Основные способы осуществления политической власти

Источником подчинения объекта во властном отношении в фор­ме авторитета выступает определенная совокупность характеристик субъекта, которая делает объект обязанным принять команду субъек­та независимо от ее содержания. В отличие от силы и манипуляции, авторитет зависит от восприятия объекта и обязательно результиру-стся в его повиновении команде субъекта. Границы между авторите­том (особенно легальным авторитетом) и принуждением часто бывают размыты. Однако в «чистом» виде авторитетного отношения подчине­ние объекта субъекту является добровольным. Объект повинуется, по­скольку рассматривает свое повиновение как должное. В зависимости от источника подчинения авторитет бывает персональным,, традици­онным или легальным.

Мшвениерадзе.

Основным способом существования власти пред­ставляется её проявление в различных динамичных фор­мах зависимости, независимости и взаимозависимости ме­жду человеком и человеком, личностью и обществом, социальными группами, классами, государствами, блока­ми государств. Власть многогранна, многослойна. Исторически происходило так, что сначала главной формой политического взаимоотношения между членами общества, странами и целыми регионами была зависи­мость. Условиями и способами для установле­ния отношений господства и подчинения являлись сословно-иерархические системы, , монар­хические и диктаторские режимы, отсутствие принципа разделения властей, классовая борьба и, наконец, завое­вательные войны. Главной функцией власти служило принуждение как крайняя форма проявления — насилие. Прогрессивная линия исторического развития политиче­ских отношений шла и ныне идет путем преодоления зави­симости, через достижение независимости и утверждение взаимозависимости. Для поддержания этой линяй необ­ходимо безостановочное совершенствование демократии, изменение сущностных характеристик оснований власт­ных отношений, переход от принуждения к управлению, равно как и систематической проведение различных ре­форм с целью достоянной регулировки внутригосударст­венных и межгосударственных взаимосвязей. Однако принцип взаимозависимости государств, осно­ванный на замене конфронтации широким международным сотрудничеством, традиционно понимался, да и сейчас иногда интерпретируете я в имперском значении, а его воплощение в жизнь принимало уродливые антидемокра­тические формы наподобие пресловутого «разделения сфер влияния» менаду наиболее мощными государствами идя группами государств, при котором как бы узаконивалось зависимое положение большинства стран мира. В сегодняшнем мире, в нынешних исторических усло­виях, как узде отмечалось, межгосударственные властные отношения в целом уравновешены, т. е. существует опре­деленная стабильность во взаимодействии между социалистическим и, развивающимися и не­присоединившимися странами. На Западе это состояние часто называют «ядерным сдерживанием» или «равнове­сием страха*. Попытки взломать установившийся баланс властных отношений могут не столько привести к их изме­нению, сколько оказаться роковыми для существования цивилизации. Сильная объективная тенденция к сохране­нию взаимозависимости и ее упрочению проявляется и в расширении мирохозяйственных связей, которые все больше охватывают не только экономику и торговлю, но также науку, культуру, искусство, спорт, туризм.

Источник

2. Способы и методы осуществления политической власти

Поскольку методам насильственного осуществления власти в историографии уделялось достаточно много внимания, представляется важным исследовать мирные способы движения политического процесса в Древней Руси.

Типичным методом осуществления политической власти в древнерусском обществе являлся ритуал. В сущности, политический ритуал можно рассматривать по известной аналогии с политическим процессом. Под ритуалом в широком смысле слова принято понимать стереотипизированные, знаковые формы поведения, не направленные на органически полезные действия88. Несмотря на то что исследователи признают опосредованное использование ритуала в практических целях89, можно констатировать широко распространенное представление о фа-культативности, необязательности ритуалов. Между тем есть ос-нования полагать, что для носителей архаического сознания характер связи между ритуалом и соотнесенным с ним событием — иной. Для людей Средневековья перемена (или подтверждение) социального статуса, вступление в правоотношения или прекращение таковых было возможно только через ритуал. Пока соответствующие процедуры не были совершены, не менялся и статус человека. Как верно отмечается в новейшей литературе, «схема «событие — ритуал» при всей своей кажущейся есте-ственности не вполне соответствует действительности. На деле. событие существует лишь постольку, поскольку оно воплощено в ритуале»90. Ритуал как главный механизм памяти в допись- менной культуре и ритуальная стратегия поведения во многом определяли жизнь человека еще в XIX в.

Как символическое выражение важнейших социальных связей ритуал является предметом этнографических исследований. Для нас более важна другая сторона проблемы: ритуал в качестве функционального проявления политико-правовой системы. В этом случае следует учитывать, что политический и/или правовой ритуал должен обладать определенной спецификой, отличающей его от всех иных. Как форма, так и содержание политико- правового ритуала во многом сопряжены со сверхъестественной санкцией, так как должное и недолжное определяется по отно-шению к мировому порядку в целом как его составная часть. Немаловажное значение имеет и санкция общества, его соци-ально-возрастных групп. Но отличие политико-правового ритуала, очевидно, состоит в том, что выполнение его сценария обес-печивается специальными органами публичной власти. Ритуальность — неотъемлемое качество всех исторически первых систем права. Отличительной особенностью политико- правового ритуала в период раннего Средневековья является его нерасчлененность не только со сферой сакрального и социального, но и синкретизм политической и правовой нормы и процедуры. Нормы права обычно связаны с определенными процедурами и как бы воплощаются в них. Процедура имеет не меньшее значение, чем сама норма. Нарушение предписанного ритуала, отход от общепризнанного сценария может свести на нет действенность самой правовой нормы. Это связано со свойством ритуала поглощать событие. Этнологи отмечают немаловажный для историко-правового исследования парадокс: будучи насквозь условным (символичным), ритуал в то же время безусловен в прагматическом отношении. Более того: одна из основных функций ритуала состоит в том, что с его помощью абсолютные, безусловные биологические процессы преобразуются в условные категории. Именно по этой причине появляется возможность «растягивать» во времени смерть и рождение, а с другой стороны, «сводить» в одну «точку» такие длительные процессы, как перемена социального статуса в связи с взрослением и другими состояниями91.

Конечно, утверждение о том, что процедура в раннесред- невековой Руси была важнее самой нормы, было бы некорректным.

Важно отметить еще одну важнейшую черту политико-правового ритуала — его публичный характер. В бесписьменном обществе, каким оставалась Древняя Русь в период записи Русской Правды93, соблюдение правовых норм могло быть гарантировано только в том случае, если они выливались в символические процедуры, в публичные действия, производившие глубокое впечатление на всех их участников и откладывавшиеся в их памяти. Ритуал выполнял здесь ту функцию, которую в более цивилизованном обществе выполняет письменный документ. То же можно сказать и о политическом аспекте ритуала: самопредъявление власти обществу всегда осуществлялось публично, это непременное условие установления (или периодического подтверждения) ее легитимности. Причем на ранней стадии развития политико-правовой системы раннесредневековой

Руси взаимообусловленность политического и правового дискурса выступает особенно ярко. Даже применительно к современности правоведы отмечают, что политическая норма может быть выражена как в нормативно-правовом акте государства, так и в политическом акте непосредственно. Юридическая же норма получает политическое значение в том смысле, что к ее оценке применяется политический подход94.

В Древней Руси политический ритуал органически вплетался в ткань очень многих событий, так или иначе имевших отношение к политике: будь то посажение князя на стол, встреча войска из победоносного похода или возведение нового храма. Самым ярким ритуалом, наиболее полно совмещающим в себе многие политико-правовые функции (интегративную, легити- мационную, нормативно-регулятивную, охранительную, инфор-мационно-коммуникативную, адаптивную), являлось полюдье.

Полюдье, сопровождаемое дарами, являлось своеобразной формой общения князя с подданными, что, помимо прочего, имело и сакральное значение. Очень примечательно свидетельство Константина Багрянородного о том, что у росов «полюдия» именуются «кружениями»98. Примерами подобных «объездов-кружений» богата история Европы раннего Средневековья. Они зафиксированы в Германии, Франции, Нидерландах, Испании, Португалии, Англии, Ирландии, Шотландии, Швеции, Дании, Норвегии, Польше, Сербии, Болгарии, Венгрии. Такого рода объезды вождями управляемой ими территории обнаружены в жизни многих народов Африки, у монгольских кочевников, в Микронезии, на Гавайях, Таити, в Полинезии99. К обычаю таких объездов «восходят практиковавшиеся еще в XVIII—XIX вв. «путешествия» (раз или два в году) по своим владениям правителей Абхазии, Имеретии, во время которых они посещали подданных, пользовались их гостеприимством и получали от них подарки»100.

В Древней Руси политическую функцию полюдья наряду с экономической выделил еще Н.М. Карамзин: «Целию сих путешествий, как вероятно, было и то, чтобы укреплять общую государственную связь между областями или содержать народ и чиновников в зависимости от великих князей»101.

Политико-правовой аспект полюдья проявлялся также «в восприятии «объезда» как способа приобретения территории (владения), подтверждение прав на нее» со стороны правителя. Речь в этом случае должна идти скорее всего не о праве соб-ственности на землю, а о праве властвования над определенной территорией и ее населением. Этот объезд мог осуществляться вдоль пограничья с «чужими» землями. Исследователи усматривают здесь реализацию нерасчлененной идеи о сувере-нитете и собственности на землю главы раннегосударственного образования. Поэтому символичен «не просто факт объезда под-властной ему территории, но объезда по периметру границ или близкому маршруту»102. Этому соответствует известный по ис-точникам более позднего времени обряд установления границ путем обхода с выполнением определенного ритуала при зе-мельных конфликтах103. Ю.М. Кобищанов также отмечает, что «в семиотическом поле архаического мышления объезд территории (на коне или в лодке), обход ее пешком или опахивание ее плугом воспринимался как способ ее приобретения»104. К тому же объезд сакральным правителем подвластной ему территории означал периодически возобновляемое табуирование или освящение земли, призванное обеспечить живущим на ней людям защиту от внешних враждебных сил и благоденствие105. Полюдье X в. являлось в сущности языческим институтом. Неслучайно между исследователями нет единства мнений по вопросу об участии «полюдного» сбора в обеспечении учреж-денной Владимиром древнерусской церкви106.

Не углубляясь в дискуссию, отметим важную для темы нашего исследования черту: с развитием политико-правовой системы Древней Руси неуклонно усложнялась и система государственных налогов и повинностей. В этой связи языческий контекст ритуально-процессуальной символики полюдья переосмыслялся в сторону усиления его политических коннотаций.

Отголосками того, что полюдье существовало и в более поздний период, и к тому же было связано главным образом с политической функцией, являются следующие сообщения источников. В Смоленской уставной грамоте князя Ростислава Мстиславича в связи с учреждением Смоленской епископии (1136 г.) в статье 4 говорится: «И се даю святей Богородици (и) епископу: десятину от всех даней смоленских, что ся в них сходить истых (к)ун, кроме продажи, и кроме виры, и кроме полюдья»101. В жалованной грамоте 1130 г. Мстислава Владимировича и его сына Всеволода новгородскому Юрьеву монастырю сказано, что князья жалуют обители волость Буйцы: «. съ данию, и съ вирами, и съ продажами» и отдельно оговаривается: «А яз дал рукою своею и осеннее полюдие даровьное, полътретиядесяте гривьн святому же Георгиеви»108. Экономические функции полюдье постепенно передавало другим сборам, которые могли осуществлять лица и некняжеского достоинства, специально управомоченные на это княжеской властью.

Говоря о политико-правовом значении полюдья, важно подчеркнуть его системообразующие, интегративные функции в раннем государстве. Ведь политические отношения и институты в нем развиты относительно слабо, и вместе с тем в нем присутствуют жизнеспособные структуры позднепотестарного, протогосударственного общества. Некоторые исследователи по-лагают даже, что о государстве, в полном смысле этого слова, речь может идти только с того момента, когда князь прекращает ездить в полюдье109. Но для того чтобы возник тип господства, основанный на осознанном убеждении в законности установленных порядков, в правомочности и авторитете органов, осуществляющих государственную власть, требуется не только «переходный период», но и «переходный институт». Одним из таких медиативных институтов, несущих новую иерархию ценностей политически организованному обществу и явился, на наш взгляд, полифункциональный комплекс полюдья. Его ин- тегративные функции проявлялись в регулярности, периодичности проведения ритуала, поддержании в дееспособном состоянии, а иногда и в возрождении политической структуры раннего Древнерусского государства. Вспомним, что практически все великие князья X—XI вв. начинали свою деятельность с восстановления единого государственного пространства: отпадение тех или иных племенных территорий от полянского союза происходило всякий раз, как происходила смена правителя110. Надо полагать, киевские князья восстанавливали политическое единство не только силой, «примучивая» отпавшие племена, но и на добровольной договорной основе, в том числе и через ритуал «презентации» собственной власти над территорией посредством ее объезда. Иными словами, речь шла о мерах антиэнтропийного характера, пресекающих распад политической системы Древней Руси. Функции поддержания престижа власти, выражения меры согласия общества на подчинение ей выполняли также и другие ритуалы, зафиксированные в Древней Руси: пиры и дарения. Обрядовое происхождение этих социокультурных феноменов не вызывает сомнения. Как отмечает известный историк права, «обычай встречать государя хлебом-солью восходит к древнему дару, получаемому князем в полюдье»111. Исконный смысл пиров и общих трапез ясно выражен в том их наименовании, которое сохранилось в летописи, — это «братчина». Люди, участвующие в общей трапезе и сидящие за одним столом, объединены особыми узами — это свои, родные люди. Родство по пище наряду с родством по крови известно самым разным народам 112. Как отмечается в новейшей литературе, «связь между властными отношениями и пищей является, по-видимому, глубинным пластом человеческого менталитета, уходящим своими корнями к социогенезу, но отчетливо фиксируется в современных политических культурах различных народов мира. »113.

Часто повествуют о пирах эпические песни114. Летописное сказание об этом дано под 996 г.: «Въ лето 6504 Володимеръ видевъ церковь свершену, вшедъ в ню и помолися Богу, глаголя: «Господи боже! Призри с небесе и вижь. И посети винограда своего. И сверши, яже насади десница твоя, новыя люди си. И призри на церковь твою си, юже создах, недостойный рабъ твой въ имя рож- шая тя матере, приснодевыя богородица «. Ипомолившюся ему, рекъ сице: «Даю церкви сей святей богородици от именья моего и от градъ моихъ десятую часть. » И вдасть десятину Настасу Корсу- нянину. И створи праздикъ великъ въ тъ день боляром и старцем градским, и убогим раздая именье много»115.

Владимир устраивал такие пиры по сходному поводу не один раз. Во время битвы с печенегами Владимир дал обет построить церковь во имя святого Преображения Господня, так как в день этого праздника и произошла битва. Избегнув опасности, Владимир «постави церковь, и створи праздник великъ, варя 300 проваръ меду. И съзываше боляры своя, и посадникы, старейшины по всем градомъ, и люди многы, и раздая убогым 300 гривенъ. Праздновавъ князь дний 8, и възращашеться Кыеву на Успенье свя- тыя богородица, и ту пакы сотворяше празник великъ, сзывая бе- щисленое множество народа. Видя же люди хрестьяны суща, радо- вашеся душею и тълом. И тако по вся лета творяше»116 (выделено нами. — И. Ф.).

Сведения о пирах сохранились не только в летописях и былинах. Следы пиров-братчин обнаружены археологами в Новгороде в слое X в.117 Те исследователи, по мнению которых летописные и фольклорные известия о княжеских пирах не являются тенденциозным вымыслом летописца или данью литературной традиции, считают пиры важнейшим механизмом как социально-экономического, так и политического функционирования раннего государства, поскольку они были главным способом перераспределения прибавочного продукта, отчужденного во время полюдья правителем118. Отмечен и демократический характер княжеских пиров, которые собирали в Древней Руси не только членов княжеской дружины, но и представителей всех социальных групп. Как верно отмечает В.Е. Ветлов- ская, такой «состав участников праздничного застолья в начале былин киевского цикла означает, что былая родоплеменная общность уже осмысляется в более широких пределах — как общность людей, объединенных идеологически и территориально новыми узами сверхплеменной и только складывающейся русской государственности»119. Понятно, что в этом случае пиры могли функционировать одновременно и как политические советы при князе120.

Показательно, что на ранних этапах политического развития участники ритуального застолья воспринимали раздариваемое как общественное достояние, что косвенно подтверждается и этимологически. Так, древнерусский книжник, переводя Эклогу, греческий термин «б’лцоога» «казна» перевел как «людское», то есть общее121 (собранное в полюдье? — И. Ф.). Этнографические данные также подтверждают широкое распространение представлений в ранних государствах об обязанности богатых одаривать и о привилегии «нижестоящих» пользоваться щедрыми дарами. Без раздаривания подарков и других подобных акций невозможно сохранить авторитет и власть. Демонстративная щедрость — эталон поведения правителя в раннепо- литическом обществе122.

Помимо редистрибутивной функции, пиры выполняли и другие важнейшие функции — утверждения или повышения социального статуса и личного престижа. По мере нарастания социальной дифференциации в обществе место, занимаемое во время застолья, стало служить одним из главных индикаторов политической иерархии среди принимающих участие в трапезе. Статусная власть как раз и проявляет себя в первую очередь в контроле над ресурсами и регулировании их использования. «Должность, — пишет Л.С. Васильев, — была притягательной отнюдь не потому, что она сулила богатство. Притягателен был престиж. Он, и только он, создавал авторитет и приводил к власти. Власть же давала право руководить и распоряжаться достоянием коллектива, то есть была высшим воплощением общепризнанной шкалы социальных ценностей»123. Пиры как общеполитические праздники являлись продолжением-инверсией ритуала полюдья. Их потлачевидные формы, описанные у многих народов, способствовали не только консолидаци общества, снятию политического напряжения, но и посредством «перерегистрации» статусов восстанавливали социальную гармонию в ритуально-процессуальной (самой достоверной для архаического сознания) форме. Происходило то, что современные политологи называют структурирующей политизацией.

Посредством таких ритуалов, как пиры, полюдье, поса- жение князя на стол и некоторых праздников, имеющих политический контекст, упрочивалась социальная база политической власти правящей элиты, так как усиливалась возможность предвидеть реакцию общества на принимаемые политические решения и корректировать ее прямо в процессе ритуала124. Как верно отмечается в литературе, легитимация государственной власти представляет собой взаимообусловленный процесс, с одной стороны, «самооправдания» и обоснования собственной власти со стороны управляющих, а с другой — «оправдания» и признания этой власти со стороны управляемых125. Поэтому политическая власть в лице князей Рюрикова дома, церковных иерархов и административного аппарата, обладая символическим капиталом, могла формировать в нормативно-ценностном пространстве древнерусского общества такие новые идеологе- мы ценностного содержания, усвоение которых изменяло внутренний мир людей и задавало определенные стереотипы восприятия социально-политической действительности.

Характеризуя приемы и методы, используемые для осуществления власти, представляется важным подчеркнуть, что типичным способом урегулирования социально-политических конфликтов также являлся ритуал. На наш взгляд, представляется справедливой точка зрения, согласно которой в доиндуст- риальных обществах конфликт часто не являлся выражением патологического состояния, а представлял собой адаптивный процесс: не только нормальный, но даже неизбежный и позитивный, если имел регулируемый характер126. Ведь конфликты сами по себе — не просто сигналы о дестабилизации власти, а это способ движения политического процесса. Реальная историческая динамика была бы без них невозможна, так как политическое взаимодействие предполагает не только сотрудничество, но, порой, и жесткую конкуренцию.

Политологи определяют политический конфликт как разновидность (и результат) конкурентного взаимодействия двух и более сторон (групп, государств, индивидов), оспаривающих друг у друга распределение властных полномочий и/или ресурсов127. Они также полагают, что неоднородные внутренние конфликты, налагаясь друг на друга, способны предотвратить глобальный раскол общества.

Как отмечает современный исследователь, ранее в качестве субъектов политических конфликтов рассматривались только классы и государства, а несоциальные группы, тем более — индивиды. Взаимоотношения индивидов, особенно конфликтные, часто рассматривались упрощенно с точки зрения современных моральных оценок и поиска исключительно рационального их объяснения128. Так, о почти «звериных» отношениях между чле-нами одной правящей семьи говорилось много в советской лите-ратуре. В частности, А.Г. Кузьмин отмечал, что в договоре Игоря с греками каждый член его семьи, включая жену и сына, имеет своего собственного посла, представляющего его интересы. По мнению историка, это свидетельство недоверия даже между ближайшими родственникам129. Но, как показали исследования последних лет, в таких ситуациях, как посольство и других репрезентативных случаях, «людность» являлась политической нормой и, скорее, символизировала сильную и почитаемую власть, чем говорила о степени взаимного недоверия130. 1 Конфликт на стадии становления политико-правовой системы Древней Руси проходил в оболочке ритуального, а точнее, являлся таковым по сути. Как уже говорилось в предыдущей главе, он инсценировал структуру нормы: «если — то — иначе». В основе ритуального конфликта изначально лежали две идеи: чередования добра и зла (то есть в применении к политическим отношениям — благотворного и опасного аспектов власти) и периодического восстановления ранее существовавшего, освященного традицией порядка вещей. При этом в ходе «восстановления» обычно создавалась на какое-то время ситуация, полностью отрицающая тот порядок, который надлежало восстанавливать131. По этнографическим данным, у многих народов ритуальным конфликтом такого рода сопровождалась любая смена правителя, так как с точки зрения архаической психологии промежуток между ушедшим правителем и будущим — время полной неустойчивости, а поэтому и исключительно опасное, требующее особого ритуального регулирования. Порой политическая практика сводилась к тому, что братья, кузены, дядья вынуждены были в честных поединках уничтожать друг друга, и трон доставался победителю132. Как отмечает Л.С. Васильев, при всем варварстве такого способа насле-дования в нем был немалый резон: освободившись от соперников, новый правитель чувствовал себя на троне много уверенней, что было прежде всего в интересах самой структуры133. Успехи, достигнутые Древней Русью в период единодержавного правления Владимира Святого, Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха, подтверждают этот тезис.

Таким образом, рассмотренный выше ритуально-процес-суальный способ функционирования политико-правовой системы позволяет заключить, что многие проявления социально- политической жизни Древней Руси выражали сущностное содержание традиционного политико-правового режима. В новейшей литературе подобный режим характеризуется как совокупность политических обычаев, традиций, нравственных норм и возникающих на их основе общественных отношений, в которых выражен традиционный образ и стиль формирования и проведения в жизнь политических интересов134. Его важнейшая черта — воспроизведение компонентов и признаков полити-ческой системы — по сути является функцией всей политико- правовой системы Древней Руси. Ведь именно в стадии переходного периода нагрузка падает на функции самосохранения и саморегулирования общества. Наиболее органичной формой их осуществления являлся политико-правовой ритуал. Он компенсировал отсутствие четко дифференцированной инфраструктуры государственных и негосударственных, правовых и неправовых институтов. Посредством ритуала в раннесредневековой Руси осуществлялись одновременно все функции политико-правовой системы: интегративная, легитимационная, нормативно-регулятивная, охранительная, информационно-коммуникативная, адаптивная и др. Позднее, начиная с конца XI в., князья, боярство и вечевые структуры активней включились в процесс распределения и контроля власти, что и привело в конечном счете к формированию трех различных типов политических режимов: монархического — во Владимиро-Суздальской Руси, аристократического — в Галицко-Волынской Руси, демократического — в Новгородской и Псковской землях.

Источник