ВС РФ о толковании договоров: соответствует ли вывод об отсутствии договора по причинам неясности его условий смыслу ст. 431 ГК РФ?
О толковании.
Этим постом хочу открыть цикл заметок, посвященных проблемам толкования. Почему? Потому, что институт толкования договоров все еще остается «темной лошадкой» теории и практики: вопросов больше, чем ответов.
В частности, в ГК РФ толкованию посвящена только ст. 431 ГК РФ, которая никаких изменений в процессе реформирования ГК РФ не претерпела. Однако это не означает, что ее положения настолько безупречны, что не нуждаются в разъяснениях.
Другое дело, что разъяснения суда тоже оставляют простор для воображения и вряд способствуют разработке единообразного практического инструментария.
Оценка ст. 431 ГК РФ в контексте принципа сохранения договора.
Логическое деление ст. 431 ГК РФ позволяет выделить следующие смысловые фрагменты, определяющие последовательность применения правил.
(А) При толковании условий договора судом принимается во внимание буквальное значение содержащихся в нем слов и выражений.
(Б) Буквальное значение условия договора в случае его неясности устанавливается путем сопоставления с другими условиями и смыслом договора в целом.
(А) Если правила, содержащиеся в части первой настоящей статьи, не позволяют определить содержание договора, должна быть выяснена действительная общая воля сторон с учетом цели договора. При этом принимаются во внимание все соответствующие обстоятельства, включая предшествующие договору переговоры и переписку, практику, установившуюся во взаимных отношениях сторон, обычаи, последующее поведение сторон.
Из содержания ст. 431 ГК РФ следует, что буквальному тексту договора (форма выражения, волеизъявление) отдается приоритет по сравнению с действительной общей волей сторон (воля как она есть) с учетом цели договора.
Не вдаваясь в данном случае в дискуссию об обоснованности приоритета формы волеизъявления, сложно отрицать тот факт, что ст. 431 ГК РФ направлена на то, чтобы в любом случае постараться сохранить договор (принцип толкования договора в пользу его действительности).
По крайней мере, ничто в ст. 431 ГК РФ не дает повод для того, чтобы считать автоматически договор незаключенным (несуществующим как вид) в случае неясности намерения сторон.
Придерживается ли этой идеи ВС РФ в своих разъяснениях?
В абз. 1 п. 17 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 N 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств» говорится, что «Применяя положения статьи 406.1 ГК РФ, следует учитывать, что соглашение о возмещении потерь должно быть явным и недвусмысленным. По смыслу статьи 431 ГК РФ, в случае неясности того, что устанавливает соглашение сторон — возмещение потерь или условия ответственности за неисполнение обязательства, положения статьи 406.1 ГК РФ не подлежат применению».
Как представляется, смысл ст. 431 ГК РФ не позволяет отказать в признании наличия соглашения о возмещении потерь только по мотивам неясности и двусмысленности условий такого соглашения.
Кроме того, «ясность и недвусмысленность» — специфичные категории. Неопределенность условия обычно означает, что у условия имеется два и более равнозначных значения. Следовательно, каждое значение может и должно быть предметом доказывания для целей выбора, какое же соглашение заключено сторонами.
Последний абзац п. 33 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 N 49 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора» (Пленум № 49) содержит указание на то, что
«По смыслу статьи 431 ГК РФ в случае неясности того, является ли договор абонентским, положения статьи 429.4 ГК РФ не подлежат применению».
Не понятно, где именно в статье ст. 431 ГК РФ содержится такой упрощенный смысл, что в случае неясности договора (=его условий?), считается, что такого договора нет.
Несмотря на генерализацию конструкции, абонентский договор выделен в самостоятельную договорный тип. Следовательно, осуществленный сторонами выбор в пользу именно абонентской конструкции, даже если условия выражены не ясно, не может быть проигнорирован без достаточных оснований. Нераскрытого смысла ст. 431 ГК РФ для этого вряд ли достаточно.
Тем более, что в этом же Пленуме № 49 в п.п. 43-46 содержатся такие разъяснения о порядке применения положений ст. 431 ГК РФ, которые тоже не позволяют просто так сделать вывод об отсутствии соглашения, если договор не (совсем?) понятен.
В частности, в абз. 3 п. 43 Пленума № 49 указано, что «Толкование договора не должно приводить к такому пониманию условия договора, которое стороны с очевидностью не могли иметь в виду».
В абз. 1 п. 44 Пленума № 49 раскрыт принцип толкования договора в пользу его заключенности/ действительности: «При наличии спора о действительности или заключенности договора суд, пока не доказано иное, исходит из заключенности и действительности договора и учитывает установленную в пункте 5 статьи 10 ГК РФ презумпцию разумности и добросовестности участников гражданских правоотношений».
Соответственно, вывод в пользу отсутствия конкретного соглашения не может быть просто обусловлен непонятностью договора. Такой вывод представляет собой крайнюю меру, когда испробованы всевозможные приемы толкования с учетом всем обстоятельств дела.
Как следствие, поскольку вывод о невозможности квалификации договора в виде абонентского – это де факто вывод об отсутствии такого договора (его незаключенности), такая позиция суда в свете позитивного подхода к толкованию договора должна быть необходимым и достаточным образом аргументирована и представлять своего рода «акт безысходности» суда.
В п. 3 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 11.06.2020 N 6 «О некоторых вопросах применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о прекращении обязательств» (Пленум № 6) без каких –либо дополнительных пояснений указано, что «Воля сторон на выбор факультативного или альтернативного обязательства устанавливается путем толкования условий соответствующего соглашения (статья 431 ГК РФ). При наличии сомнений толкование осуществляется в пользу выбора сторонами факультативного обязательства (пункт 2 статьи 320.1 ГК РФ)».
Нельзя не заметить, что «толкование условий соглашения» — это упрощенное /половинчатое представление о ст. 431 ГК РФ, особенно если учесть, что неясность условий договора (правило 1 =абз. 1 ст. 431 ГК РФ) является предпосылкой к обязательному переходу суда к установлению действительной воли сторон с учетом всех заслуживающих внимания обстоятельств (правило № 2= абз. 2 ст. 431 ГК РФ).
П. 2 ст. 320.1 ГК РФ, к которому отсылает Пленум № 6, ситуацию не проясняет, поскольку содержание пункта 2 указанной статьи сводится к следующему: «К обязательству, предусматривающему совершение должником одного из двух или нескольких действий, применяются правила об исполнении альтернативного обязательства (статья 320), если оно не может быть признано факультативным обязательством».
Иначе говоря, выбор в пользу именно факультативного обязательства больше следует из логики ВС РФ относительно общей расширенной и (дискуссионной) концепции отступного, представленной в Пленуме № 6 (см. пост об отступном), но не из правил толкования.
По сути, предложенное видение ВС РФ толкования создает риск игнорирования принцип толкования в пользу заключенности соглашения (того, которое стороны имели ввиду), поскольку слишком просто позволяет суду подменить неясное с точки зрения буквального смысла слов и выражений соглашение сторон об отступном как альтернативном обязательстве в пользу отступного как факультативного обязательства.
Однако правовые последствия квалификации отступного в качестве альтернативного и факультативного обязательства явно различаются.
Проблема, на мой взгляд, заключается в том, что такую логику суда по аналогии можно распространять и на все случаи непонятности того, какое обязательство установили стороны своим соглашением (факультативное или альтернативное).
1) разъяснения ВС РФ в части применения ст. 431 ГК РФ выглядят чрезмерно упрощенным за счет общих ссылок на некий смысл ст. 431 ГК РФ, который вряд ли в ст. 431 ГК РФ заложен, с обязательным подкреплением этого смысла выводом об отсутствии спорного договора того вида, который выбрали стороны.
Это создает конфликт в квалификации, противоречит принципу толкования в пользу наличия энного договора и уважения свободы договора сторон (ст. 421 ГК РФ).
Более того, такой подход, если воспринимать его буквально как руководство к действию, повышает риск необоснованной замены волей суда воли сторон соглашения.
2) Разъяснения ВС РФ «не эволюционируют», что вызывает особые сожаления, если учесть, что определенные правила о толковании договора в Пленуме № 49, принятом еще в 2018 году, сформулированы. Поэтому можно было бы ожидать от ВС РФ большей последовательности в реализации таких правил применительно к отдельным договорным конструкциям в разъяснениях, принятых после 2018 года.
3) Возможным способом минимизации рисков необоснованной (упрощенной) замены судом воли сторон своим представлением о соглашении и его отсутствии может быть уход от буквального понимания разъяснений ВС РФ и попытка выяснить действительное намерение ВС РФ по тем же правилам, которые сформулированы в тексте ст. 431 ГК РФ.
Это означает, что просто неясность и двусмысленность условий не может быть поводом для вывода об отсутствии именно того договора, который заключили стороны. Для такого вывода суд все равно должен привести необходимые и достаточные пояснения, демонстрирующие, что даже действительную волю сторон выявить невозможно, опираясь на всевозможные сопутствующие обстоятельства.
Как говорится, без толкования судебных толкований на практике не обойтись.
Источник
Зависит ли оказание услуг от волеизъявления
Соблюдая правила самоизоляции, с удовольствием читаю Глоссы под редакцией Артема Карапетова. Хочу обсудить один вопрос, а именно вопрос о том, можно ли обнаружить какое-либо волеизъявление в действиях должника по исполнению обязательства по оказанию консультационных услуг.
Является ли такой акт исполнения юридическим поступком (реальным актом) или сделкой?
Позволю себе не согласиться с Артемом в том, что волезъявление услугодателя здесь для наступления правового эффекта неважно.
Прежде всего, важно волеизъявление услугодателя по «направлению» своей консультации именно услугодателю, а не третьему лицу и именно в качестве исполнения обязательства. Если, например, адвокат (блог-то у нас юридический, поэтому возьмем адвоката, хотя на его месте в описанных ниже ситуациях теоретически мог оказаться почти любой услугодатель) даст дружескую консультацию своему другу, а тот перешлет ее стороне договора об оказании услуг, то услугополучатель не должен иметь права предъявить требования к адвокату, например, связанные с некачественным оказанием услуг. Равным образом, адвокат не вправе потребовать от услугополучателя вознаграждения за «оказанную услугу». Таким образом, волеизъявление здесь важно. Нужно установить волю услугодателю дать консультацию конкретному лицу.
Далее, полагаю, что нужно доказать волеизъявление услугодателя именно оказать данную услугу, а не просто приознести или написать те или иные слова и выражения. Например, если адвокат и (для простоты) генеральный директор услугополучателя имеют дискуссию за кружкой пива по вопросам, которые являются предметом договора об оказании услуг и адвокат высказывает определенные суждения, даже вполне определенно и при этом заключенный договор предусматривает возможность устной консультации, то едва ли такое суждение можно считать исполнением договора об оказании услуг.
Можно привести и другой пример. Адвокат подготовил письменную консультацию, оставил ее на столе, а секретарша ошибочно направила ее клиенту. Если бы волеизъявление адвоката было неважно, то следовало бы считать, что консультацию оказана, договор исполнен. Однако, едва ли это было бы справедливым и правильным.
Но помимо волеизъявления оказать услугу конкретному лицу, важно еще и принципиальное наличие юридически признаваемой воли, а, стало быть, и волеизъявления на момент передачи результата оказанных услуг услугополучателю. Представим ситуацию, что адвокат признан недееспособным после заключения договора, но до передачи результата услуг. Но, тем не менее, он по каким-то причинам все-таки отправляет некий текст, похожий на ответы на вопросы, клиенту. Если считать, что исполнение договора об оказании услуг — это реальный акт, то услугополучатель в этом случае получит право предъявить адвокату иск из неиспонения договора, поскольку едва ли такая «консультация» будет отвечать требованиям договора. Едва ли это решение отвечало бы требованиям справедливости.
Поэтому, наверное, логичнее считать любые активные действия по исполнению обязательств сделками и применять к ним правила о сделках в полном объеме. Вполне можно представить себе исполнение обязательства из договора об оказании услуг под отлагательным условием. Например, адвокат может указать в своей консультации, что она имеет силу исполнения обязательства лишь при условии вынесения Верховным судом такого-то решения по такому-то делу, либо при наличии конкретных выводов в мотивировочной части судебного акта по уже разрешенному делу. Не думаю, что это будет противоречить смыслу положений нашего ГК о сделках.
Источник
Понятие и значение сделки
Сделки являются наиболее распространенным основанием возникновения гражданских правоотношений, поэтому они занимают особое место в системе юридических фактов гражданского права.
Действующее гражданское законодательство содержит определение сделки: сделками признаются действия граждан и организаций, направленные на возникновение, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей.
Существует четыре признака сделки:
- сделка характеризуется как юридический факт;
- сделка — это правомерное юридическое действие;
- сделка — это волевой акт, в котором проявляется воля лица, совершающего действие;
- сделка характеризуется особой направленностью на возникновение, изменение и прекращение прав и обязанностей.
Воля рассматривается как составная часть сделки наряду с такими элементами, как субъекты, объекты, волеизъявление, содержание, форма, основание (правовая цель) сделки. Воля — это субъективный элемент сделки, желание совершить сделку. Она формируется под влиянием различных обстоятельств, важнейшие из которых определяются материальными и духовными потребностями. Люди осознают возникшие у них потребности и стремятся их удовлетворить, прибегая к различным средствам, в том числе к сделкам. Однако для совершения сделки только воли, одного желания лица недостаточно. Необходимо, чтобы его воля, его желание совершить сделку стало известно другим лицам, т.е. воля должна найти объективное внешнее выражение. Это достигается с помощью волеизъявления — объективного элемента сделки. Волеизъявление выступает как способ доведения воли одного лица до сведения других лиц.
Волеизъявление как объективированная вовне воля людей — важный элемент сделки. Оно определяет ее содержание, права и обязанности, которые возникают вследствие заключения сделки. Волеизъявление может быть выражено в устной и письменной форме. В волеизъявлении находит свое выражение основание сделки, т.е. та правовая цель, правовой результат, к достижению которого стороны стремятся. Эти способы волеизъявления наиболее распространены. Иногда волеизъявление может быть выражено и иными способами, тогда субъект вместо произнесения или написания слов совершает конклюдентные действия — действия, из которых можно сделать заключение о его воле (например, выставление товара на витрине магазина свидетельствует о намерении лица продать его).
Сделки и их разновидности — договоры выступают важным правовым средством удовлетворения материальных, в том числе имущественных, и духовных потребностей граждан, т.е. потребностей в промышленных и продовольственных товарах, жилье, услугах предприятий службы быта, транспорта, связи и т.д.
Источник
