные ледяные сосульки. Я очень любил запах сосновой и еловой смолы, которую курили иногда в наших детских комнатах. Я понюхал, полюбовался, поиграл душистыми и прозрачными смоляными сосульками; они растаяли у меня в руках и склеили мои худые, длинные пальцы; мать вымыла мне руки, вытерла их насухо, и я стал дремать…
Предметы начали мешаться в моих глазах; мне казалось, что мы едем в карете, что мне хотят дать лекарство и я не хочу принимать его, что вместо матери стоит подле меня нянька Агафья или кормилица… Как заснул я и что было после – ничего не помню.
Часто припоминаю я себя в карете, даже не всегда запряженной лошадьми, не всегда в дороге. Очень помню, что мать, а иногда нянька держит меня на руках, одетого очень тепло, что мы сидим в карете, стоящей в сарае, а иногда вывезенной на двор; что я хнычу, повторяя слабым голосом: «Супу, супу», которого мне давали понемножку, несмотря на болезненный, мучительный голод, сменявшийся иногда совершенным отвращеньем от пищи. Мне сказывали, что в карете я плакал менее и вообще был гораздо спокойнее. Кажется, господа доктора в самом начале болезни дурно лечили меня и наконец залечили почти до смерти, доведя до совершенного ослабления пищеварительные органы; а может быть, что мнительность, излишние опасения страстной матери, беспрестанная перемена лекарств были причиною отчаянного положения, в котором я находился.
Я иногда лежал в забытьи, в каком-то среднем состоянии между сном и обмороком; пульс почти переставал биться, дыханье было так слабо, что прикладывали зеркало к губам моим, чтобы узнать, жив ли я; но я помню многое, что делали со мной в то время и что говорили около меня, предполагая, что я уже ничего не вижу, не слышу и не понимаю, – что я умираю. Доктора и все окружающие давно осудили меня на смерть: доктора – по несомненным медицинским признакам, а окружающие – по несомненным дурным приметам, неосновательность и ложность которых оказались на мне весьма убедительно. Страданий матери моей описать невозможно, но восторженное присутствие духа и надежда спасти свое дитя никогда ее не оставляли.
«Матушка Софья Николаевна, – не один раз говорила, как я сам слышал, преданная ей душою дальняя родственница Чепрунова, – перестань ты мучить свое дитя; ведь уж и доктора и священник сказали тебе, что он не жилец. Покорись воле божией: положи дитя под образа, затепли свечку и дай его ангельской душеньке выйти с покоем из тела. Ведь ты только мешаешь ей и тревожишь ее, а пособить не можешь…» Но с гневом встречала такие речи моя мать и отвечала, что, покуда искра жизни тлеется во мне, она не перестанет делать все, что может, для моего спасенья, – и снова клала меня, бесчувственного, в крепительную ванну, вливала в рот рейнвейну или бульону, целые часы растирала мне грудь и спину голыми руками, а если и это не помогало, то наполняла легкие мои своим дыханьем – и я, после глубокого вздоха, начинал дышать сильнее, как будто просыпался к жизни, получал сознание, начинал принимать пищу и говорить, и даже поправлялся на некоторое время. Так бывало не один раз. Я даже мог заниматься своими игрушками, которые расставляли подле меня на маленьком столике; разумеется, все это делал я, лежа в кроватке, потому что едва шевелил своими пальцами.
Но самое главное мое удовольствие состояло в том, что приносили ко мне мою милую сестрицу, давали поцеловать, погладить по головке, а потом нянька садилась с нею против меня, и я подолгу смотрел на сестру, указывая то на одну, то на другую мою игрушку и приказывая подавать их сестрице. Заметив, что дорога мне как будто полезна, мать ездила со мной беспрестанно: то в подгородные деревушки своих братьев, то к знакомым помещикам; один раз, не знаю куда, сделали мы большое путешествие; отец был с нами. Дорогой, довольно рано поутру, почувствовал я себя так дурно, так я ослабел, что принуждены были остановиться; вынесли меня из кареты, постлали постель в высокой траве лесной поляны, в тени дерев, и положили почти безжизненного. Я все видел и понимал, что около меня делали. Слышал, как плакал отец и утешал отчаянную мать, как горячо она молилась, подняв руки к небу. Я все слышал и видел явственно и не мог сказать ни одного слова, не мог пошевелиться – и вдруг точно проснулся и почувствовал себя лучше, крепче обыкновенного. Лес, тень, цветы, ароматный воздух мне так понравились, что я упросил не трогать меня с места. Так и простояли мы тут до вечера. Лошадей выпрягли и пустили на траву близехонько от меня, и мне это было приятно. Где-то нашли родниковую воду; я слышал, как толковали об этом; развели огонь, пили чай, а мне дали выпить отвратительной римской ромашки с рейнвейном, приготовили кушанье, обедали, и все отдыхали, даже мать моя спала долго. Я не спал, но чувствовал необыкновенную бодрость и какое-то внутреннее удовольствие и спокойствие, или, вернее сказать, я не понимал, что чувствовал, но мне было хорошо. Уже довольно поздно вечером, несмотря на мои просьбы и слезы, положили меня в карету и перевезли в ближайшую на дороге татарскую деревню, где и ночевали. На другой день поутру я чувствовал себя также свежее и лучше против обыкновенного. Когда мы воротились в город, моя мать, видя, что я стал немножко покрепче, и сообразя, что я уже с неделю не принимал обыкновенных микстур и порошков, помолилась богу и решилась оставить уфимских докторов, а принялась лечить меня по домашнему лечебнику Бухана. Мне становилось час от часу лучше, и через несколько месяцев я был уже почти здоров; но все это время, от кормежки на лесной поляне до настоящего выздоровления, почти совершенно изгладилось из моей памяти. Впрочем, одно происшествие я помню довольно ясно; оно случилось, по уверению меня окружающих, в самой средине моего выздоровления…
Чувство жалости ко всему страдающему доходило во мне, в первое время моего выздоровления, до болезненного излишества. Прежде всего это чувство обратилось на мою маленькую сестрицу: я не мог видеть и слышать ее слез или крика и сейчас начинал сам плакать; она же была в это время нездорова.
Сначала мать приказала было перевести ее в другую комнату; но я, заметив это, пришел в такое волнение и тоску, как мне после говорили, что поспешили возвратить мне мою сестрицу. Медленно поправляясь, я не скоро начал ходить и сначала целые дни, лежа в своей кроватке и посадив к себе сестру, забавлял ее разными игрушками или показываньем картинок. Игрушки у нас были самые простые: небольшие гладкие шарики или кусочки дерева, которые мы называли чурочками; я строил из них какие-то клетки, а моя подруга любила разрушать их, махнув своей ручонкой. Потом начал я бродить и сидеть на окошке, растворенном прямо в сад. Всякая птичка, даже воробей, привлекала мое вниманье и доставляла мне большое удовольствие. Мать, которая все свободное время от посещенья гостей и хозяйственных забот проводила около меня, сейчас достала мне клетку с птичками и пару ручных голубей, которые ночевали под моей кроваткой. Мне рассказывали, что я пришел от них в такое восхищение и так его выражал, что нельзя было смотреть равнодушно на мою радость. Один раз, сидя на окошке (с этой минуты я все уже твердо помню), услышал я какой-то жалобный визг в саду; мать тоже его услышала, и когда я стал просить, чтобы послали посмотреть, кто это плачет, что «верно, кому-нибудь больно», – мать послала девушку, и та через несколько минут принесла в своих пригоршнях крошечного, еще слепого, щеночка, который, весь дрожа и не твердо опираясь на свои кривые лапки, тыкаясь во все стороны головой, жалобно визжал, или скучал, как выражалась моя нянька. Мне стало так его жаль, что я взял этого щеночка и закутал его своим платьем. Мать приказала принести на блюдечке тепленького молочка, и после многих попыток, толкая рыльцем слепого кутенка в молоко, выучили его лакать. С этих пор щенок по целым часам со мной не расставался; кормить его по нескольку раз в день сделалось моей любимой забавой; его назвали Суркой, он сделался потом небольшой дворняжкой и жил у нас семнадцать лет, разумеется уже не в комнате, а на дворе, сохраняя всегда необыкновенную привязанность ко мне и к моей матери.
Выздоровленье мое считалось чудом, по признанию самих докторов. Мать приписывала его, во-первых, бесконечному милосердию божию, а во-вторых, лечебнику Бухана. Бухан получил титло моего спасителя, и мать приучила меня в детстве молиться богу за упокой его души при утренней и вечерней молитве. Впоследствии она где-то достала гравированный портрет Бухана, и четыре стиха, напечатанные под его портретом на французском языке, были кем-то переведены русскими стихами, написаны красиво на бумажке и наклеены сверх французских. Все это, к сожалению, давно исчезло без следа.
Я приписываю мое спасение, кроме первой вышеприведенной причины, без которой ничто совершиться не могло, – неусыпному уходу, неослабному попечению, безграничному вниманию матери и дороге, то есть движению и воздуху. Вниманье и попеченье было вот какое: постоянно нуждаясь в деньгах, перебиваясь, как говорится, с копейки на копейку, моя мать доставала старый рейнвейн в Казани, почти за пятьсот верст, через старинного приятеля своего покойного отца, кажется, доктора Рейслейна, за вино платилась неслыханная тогда цена, и я пил его понемногу, несколько раз в день. В городе Уфе не было тогда так называемых французских белых хлебов – и каждую неделю, то есть каждую почту, щедро вознаграждаемый почтальон привозил из той же Казани по три белых хлеба. Я сказал об этом для примера; точно то же соблюдалось во всем. Моя мать не давала потухнуть во мне догоравшему светильнику жизни: едва он начинал угасать, она питала его магнетическим излиянием собственной жизни, собственного дыханья. Прочла ли она об этом в какой-нибудь книге или сказал доктор – не знаю. Чудное целительное действие дороги не подлежит сомнению. Я знал многих людей, от которых отступались доктора, обязанных ей своим выздоровлением. Я считаю также, что двенадцатичасовое лежанье в траве на лесной поляне дало первый благотворный толчок моему расслабленному телесному организму. Не один раз я слышал от матери, что именно с этого времени сделалась маленькая перемена к лучшему.
Источник
