Какими способами вводится предыстория обломова

Название работы: Предыстория героя как способ характеристики героя в произведениях отечественной классики XIX века

Предметная область: Литература и библиотековедение

Описание: Так показав детство главного героя Гончаров раскрыл суть всего крепостного уклада калечащего жизни дворянского класса.

Дата добавления: 2013-08-24

Размер файла: 12.52 KB

Работу скачали: 1 чел.

Предыстория героя как способ характеристики героя в произведениях отечественной классики XIX века

Предыстория героя позволяет понять, чем обусловлено его поведение в настоящем . Часто предыстории героев даются в сравнении, подчеркивая таким образом, наиболее важные черты в их характерах.

Например, Пушкин, рисуя образы Татьяны и Онегина в романе «Евгений Онегин» обращается к их прошлому, чтобы показать, насколько разными были их детство, отрочество и юность, которые сформировали таких вот разных людей: холодного и скучающего Онегина и пылкую Татьяну, для которой весь смысл жизни в любви. У Евгения воспитатели — иностранцы-гувернеры; у — Татьяны — простая русская крестьянка-няня. Там — ненормальный противоестественный образ жизни — обращение «утра в полночь», здесь — жизнь в полном соответствии с природой: Татьяна просыпается на рассвете; подобно крестьянским девушкам, первым снегом умывает «лицо, плеча и грудь». Там «наука страсти нежной», цепь легких и скоро приевшихся, надоевших побед; здесь — мечты о настоящей, большой любви, о единственном суженном небом избраннике.

Гончаров также неслучайно сопоставил предыстории Обломова и Штольца: он акцентировал внимание на том, что лежало в основе успеха одного и неудачи другого. Обломов рос как цветок, был окружен множеством слуг. «Захочет ли чего-нибудь Илья Ильич, ему стоит только мигнуть — уж трое-четверо слуг кидаются исполнять его желание». Любое проявление активности подавлялось; среда убивала в нем все начала самостоятельности, и это происходило везде, где бы Обломов ни находился. «Все началось с неумения надевать чулки, а кончилось неумением жить».

Так, показав детство главного героя, Гончаров раскрыл суть всего крепостного уклада, калечащего жизни дворянского класса. Образ Обломова был обобщением, он представлял собой литературный тип, систему пороков дворянского общества, свойственную дореформенной России.

Воспитание Штольца радикально отличалось от воспитания Обломова. Иван Богданович направил развитие сына в верном направлении. Штольц рос в семье, где поощрялись активность и самостоятельность. Неслучайно, желая противопоставить Штольца Обломову, писатель соединяет в этом герое два начала: азиатское и западное. Отец его, немец, олицетворяет прагматизм и практичность, характерные для народов Запада; мать же — русская, воплощающая высокую духовность и нравственность.

Источник

Основная линия сюжета романа «Обломов»

Иван Александрович Гончаров — известный русский писатель, из-под пера которого вышло более 20 произведений. Роман «Обломов», сюжет которого сегодня знаком каждому, принёс ему наибольшую славу, поскольку сразу после публикации завоевал успех у читателей и критиков. Последние назвали текст «поэмой о нежной душе» и высоко оценили проведённое в нём глубокое исследование и философское осмысление русского характера.

Краткое содержание

Эпизоды сюжета «Обломова» не изобилуют множеством действий, его единственной движущей силой является характер главного героя, но и передать содержание произведения в две-три строчки, не потеряв сути, довольно сложно. Книгу составляют четыре части, в каждой из которых происходят значимые события.

Знакомство с героями

Кратко сюжетная основа романа «Обломов» заключается в отражении печальной судьбы главного героя, которым является Илья Ильич Обломов, тридцатидвухлетний владелец обширного поместья, в котором постепенно происходит упадок. Персонаж не предпринимает каких-либо действий по решению своих проблем, а ведёт праздную жизнь в Петербурге со слугой Захаром.

По приезде в город помещик сперва пытался влиться в столичную жизнь, но быстро разочаровался. С тех пор он не выходит в свет, предпочитая все дни напролёт проводить на диване и предаваться мечтам о другой жизни. Поменять привычный уклад, который он сам считает протестом против условностей, не может даже угроза выселения из квартиры.

Тем не менее Обломов тревожится о нависших над ним угрозах и пытается обсудить их с навещающими его друзьями. Проблемой проникается один только Михей Андреевич Тарантьев, да и то в корыстных целях, о чём барина безуспешно пытается предупредить верный слуга Захар. Пререкания ни к чему не приводят, а Илья Ильич погружается в сладкий сон, в котором видит себя беззаботно живущим в родной Обломовке. Однако идиллия прерывается приездом друга детства Андрея Ивановича Штольца.

Всеобщее пробуждение

В начале второй части читатель узнаёт, каков друг Обломова. Оказывается, он является полной противоположностью главного героя. Штольц воспитывался отцом-немцем, от которого получил волевой и сильный характер, и русской матерью, научившей его тонко чувствовать. Он вырос человеком, постоянно стремящимся к движению, и не мог спокойно смотреть на безделье Ильи.

Андрею удалось расшевелить друга и даже заставить его отправиться по гостям. Энергия Штольца заразила Обломова, он, наконец, вспомнил, что нужно проявлять какую-то активность и даже влюбился. Избранницей помещика стала Ольга Ильинская.

Удивительные метаморфозы произошли и с Захаром. Он женился на Анисье, которая в короткие сроки привела жилище барина в порядок, начав с кухни, а затем распространив своё влияние и на остальные помещения.

Новые беды

Как только Андрей Иванович покидает Петербург, Обломов вновь возвращается к своей безвольности. Тарантьев уговаривает его переехать в квартиру Агафьи Матвеевны Пшеницыной, сестры своего приятеля. Женщина сразу берёт на себя обязанности по хозяйству, готовит постояльцу вкусные блюда и налаживает его быт, даря такую дорогую его сердцу безмятежность.

Спокойствие лишь изредка нарушается встречами с Ильинской, постепенно разочаровывающейся в женихе, да ещё слухами о предстоящей свадьбе. Последнее особенно пугает Обломова, он ещё не принял окончательного решения и винит во всём Штольца, познакомившего его с Ольгой и привившего любовь, не дающую жить в мире и покое.

Таким образом, отношения с Ильинской прекращаются. Тем временем явился брат Агафьи, Иван Матвеевич Мухояров, под видом помощи взял в свои руки дела Обломовки и начал проворачивать ловкие аферы, в которых не под силу было разобраться Илье Ильичу. Навалившиеся на помещика беды вскоре привели к лихорадке.

Финальная часть

События четвёртой части происходят спустя год после болезни героя. Он всё также живёт у Агафьи, которая внезапно понимает, что любит его. Её чувства настолько искренние, что она отрекается от ранее горячо почитаемого брата, который мошенничал против Обломова, от печальных последствий чего того спас внезапно вернувшийся Штольц.

В итоге Илья Ильич нашёл своё тихое счастье с Агафьей, у них родился сын, которого назвали Андреем в честь друга. Штольц также обрёл семью в лице Ольги Ильинской. Друзья встретились спустя несколько лет. К тому времени Обломов уже перенёс инсульт и, предчувствуя скорую смерть, попросил Андрея позаботиться о сыне, когда его самого не станет. Спустя некоторое время Илья Ильич действительно умер во сне и семья Штольц взяла ребёнка на воспитание. Агафье осталось лишь вспоминать о покойном и жить любовью к сыну, а запивший Захар стал нищим. На этом рассказ о судьбе основных героев заканчивается.

Анализ произведения

Реалистический социально-бытовой роман в обязательном порядке изучается на уроках литературы. Ученикам предлагают написать сочинение по нему, составить своё представление о том, что своим произведением хотел сказать автор и что осталось между строк и букв. Для успешного выполнения заданий мало знать основную линию сюжета, нужно также проанализировать заложенный в нём двойной конфликт, состоящий из следующих линий:

Противоречие между характером главного героя и действительностью, с которой он вынужден мириться. Лень, излишняя мечтательность, неспособность и нежелание брать на себя ответственность, отсутствие жизненного плана не дают герою спокойно жить в мире, где требуется активность и инициативность. Тем не менее он не показан плохим человеком, скорее, разочаровавшимся в поисках идеала, не надеющимся найти взаимопонимания ни на службе, ни в друзьях, ни в женщинах.
Невозможность обрести счастье в любви, несмотря на отсутствие внешних препятствий. Чувства Ильи и Ольги были взаимными, они стояли на одной ступеньке социальной лестницы, и свадьбе ничего не мешало, однако она так и не состоялась из-за внутренних метаний героя. Агафья дарила Обломову покой, которого он так жаждал, дала вести привычный образ жизни, но он и погубил главного героя, приведя к смерти в раннем возрасте из-за отсутствия двигательной активности.

Таким образом, принцип построения сюжета основан на сравнении и противопоставлении персонажей, как мужских, так и женских.

Наиболее ярко прослеживаются следующие антитезы:

Пассивный, хотя и одухотворённый Обломов против деятельного и хладнокровного Штольца, которому не хватает мечты и воображения. Последнее подтверждается пониманием Андреем того, что жена духовно переросла его.
Активная Ольга, чувства к которой были наполнены страстью, и хозяйственная Агафья, не требующая от мужа каких-либо действий, так не лежавших к его душе.

Помимо этого произведения, И. А. Гончаров написал ещё несколько романов и повестей, но «Обломов» всё равно остался самым известным и важным в творчестве писателя.

По его мотивам в 1979 году был снят фильм, а слово «обломовщина» стало нарицательным, означая личностный застой и неторопливый образ мышления.

Источник

Глухов. Образ Обломова и его литературная предыстория.

Глухов В. И. Образ Обломова и его литературная предыстория // И. А. Гончаров: Материалы Международной конференции, посвященной 185-летию со дня рождения И. А. Гончарова / Сост. М. Б. Жданова и др. Ульяновск: ГУП «Обл. тип. «Печатный двор»», 1998. — С. 104—113.

ОБРАЗ ОБЛОМОВА
И ЕГО ЛИТЕРАТУРНАЯ ПРЕДЫСТОРИЯ

Долгое время представлялось, что все в романе И. А. Гончарова “Обломов” понятно и ясно. Но последние исследования показывают, что это далеко не так, что даже характер главного героя романа истолковывался ранее односторонне, а значит, в чем-то неверно. Наметились новые подходы к изучению знаменитого романа и его героя. В частности, в нем стали видеть — вопреки давно сложившейся традиции — тип русского идеалиста 1 . Это тип дворянского интеллигента, обреченного вести праздный образ жизни, но не приемлющего окружающего его мира и сохранившего в себе приверженность к выношенному им высокому, хотя и весьма от влеченному идеалу.

Да, это особый тип русского идеалиста, который не был вполне понят нашей критикой и литературоведением. И, видимо, потому что его идеализм сформировался не под воздействием западноевропейских философских учений, как у Бельтова и Рудина, а был взращен на русской национальной почве. Дворянские идеалисты в российских условиях появлялись уже начиная с последней трети XVIII в., что было запечатлено отечественной литературой. Образ Обломова блестяще завершает постижение и воссоздание ею этого типа русского человека.

М. М. Бахтин утверждает: “Великие произведения литературы подготовляются веками, в эпоху же их создания снимаются только зрелые плоды длительного и сложного процесса созревания. Пытаясь понять и объяснить произведение только из условий его эпохи, только из условий ближайшего времени, мы никогда не проникнем в его смысловые глубины” 2 . В том, что роман “Обломов” великое произведение, никто не сомневается. А вот литературная предыстория художественного типа, благодаря которому роман обретает большое общественное значение, почти не изучалась.

Зародыш обломовского типа впервые появляется в русской литературе эпохи Просвещения, примерно лет за семьдесят до начала работы Гончарова над его великим творением. Если учитывать повышенные темпы развития отечественной словесности, то следует признать, что она пройдет в указанное время по крайней мере три литературных эпохи — эпохи позднего классицизма, романтизма и зародившегося классического реализма, чтобы быть готовой к созданию такого произведения, как роман “Обломов”.

Полагаем, что отдаленной предтечей обломовского типа станут некоторые положительные персонажи наших просветителей вроде Правдина и Стародума, которые, будучи поставленными в реальные условия российской действительности, оказываются бессильными перед нею. Именно в таком положении Фонвизиным показывается просвещенный и честный дворянин в начатом сразу же после “Недоросля” незавершенном “Повествовании мнимого глухого и немого” (1783). Имеется в виду отец мнимого больного. Если Правдин и Стародум еще подчиняют ход событий своей воле и в конфликте с Простаковыми берут верх, то этот замечательный человек сам становится жертвой порочных людей: “Отец мой, добродетельнейший из смертных, — рассказывается в “Повествовании”, — претерпев в течение службы своей многие обиды, досады и несправедливости, от сродственников же, друзей и покровителей также был обманут, предан и наконец оставлен, вел большую часть своих последних дней в уединении” 3 . Подобная участь ожидает и другого идеально настроенного дворянина — радищевского Крестьянкина, который намеревался было “делать добро” на поприще правосудия, но вскоре убедился в невозможности этого при существовавших тогда порядках и потому с горечью в сердце ушел в отставку. Удрученные безотрадным жизненным опытом, тот и другой не приемлют окружающей действительности, но, созданные для служения обществу, будут обречены на бездействие и возрастающую апатию.

Жребий, выпавший на долю отца “мнимого глухого и немого”, а также судьи Крестьянкина — исходный момент в формировании того типа общественного поведения, какой будет позднее так рельефно и емко запечатлен в образе Обломова. Напомним, что Илья Ильич в молодости тоже — не без влияния Штольца — “сгорал от жажды труда, далекой, но обаятельной цели”, что и он собирался “служить, пока станет сил”, избирая своим девизом: “Вся жизнь есть мысль и труд” 4 . Он и в самом деле пробовал служить, но быстро в том разочаровался, даже находясь “при добром, снисходительном начальнике”, и не замедлил уйти в отставку, навсегда оставив службу.

Как видим, изначально Обломов имел некоторые общие черты с фонвизинским и радищевским персонажами, хотя оставил служебное поприще намного раньше их. Так же, как и они, не принимавший окружающего мира, он отказывается от какой-либо деятельности и замыкается в себе.

Следующий момент в литературной предыстории занимающего нас художественного типа был отображен в двух любопытных комедиях — “Чудаки” (1790) Я. Б. Княжнина и “Лентяй” И. А. Крылова. Центральные герои этих комедий, Лентягин и Лентул, будучи образованными и не лишенными идеальных устремлений, но поданные уже в комическом освещении, изображаются в ту пору их существования, когда они, разочарованные в жизни мира, предпочитают всему домашнее уединение и покой, редко появляясь в свете. Оба героя имеют натуру, во многом родственную обломовской.

Впрочем, нужно признать: оба предшественника Обломова обрисованы не столь многогранно и ярко, как Илья Ильич. Тем не менее их отношение к светскому образу жизни и личные склонности в отдельных сценах обозначаются достаточно определенно. Так, Лентягин внутренне, пусть пассивно и словно юродствуя, не приемлет мишурной дворянской “цивилизованности”. Он довольно откровенен со слугой, явившимся утром его одеть:

Весь свет лишь глупостьми и злобою богат;
И в платье видно то, сколь свет сей зол и черен,

Он бездну выдумал и петель, и завязок,
И пуговиц пустых, и пряжек, и подвязок.
На что? На то, чтобы, подобно как злодей,
День каждый мучался, терзался и давился
И, как невольник, бы в оковах я томился.
И думать некогда. Не бедны ль мы, скажи?
Что свяжешь поутру, то к ночи развяжи.
И вот у всех у нас главнейше упражненье 5 .

Герой, привыкший к свободной домашней одежде, вынужден был по настоянию жены, скрепя сердце, сменять колпак на парик, оставлять широкий свой сюртук и обесславить себя “платьем шалунов”.

Обломов, как известно, тоже не жаловал светского образа жизни. “Нет, это не жизнь, — доказывал он, — а искажение нормы, идеала жизни, который указала нам природа целью человека” (IV, 178). Ему тоже было непросто сменить домашнюю одежду на светскую, стеснявшую его и вызывавшую досаду. Возвратившись однажды после выхода в город вместе со Штольцем, он, подобно Лентягину, стал возмущаться: “Целые дни, — ворчал Обломов, надевая халат, — не снимаешь сапог: ноги так и зудят! Не нравится мне эта ваша петербургская жизнь! — продолжал он, ложась на диван” (VI, 176). Передав свои впечатления о том, что он увидел в свете, Илья Ильич заявляет: “Скука, скука, скука. Где ж тут человек? Где его целость? Куда он скрылся, как разменялся на всякую мелочь?” (IV, 176). Кстати, Лентягин тоже тоскует по “человеку”, не находя его вокруг себя. К примеру, говоря об искателе руки его дочери Ветромахе, он подчеркивает: “Он с человеческим лицом совсем не человек” 6 “Кто честный человек, тот равен мне во всем”.

Еще более родственен Обломову Лентул, главное лицо вышеназванной комедии Крылова, писавшейся в самом начале XIX в., в свое время не опубликованной и утраченной (нам известно только первое действие ее и отрывок из второго). В своем повседневном бытии Лентул весьма напоминает героя Гончарова, что, кстати, в научной литературе уже отмечалось 7 , но не находило развернутого комментария. Его слуга Андрей свидетельствует:

Мой Лентюг рад изжить век целый на диване,
И раз в году бывает он в кафтане,

Однако этот лежебока не лишен и ряда положительных качеств:

Зато ничем другим нельзя его порочить:
Не зол, не сварлив он, отдать последне рад,
И если бы не лень, в мужьях он был бы клад:

Рад сделать все добро, да только бы лишь лежа 8 .

Почему Лентул стал ко всему безразличным и обленился, из дошедшей до нас части комедии не ясно. Известно же то, что он был послан отцом в Петербург добиться решения затянувшейся судебной тяжбы из-за имения в свою пользу, но он, вопреки ожиданию, пальца о палец не ударил. Столичный друг Лентула Чеснов пытался было ему помочь, организовав прием у министра, своего дяди, но все напрасно. Раздосадованный Чеснов говорит:

Он у себя засел, как будто бы без ног,

То поздно, то он слаб, то дай ему отсрочки 9 .

Не то же ли самое бывало нередко с Обломовым? То он под разными предлогами откладывал решение неотложных дел, прежде чем просить руки Ольги; то он, уже переселившись на Выборгскую сторону, отыскивал все новые и новые причины, обычно надуманные, чтобы только отсрочить очередную встречу с Ольгой.

В пору декабристского движения характер обленившегося дворянского интеллигента мало интересует писателей. Подчас он появляется лишь на периферии произведения в качестве внесценического персонажа. Возможно, длительное расслабляющее уединение в собственном имении ожидает двоюродного брата Скалозуба, о котором тот скажет: “Но крепко набрался каких-то новых правил, //Чин следовал ему: он службу вдруг оставил, //В деревне книги стал читать”. А что ожидает умного человека в деревенском уединении, прекрасно иллюстрирует история гоголевского Тентетникова, еще одного идеалиста-увальня из дворян.

Впрочем, творческую фантазию Гончарова, как будущего создателя обломовского типа, питали не только литературные, но и реальные жизненные впечатления. Из близких знакомых его “крестного” писатель с детства особенно запомнил двух стариков, живших почти безвыездно по своим деревням. По возрасту они были ровесниками княжнинскому Лентягину. Писателя больше заинтересует тот из оригиналов, который был “поклонник Вольтера и всей школы энциклопедистов и сам смотрел маленьким Вольтером, острым, саркастическим, как многие тогда поклонники Вольтера”. Он в своем повседневном быту “не выходил из халата” и, кроме своего сада и библиотеки, “ничего знать не хотел, ни полей и лесов, ни границ имения, ни доходов, ни расходов” (VII, 275).

“беззаботным житьем-бытьем” провинциальных помещиков, их “бездельем и лежаньем” стали благодатной почвой, на которую прочно легли его литературные впечатления. Едва ли внимание писателя прошло мимо последних произведений Фонвизина, которого он высоко ценил, и комедии Княжнина “Чудаки”. Мог он знать и о комедии Крылова “Лентяй”, о которой впервые было рассказано в книге М. Е. Лобанова “Жизнь и сочинения Крылова” (Пб., 1847). Несомненно, с большим волнением им было прочтено начало второго тома “Мертвых душ”, где изображался Тентетников (отрывки из этого тома были опубликованы в середине 1850-х годов). Выписанные в упомянутых произведениях образцы оставшихся не у дел просвещенных дворян, взятые в хронологической последовательности их создания, свидетельствуют, как складывался тип дворянского чудака-идеалиста, во многом предваряя образ Обломова. В обломовском типе в концентрированном, свернутом виде повторяется история жизни каждого из его литературных предшественников; аккумулируются в нем и их наиболее характерные черты.

Обобщая свой творческий опыт, и прежде всего в работе над образом Обломова, Гончаров утверждает: “Под типами я разумею нечто очень коренное — долго и надолго устанавливающееся и образующее иногда ряд поколений” (VIII, 410). Разумеется, долго устанавливающееся в действительности не могло не отражаться — и тоже в течение длительного времени — в художественной литературе. С этой точки зрения тип Обломова знаменует собою завершающий момент и потому он предстает как итоговый продукт которой приходит эпоха буржуазной цивилизации.

Гончаров был художником, мировоззрение которого пронизывается ярко выраженной просветительской тенденцией. Этим и объясняется его особый интерес к творчеству писателей русского Просвещения. Фонвизина он считает зачинателем “реальной школы” в русской литературе, характер которой со временем, по его словам, приняла почти вся наша литература (VIII, 443). Знает и ценит он также других авторов просветительской направленности. К примеру, говоря о безразличном отношении к драматургии А. Н. Островского аристократического круга русского общества, он подчеркивает: “Так по крайней мере было после Карамзина и до Карамзина — можно указать на Новикова, Радищева. О них и почти о всех последующих писателей авторитет устанавливался прежде всего в среднем классе, где интеллигенция была не случайность, не роскошь. а совокупность умов и талантов” (VIII, 156). Поэтому контактные связи Гончарова с просветительски ориентированными прозаиками и драматургами последней трети XVIII — начала XIX вв. были вполне закономерными, в том числе в создании образа Обломова.

Кстати, связь с литературной продукцией русских просветителей в изображении Обломова подчас дает себя знать даже в деталях некоторых сцен. В частности, эпизод с получением письма от деревенского старосты, в котором сообщалось о вызванном засухой неурожае, недоимках и бегстве крестьян, и как на это реагировали Обломов и зашедший к нему Тарантьев, был в известной мере выписан с опорой на “Отписки крестьянские и помещичий указ ко крестьянам” из новиковского журнала “Трутень”. Гончаров признает: он не знал сельской жизни, а тем более “подробностей и условий крестьянского существования”. Если же знал что-нибудь, то из художественных и других очерков и описаний наших писателей (VII, 125). Полагаем, Н. И. Новиков был одним из них, что подтверждается и отдельными реминисценциями из его произведения в указанной сцене.

Однако нити преемственности с названной литературной традицией обозначаются в романе Гончарова не только в обрисовке его заглавного героя, но также в некоторых особенностях внутреннего строения этого романа. Правда, если в “Обыкновенной истории” эти структурные особенности выявить не так уж и трудно — столь они очевидны 10 , то в следующем романе момент преемственности данного плана не бросается в глаза, он скрывается в глубинах его образного строя. Все же он обнаруживается при анализе подходов романиста к группировке персонажей в его произведении.

положительных и отрицательных. Так, в фонвизинском “Недоросле” Простаковым и Скотинину, комическим персонажам, противостоят персонажи высокого идейно-нравственного склада — Правдин, Милон, Стародум. В то время как первые очерчиваются в качестве характерного продукта взрастившей их помещичьей среды, дурным влияниям которой они были не в состоянии противостоять из-за своей умственной ограниченности и невежества, то вторые, хотя они вышли из той же среды, выступают их антиподами, поскольку ум и образованность ограждают их от разлагающих воздействий этой среды. Невзирая на то, что в романе “Обломов” изображаемая действительность уже не распадается на высокую и низкую сферы (в эстетическом отношении она предстает в нем единой), тем не менее нельзя не видеть: действующие лица романа также составляют две противостоящие одна другой группы в зависимости от характера связи с породившей их средой. Одна из этих групп — Обломов и все его окружение, глубоко детерминированные социальными условиями своего бытия. Другая — Штольц и Ольга Ильинская, в своем нравствен ном облике и развитии уже, по сути, не зависящие от окружающих их общественных обстоятельств.

Однако, констатируя это, необходимо также заметить, что в романе Гончарова ум и образованность действующих лиц уже не могут одни уберечь их от вредных воздействий среды; для того им нужны еще продуманное нравственное воспитание и сильная воля. У Обломова, человека умного и образованного, не было ни того, ни другого; у Штольца и Ольги они есть, и это разводит их по разные стороны появившегося между ними водораздела. Впрочем, у Фонвизина тоже предполагается, что его положительные герои сформировались такими благодаря целенаправленному воспитанию и их собственной воле.

Та незримая черта, которая разделяет в романе действующих лиц на две противоположные группы, вместе с тем разделяет и все его художественное пространство на два противостоящих друг другу мира, каждый из которых отличается своим образом существования, своими традициями и идеалами. Однако этот водораздел между ними не сразу улавливаешь, так как он не обозначается в виде прямой линии, как это было, скажем, в комедиях Фонвизина. Два упомянутых мира вступают у Гончарова в сложное взаимодействие. Вследствие этого Обломов, коренной обитатель одного из них, испытывает на себе в дни переживаемой им с Ольгой Ильинской “поэмы любви” сильное притяжение другого мира и, казалось, что он может переселиться в него навсегда, но этого все-таки не произойдет. Сложным было и отношение писателя к этим разным сферам и укладам человеческого существования. Он понимает, что будущее — за буржуазной цивилизацией, но своим сердцем он был, однако, не вполне с нею. Хорошо сознавал он и историческую обреченность всего порожденного “обломовщиной”, но в уходящем в прошлое укладе жизни для него еще оставалось немало дорогого и поэтического. Все это так или иначе отразилось в эмоционально-эстетической оценке изображаемого в романе, что также размывает грань между миром Обломовых и миром Штольцев.

В связи с этим небезынтересно сопоставить, как в гончаровском романе изображалась, с одной стороны, любовь Обломова и Ольги, и, с другой, любовь Штольца и Ольги. Первая изображалась писателем с большим душевным подъемом и поэтическим напряжением, с обилием чарующих подробностей и глубоким проникновением в переживания влюбленных, так что все это сливается в широкую впечатляющую картину. Что же до любви Штольца и Ольги, то ее зарождение и развитие не столько показываются, сколько даются в аналитическом освещении. “Лишенный подлинной изобразительности рассказ о Штольцах, — констатирует современный исследователь романов Гончарова, — уподобляется нередко некоему трактату, где правит мысль, а не об раз” 11 . В этом также сказываются — пусть и опосредованно — традиции литературы Просвещения. В ее произведениях “низкие” сферы действительности воспроизводятся достаточно ярко и живописно, тогда как мир идеальных героев утрачивает эту живописность, а в своих разговорах они больше рассуждают на разные темы, нежели раскрывают мир собственных эмоций. По крайней мере, так это было в “Недоросле”, одном из наиболее почитаемых писателем произведений русской литературы XVIII в.

“Обломов”, как и в “Обыкновенной истории”, “резонерский реализм”, странную непоследовательность и “преднамеренные задачи”, что этот роман построен по “таким же сухим догматическим темам”, подобно первому роману 12 . Разумеется, здесь не обошлось без преувеличений, но есть все же и зерно истины.

в произведениях Новикова, Фонвизина и иных просветителей, а по-современному образованный и культурный дворянин, что в конце концов предопределит его физическую и нравственную деградацию, преждевременный уход из жизни. Вместе с тем очевидно и другое. По отношению к положительным персонажам просветителей, идеалистам в душе и их взгляде на мир, которые отвергали окружающую действительность, хотя и были бессильными перед нею, Обломов уже во многом выступает как их противоположность, притом трагическая противоположность.

1 Котельников В. А. 66; Отрадин М. В. Проза Гончарова в литературном контексте. — Спб.: Изд. С.-Петербург, ун-та, 1994.

2 Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. — М.: Худож. лит., 1986. С. 504.

3 Д. И. Собр. соч.: В 2-х т. — М.; Л.: ГИХЛ, 1959. Т. II. С. 7.

4 Гончаров И. А. Собр. соч.: В 8 т. — М.: Худож. лит., 1977—1980. Т. IV. С. 64, 184. Далее это издание цитируется с указанием тома и страниц в тексте статьи.

5 Княжнин Я. Б. 432.

7 См.: Цейтлин А. Г. И. А. Гончаров. — М.: Изд. АН СССР, 1950. С. 152.

8 И. А. Полн. собр. соч.: В 3-х т. — М.: ГИХЛ, 1946. Т. II. С. 607—609.

10 См. мою статью “О литературных истоках “Обыкновенной истории” // И. А. Гончаров: (Материалы Международной конференции, посвящен ной 180-летию со дня рождения И. А. Гончарова). Ульяновск, 1994. С. 45—54.

11 Краснощекова Е. “Семейное счастье” в контексте русского романа воспитания” (И. А. Гончаров и Л. Н. Толстой) // Русская литература, 1996. № 2. С. 59.

12 Литературная критика. — М.: ИХЛ, 1967. С. 428, 322.

Источник