Миф как способ человеческого бытия культурология

1. Мистическая сопричастность как основное отношение мифов

Миф – это не рассказ, это не повествование, это форма культуры, это способ человеческого бытия. Миф вечен, т.к. мифологическое представление присутствует во всех культурах, включая современную. Изучением мифа как формы культуры занимались Гегель, Фрейд, Юнг, А.Ф. Лосев.

Способом выживания первобытного человека стало чувство его породнения с грозной природной стихией, он чувствовал их родственными себе, одушевленными существами, которых можно умилостивить, заговорить, а иногда даже напугать. В мифе все свойства природы воспринимаются как смысловые, а связи между явлениями как причинно-следственные или причинно-обусловленные.

Миф – это способ человеческого бытия и мироощущения, целиком основанный на смысловом породнении человека с миром; человек переживает в мифе явления природы как одушевленные существа и воспринимает смыслы в качестве изначальных свойств веществ, следовательно, миф есть проекция человека в окружающий мир, где человек всего лишь его часть, поэтому для того, чтобы выжить человеку в этом мире ему нужно найти себе могучих покровителей (богов), которых он одновременно и боится и надеется на них. И в роли таких богов оказываются наиболее существенные для конкретного племени силы и явления природы.

2. Первобытные системы верований, миф и магия.

Название

Сущность

Проявление в современной культуре

Тотемизм

Тотемизм – это система верований, сущность которой заключается в поклонении какому-либо животному или растению и вере в свое происхождение от них.

Геральдика (гербы народов), запрет на употребление мяса некоторых животных.

Фетишизм

Фетишизм – обожествление особого предмета, который воспринимается как носитель демонических сил и который связан с судьбой данного племени.

Амулеты, крестики, иконы.

Анимизм – это вера в существование души и духов, как причина явлений природы, вера в одушевленность всей природы. Заколачивание гробов, жертвоприношение.

Магия – способ воздействия на вещи через использование не их объективных свойств, а их мистической сопричастности друг к другу, где магическая связь выступает как орудие человеческой воли.

Магическое управление природой подменяло собой реальной, практическое овладение ее силами, но одновременно магия обеспечивала склонность к оптимизму человеческого коллектива, внушала веру в победу. Существует концептуальная близость магии и науки: обе исходят из твердой веры в порядок и единообразие природных явлений; обе имеют одну цель: установить повторяющуюся последовательность событий, которая подчиняется действию определенных природных законов.

1. Миф как отрицание индивидуальности и свободы.

Миф не приносил человеку свободы, ибо миф и магия выражали не стремление к свободе, а стремление к выживанию за счет подавлений любых проявлений свободы. Магические обряды и ритуалы упорядочивали жизнь первобытного человека, миф был формой запрета, который освящался именем бога, любой шаг за пределы, предписанные священным обычаем, рассматривался как нарушение священной гармонии, подрыв союза человека и бога, поэтому от тех, кто не вписывался в тоталитарную структуру, миф, руками вождей и старейшин, избавлялся (через инициации, то есть обряд посвящения в полноправные члены общества).

2. Особенности первобытной культуры.

3. Синкретичность (слитность) – абсолютная слитность и органичное единство реальных и фантастических элементов; слитность всех форм культуры (напр. магия и тотемизм).

4. Гомогенность (однородность) – причем однородность, как культурная (отсутствие культурного плюрализма), так и однородность социальных (отсутствие социальных групп с различными интересами). Отсутствие плюрализма блокирует формирование новых интересов.

5. Первобытная культура – это культура табу (запретов). Запрет выступал в виде важнейшего механизма контроля и регулирования социальных отношений.

6. Характеристика первобытного искусства.

Самое древнее из известных нам художественных произведений принадлежат эпохе позднего или верхнего палеолита (20-30 тыс. лет до н.э.). Они были открыты в 1879 году (это были росписи в испанской пещере Альтамира) испанским дворянином Марселино де Саутуолла. Не останавливаясь на анализе различных гипотез о возникновении искусства необходимо отметить, что искусство появилось вместе с человеком и существовало на всех этапах первобытной культуры, так как человеку свойственна потребность украшать и раскрашивать себя, придавать привлекательную для себя форму предметов, то есть искусство имеет биопсихические корни, является органической потребностью человеческой психики.

Черты первобытного искусства:

2. Коллективистский и многофункциональный характер.

3. Символизм, то есть условный характер изображения.

Символический характер первобытного искусства приводит к появлению двух типов кодирования – эзотерическому (элитарному), доступного только узкому кругу избранных и экзотерическому, доступному всем.

Вернуться на предыдущую страницу

Источник

Миф в контексте человеческого бытия как историософская проблема

Миф в контексте человеческого бытия как историософская проблема

Крушение Российской империи заставило изгнанных за рубеж мыслителей заново продумать те мифы, которые двигали общественную жизнь страны до революции. Почему я говорю о мифах как двигателе социума? Дело в том, что разумом во все века живут единицы, способные к рациональному взгляду на мир, к интеллектуальному усилию свободы. Появление мифа означает выход человечества из животного состояния. Миф возникал как попытка человека противостоять хаосу мира. Первобытный человек подчиняется природе, но и подчиняет ее себе, отчасти реально (в охоте, рыболовстве), отчасти в воображении. Миф – это тщательно разработанная система нейтрализации оппозиции «культура – природа». Для раннего человечества характерно преобладание коллективного над индивидуальным. Я бы сказал, что миф как явление культуры это (попробую дать рабочую дефиницию) воображаемое представление о реальности, которое воспринимается как реальность. Мифология, конечно, как всякое явление человеческого духа, амбивалентна. Во-первых, миф является первым укрощением хаоса мира. Об этом писал Пауль Тиллих: «Величие Вселенной состоит в ее силе сопротивляться постоянно грозящему хаосу, ясное осознание которого заключено в мифах (включая и библейские повествования)»[374]. Во-вторых, есть мифы, структурирующие цивилизационный, строительный пафос человеческой культуры. Это, конечно, христианство и древнегреческие мифы. В них появляется культурный герой, активно противостоящий хаосу, возникает личность. Но внутри мифа человек оставался подчиненным стае. Ведь противостоять чему-то безличному и страшному легче всего в стае, которая столь же безлична и страшна, но близка человеку животно.

Как не раз отмечалось исследователями, проблемы мифа, миф, если он только в самом деле есть, – не обман и не игра. Миф по-настоящему существует только тогда, когда к нему относятся как к реальности. Мы могли не принимать идеи советского социализма, это было воображаемое представление о реальности, которое все жители страны были обязаны воспринимать, а многие и воспринимали, как самую что ни на есть реальность. Мы жили вне истории, ибо миф не знает истории, его время – вечность, он цикличен. Но еще стоит отметить одну важную особенность мифа, понятную жившим в советском обществе, о которой написал М. К. Мамардашвили: «Миф, ритуал и т. д. отличаются от философии и науки тем, что мир мифа и ритуала есть такой мир, в котором нет непонятного, нет проблем. А когда появляются проблемы и непонятное – появляются философия и наука»[375]. «Клячу истории загоним», – писал Маяковский, думая, что страна попала волевым усилием Октября из «царства необходимости» в «царство свободы». На самом деле, историю и впрямь «загнали». Причем до такой степени, что казалось: уничтожена не только история, а даже сам эволюционный процесс. Те деспотии, которые вернулись к мифологическому сознанию, выпали из исторического поля. Соответственно начинаются даже структурные изменения личности. Как и гитлеровская Германия, большевистская Россия отгородилась от истории.

Не случайно Томас Манн пытался отвоевать идею мифа у нацистов, искал его гуманистическую составляющую («Иосиф и его братья»). Но и тут он обратился к библейскому мифу, который даже в своей мистической основе имел сильную рационалистическую струю. Началось это изменение именно в те тысячелетия, когда создавалась Библия. Именно тогда, в осевое время, о котором писал Ясперс, появляется нечто иное. Вот его слова: «Все эти изменения в человеческом бытии можно назвать одухотворением: твердые изначальные устои жизни начинают колебаться, покой полярностей сменяется беспокойством противоречий и антиномий. Человек уже не замкнут в себе. Впервые появились философы. Человек в качестве отдельного индивидуума отважился на то, чтобы искать опору в самом себе»[376]. Началась борьба рациональности и рационально проверенного опыта против мифа (логоса против мифа), затем борьба за трансцендентного Бога и борьба против ложных образов Бога. В ходе этого изменения шло преобразование мифов, постижение их на большой глубине и их преодоление. Мамардашвили остроумно отделил философию от мифологии: «Философия в отличие от мифа уже датируется, она индивидуальна и датируема»[377]. Древний мифический мир отступал, сохраняя, однако, благодаря фактической вере в него народных масс свое значение в качестве некоего фона, и впоследствии мог вновь одерживать победы в обширных сферах сознания.

В XX в. это было очевидно. Ведь возврат в доличностные структуры сознания возможен на самом разном цивилизационном уровне. Надо сказать, что этот исторический (или, если угодно, антиисторический) поворот фиксировали очень отчетливо мыслители Запада, прежде всего Австро-Венгерской империи, рухнувшей в XX в., как и Российская. Судьба этих европейских империй в чем-то схожа. Не случайно в Вене Зигмунд Фрейд пытается в своей теории психоанализа противопоставить рацио бессознательному, искать миф в подсознании, с тем чтобы преодолеть его. Элиас Канетти начинает в эти годы задумываться над книгой «Масса и власть», где рассуждает о победе масс над историей. Именно в Австрии появляется великий мыслитель Эрнст Мах. По словам современного отечественного историка культуры, «в австрийской культуре формулой “разрушения личности” стал, как известно, афоризм Эрнста Маха: “Я нельзя спасти” (Das Ich ist unrettbar)»[378]. Исследователь полагает: из философии Маха очевидно, что мир (комплекс ощущений) есть либо иллюзия, либо реальность, которую наше сознание принимает за реальность. Это ощущение начала XX в. В такой атмосфере мифы не могут не создаваться.

Заметив, что коллективные массовые движения всегда вдохновляются мифологией, Бердяев про эпоху XX в. написал: «В сущности, сейчас происходит возврат человеческих масс к древнему коллективизму, с которого началась человеческая история, к состоянию, предшествующему образованию личности, но этот древний коллективизм принимает цивилизованные формы, пользуется техническими орудиями цивилизации»[379]. XX век – век торжества мифологического сознания. Самые разительные примеры такого господства – нацистский и коммунистический мифы. М. К. Мамардашвили называл это господством «алхимической идеи»[380]. Но начиналось оно не в идеологических документах партийных вождей, а в построениях свободных мыслителей, в которых действовал дух времени, времени, оказавшегося под ударом выступивших на историческую арену масс, не вошедших в личностную европейскую культуру.

Разумеется, работало коллективное бессознательное, управлявшее даже яркими личностями вроде Герцена, которые будили варварскую доличностную стихию. Ведь чтобы вернуться в доисторическое прошлое, тоже нужны усилия и свои маяки и вожаки. И они нашлись. Не только эмигрант Герцен, но, казалось бы, далекие от революции мыслители, звавшие в мифологическое прошлое. Как писал великий интеллектуал и интеллектуальный провокатор Вячеслав Иванов, символизм «соборного единомыслия» был «проникновением к душе народной, к древней исконной стихии вещего “сонного сознания”, заглушенный шумом просветительских эпох. Дионис варварского возрождения вернул нам – миф»[381]. Правда, когда в России восторжествовала соборность после большевистской революции, Иванов сумел уехать в католическую Италию, где Дионис был обуздан и даже в период господства Муссолини не очень-то бушевал. Но мифы, разбуженные интеллектуалами, стали в Европе господствующими. Стоит внимательно отнестись к несправедливому на первый взгляд высказыванию Бердяева: «Хотя это и может показаться парадоксальным и шокирует адептов стареющих форм демократии, но можно даже утверждать, что фашизм есть один из результатов учения Ж. Ж. Руссо о суверенитете народа. Учение о суверенитете народа, что и соответствует наименованию демократии, само по себе не дает никаких гарантий свобод для человеческой личности. Руссо верил, что общая воля суверенного народа безгрешна и свята, в этом был созданный им миф, аналогичный мифу Маркса о святости и безгрешности воли пролетариата»[382]. Но мифы, определявшие жизнь больших масс, создавались интеллектуалами, которые гениально угадывали движение подземных стихий, думали, что осуществляют прорыв к свободе, ведя мир к чудовищному закрепощению. Недаром Руссо оказался предшественником кровавой Французской революции. Миф XX в. (а может и всякий миф?) требовал некоего принуждения. Скажем, в своей итоговой книге об этом пишет Федор Степун: «Чтобы поддержать свой миф о революции “рабочих и крестьян”, партия запретила любые высказывания о противоположности интересов рабочих и крестьян»[383].

Личность создается собственными усилиями, человек для выхода из стада должен создать себя сам. Оставаясь частью социума с внешними правилами, он каким-то образом одухотворяет себя сам. Вспомним Достоевского, который искал «человека в человеке», то есть нечто, что не определялось ни природными, ни даже социальными обстоятельствами. Но «человек в человеке» находится с трудом, слишком много овнешняющего закрывает путь ему и путь к нему. И тут-то и возникает в культуре проблема, которая обсуждается в данном тексте. Проблема двойника. Человек, выходящий, но не вышедший из безличной мифологической структуры, остающийся еще внутри мифологического сознания, не в состоянии найти свою определенность, устойчивость бытия. На этой неустойчивости и паразитирует двойник. Двойник прорывается к сути человека, пытается подменить ее, а порой и подменяет. Он существует, строго говоря, в волнах мифологического бытия. Именно такое балансирование на грани мифа и рацио вводит в личностную культуру Нового времени тему двойника, актуализирует ее.

Надо сказать, более того, надо подчеркнуть, что двойничество – это не феномен, рожденный в Новое время. Двойники были в язычестве. Кстати, в славянском язычестве двойник, как сообщается в энциклопедии славянской мифологии, во всем похож на человека, но своего лица не имеет, и по безличью носит маску того, кем хочет показаться. Испокон веков существовало поверье, что явление двойника – проделки дьявола, который назло Богу создает точную копию Его творения. Двойник по-немецки – Doppelganger. По немецким поверьям, встреча с двойником ведет героя к гибели. В России это поверье исполнилось. Ведь главным мифом советской истории был миф о враждебности интеллигенции народу. Был термин «враги народа». Как же интеллигенция, славившаяся своим народолюбием, жертвенностью, могла обратиться в своего собственного двойника? Забегая вперед, напомним: как-то Владимир Вейдле написал, что Россия стала нацией, не включив в нацию народ. Это раздвоение культуры и привело к появлению русского двойника, которому приписывали всяческие добродетели, но который ненавидел героев. Можно сказать, опираясь на образы Достоевского, что место Ивана Карамазова занял Смердяков, ворвавшийся во власть, прикрываясь идеями интеллектуала Ивана. Здесь же добавим важную характеристику ситуации: в результате своих действий двойник доводит героя до безумия, так что он начинает чувствовать вину за не совершенные им проступки. Вокруг борьбы с этим врагом, т. е. с интеллигенцией, строилось единство советского общества. Самое дикое, что и вышедшие из народа сильные мужики были слишком интеллектуальны для власти Смердяковых, были практически теми же интеллигентами и так же уничтожались. На этом фоне легко было уничтожать и сам народ. Но об этом чуть позже.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Читайте также

Левитан. Муки бытия и красота природы

Левитан. Муки бытия и красота природы Пейзажи Саврасова, Шишкина, Левитана входят в нашу жизнь с раннего детства, как и стихи русских поэтов, хрестоматийные, определяя наше восприятие природы и исторической жизни России. Впрочем, примелькавшиеся репродукции и стихи из

Книга Бытия: повседневная работа?

Книга Бытия: повседневная работа? Христианство, поставив перед собой задачу доказать индуктивным путем существование Бога (поскольку существует мир, то должен существовать и его творец) и определив Бога как Создателя, Отца, Владыку, положило в основу своей доктрины

Книга Бытия: работа, достойная Бога?

Книга Бытия: работа, достойная Бога? В XVI веке возникает новая грань интересующей нас проблемы, поскольку создатель Сикстинской Мадонны, символа Римско-католической церкви, не должен был допустить, чтобы забылись споры, которые велись вокруг изображений и которые вызвали

4. Типология Степуна. Многодушие как проблема человеческого существования

4. Типология Степуна. Многодушие как проблема человеческого существования Начиная свое рассмотрение типов человеческого сознания, Степун задает, фиксирует определенный уровень, при наличии которого вообще возможен подобный феноменологический анализ. Этот уровень

1. Миф в контексте истории как историософская проблема

1. Миф в контексте истории как историософская проблема Крушение Российской империи заставило изгнанных за рубеж мыслителей, заново продумать те мифы, которые двигали общественную жизнь страны до революции. Почему я говорю о мифах как двигателе социума? Дело в том, что

Глава 3 Отображение физического бытия

Глава 3 Отображение физического бытия «Моя главная задача -заставить вас видеть».- это прежде всего(Д.- У. Гриффит в ответ на » вопрос интервьюера, 1913)В отображении физического бытия фильмы отличаются от фотографии в двух отношениях: в том, что они показывают реальность в

06.03.09 Воейков В.Л. Биология Бытия. Биологические основы глобального кризиса

06.03.09 Воейков В.Л. Биология Бытия. Биологические основы глобального кризиса Братусь Б.С.: Мы присутствуем на очередном заседании общепсихологического семинара, но оно необычное, потому что это совместный семинар с учреждениями [совместный с семинаром Института

Прибыток бытия и точка зрения

Прибыток бытия и точка зрения Итак, после зачатия женщина есть ходячий прибыток бытия — живой фалл, мужское начало, а мужчина — ходячая пустота, полость, влагалище, восприемник сигналов бытия — женщина20 12 89 Вошла жена, Светлана, бумаги и копирки у меня поднабрать

13.1.2. Своеобразие бытия культуры в XX–XXI вв

13.1.2. Своеобразие бытия культуры в XX–XXI вв Попытки и проблематичность воплощения культуры в разных сферах жизнедеятельностиКультура так или иначе реализуется или не реализуется в жизни в зависимости от того, насколько человек в разных сферах жизнедеятельности

ТАЙНА БЫТИЯ И НЕБЫТИЯ У ВЛАДИМИРА НАБОКОВА

ТАЙНА БЫТИЯ И НЕБЫТИЯ У ВЛАДИМИРА НАБОКОВА Согласно самым распространенным представлениям о природе бытия, Бог сотворил мир из ничего. Таково мировоззрение и Платона, и неоплатоников, и иудео-христианской, и мусульманской теологии. Но как именно нечто происходит из

ЯЗЫК И МОЛЧАНИЕ КАК ФОРМЫ БЫТИЯ

ЯЗЫК И МОЛЧАНИЕ КАК ФОРМЫ БЫТИЯ 1. Тишина и молчаниеМолчание обычно толкуется как отсутствие слов и противопоставляется речи. Людвиг Витгенштейн, заканчивает свой «Логико-философский трактат» известным афоризмом: «6.54. О чем невозможно говорить, о том следует

Глава 1 Человек/нечеловек в искусстве: о границах бытия

Глава 1 Человек/нечеловек в искусстве: о границах бытия Антропоморфизация. Персонификация. Аллегория. – Идентичность – Сакрализация. Живоподобие. Идеализация. – Лицо и тело. – Мифологизация и костюмирование. – Живой/мертвый. Эдвард Бёрн-Джонс. Пигмалион и Галатея. The

Сколки бытия

Сколки бытия Свет невечерний У Алого поля в троллейбус вошла женщина в сером. Показала проездной и села у окна впереди меня. В эту же минуту к ней ринулась другая, с жаром полушепотом воскликнув:– Машенька! Милая, что с тобой? На тебе лица нет!Женщина в сером повернулась к

Источник