Выявление скрываемого обстоятельства по Л.Б.Филонову.
В интересной работе, обобщившей серию психологических экспериментов с подследственными, профессор Л.Б.Филонов отмечает, что «следствию и суду часто очень важно установить именно то, что может знать только непосредственный участник и исполнитель противоправного акта. однако именно эти обстоятельства часто являются наиболее сложными для расследования, так как именно они утаиваются наиболее тщательно» [119, с. 3]. В подобной ситуации подследственный (обвиняемый) выстраивает защитное поведение, проявляющееся в том. что он тщательно избегает разговоров на определенные, опасные для него темы, напротив, сам не замечая того, зацикливается (застревает) на других определнных темах, наконец, возражает против «произвольного» и опасного, как он считает, истолкования следователем излагаемых подследственным событий. Уже на этом этапе нетрудно заметить, что и подследственный и следователь работают с определенными версиями событий (первый – с той, которая выдается за правду, второй — которая напрашивается, исходя из имеющихся фактов и предположений).
Л.Филонов схематизирует защитное поведение подследственного, выделяя в нем следующие четыре момента. Во-первых, он считает, что для сознания подследственного характерен своеобразный «смысловой барьер», то есть оно «закрыто» для опасных тем, не относит их к себе, переосмысляет под безопасным углом зрения. Во-вторых, подследственный осуществля
ет тотальный «контроль» за своей речью в целом, включая отдельные выражения и слова. В-третьих, в ситуациях «проигрыша» или сильной фрустрации у подследственного возникает «установка на запирательство», которую уже весьма трудно преодолеть.
Все вместе взятое (и это четвертый момент), утверждает Филонов, «представлялось схематично как несколько «заслонов», которые необходимо преодолевать на «подступах» к скрываемому событию». Несколькими страницами дальше он поясняет последний момент так: «При реализации защиты этим способом практически контролируются сразу много элементов, которые необходимо в тактических целях скрывать одновременно. широкий диапазон скрываемых «вещей» охраняется успешно в связи с тем, что входит в систему организованного контроля» [119, с. 30, 34, 44]. Другими словами, четвертый момент можно назвать «системной организацией» (обороной) сознания, ориентированного на сокрытие опасных для подследственного обстоятельств. В познавательном отношении перед нами ситуация, когда подследственный всеми силами стремиться не выдать истинное положение дел, одновременно подсовывая следователю ложную версию событий.
Чтобы преодолеть защиту подследственного, Б.Л.Филонов предлагает четкую систему действий, при этом он опирается на определенные психологические соображения. Прежде всего следователь должен нащупать контакт с подследственным, установить с ним доверительные отношения. С этой целью он, с одной стороны, изучает биографию подследственного, с другой — просит последнего рассказать о себе и своих проблемах (другой вариант — «абстрактный рассказ» о якобы постороннем человеке, хотя на самом деле этот посторонний весьма напоминает самого подследственного). Понятно, что установка на доверительные отношения — это учет общего психологического положения о роли общения, вне рамок которого вообще невозможно решить ни одной психологической задачи. Установка же на рассказ о себе — это реализация положения философа и литературоведа М.Бахтина о том, что всякий человек стремится реализоваться в диалоге с Другим, выражая себя в слове и речи.
Отчасти, защитное поведения Л.Филонов рассматривает по аналогии с бессознательным сопротивлением, возникающим, как утверждает З.Фрейд, в ответ на нежелание психики допускать в сознание какую-то тему или сюжет, а отчасти, как сознательное, произвольное поведение. Поэтому Филонов предлагает, во-первых, выводить подследственного на запретные темы, например, с помощью приема «отгадывания» последнего (для этого используются автобиографические сведения или психологические наблюдения за личностью подследственного; в результате у подозреваемого складывается ощущение, что следователь «читает его как книгу», говорит о нем более того, «чем он сам мог о себе сказать»). Во-вторых, важно ослабить «цензуру»; по Фрейду именно цензура ответственна за контроль.
При этом Филонов считает возможным использовать психологические знания о роли сильных эмоций. «Основным способом ослабления барьера, — пишет он, — является путь общего повышения эмоционального состояния испытуемого вплоть до аффективного возбуждения. Только в этом случае можно ожидать снижение контроля в связи с «сужением сознания», которое имеет место при аффекте» [119, с. 37]. В-третьих, Л.Филонов явно под влиянием практики психоанализа предлагает использовать свободные речевые высказывания в неопределенной интерпретации (или неоконченные высказывания) с целью побудить подследственного неосознанно для себя выйти на запретные темы.
«Ожидается, — отмечает он, — что в этом случае сама неопределенность и будет стимулом для работы индивида прежде всего отбирающего для себя все относящееся к нему, во-вторых, организующего материал так, как для него это кажется правильным и соответствующим внешнему объекту» [119, с. 38]. При этом Л.Филонов утверждает, скрещивая здесь идеи З.Фрейда и М.Бахтина, что у подследственного сталкиваются две противоположные тенденции: желание скрыть опасные темы и сюжеты и желание рассказать о них, излить свою душу, облегчить ее. Практически, замечает он, мы одновременно искали как то, что может заставить человека скрывать, так и то, что может заставить человека открыться [119, с. 44].
С точки зрения Л.Филонова оборона подследственного разрушается в том случае, если удается разгадать его тайну (то есть скрываемое обстоятельство), причем даже не всю, а одно из звеньев контролируемой системы, а далее возникает эффект домино и защита как бы теряет смысл. Скрываемое состояние, считает Л.Филонов, является рациональным моментом. Если этот момент раскрыт, то настаивание на нем — противоречит рациональной логике. Подозреваемый испытывает фрустрацию и предпочитает сознаться и рассказать о том, что было.
«Мы можем представить, — пишет Филонов, — что кульминационным пунктом, вызывающим явление фрустрации. является сам момент, когда раскрыта тайна. Именно открытием тайны, повидимому, нарушаются планы субъекта относительно дальнейших перспектив, к которым должно было бы привести детально запрограммированное поведение, включающее наряду с остальными и планируемое сокрытие. Само состояние фрустрации является не только следствием нарушенных планов, но и условием, обеспечивающим разрушение всей оборонительной системы» [119, с. 41-43].
Таким образом, успешное завершение данного метода работы, позволяет следователю выйти на истинную версию событий, то есть получить реальное знание, о том, что было на самом деле.
§ 4. Три тактики преодоления защиты по В.Журбину.
Анализ работы следователей позволил психологу В.Журбину различить три тактики ведения допроса, в которых защитное поведение подследственных преодолевалось по-разному.
Первая тактика названа им «ситуативной». Она применяется при задержании подозреваемых на короткий срок (до трех суток) и, следовательно, реализуется в условиях дефицита времени. Ситуативная тактика по В.Журбину включает следующие приемы работы следователей: «форсированный темп ведения допроса», разные формы «давления» (угрозы, нагнетание напряжения, преувеличение тяжести совершенного правонарушения, формирование ложного ощущения о том, что следователь уже все знает и т. п.), «внезапность», «перебивки», непонятные «паузы» или «эмоциональные реакции следователя» и другие фрустрирующие приемы ведения допроса, «парный допрос» с разным распределением функций следователей, «манипулирование УПК».
Признание, полученное в результате такой тактики, отмечает В.Журбин, «носит также ситуативный характер, когда задержанный признается и дает показания, либо не имея сил сопротивляться, либо потеряв логическую нить аргументов защиты, либо боясь упустить возможность сократить срок наказания, то есть потеряв контроль над ситуацией. В то же время личностно он не согласен со своим признанием, не готов к нему. Поэтому часто на суде обвиняемый, подписавший признание в такой ситуации, отказывается от него. » [42, с. 43]. В познавательном же отношении понятно, что такое признание может выводить следователя как на истинную версию событий, так и на ложную.
Вторую тактику В.Журбин назвал «игровой», она включает пять основных приемов: «вовлечение в ситуацию логической «дуэли» (следователь специально подставляется, выдавая подследственному ряд слабых мест обвинения, с тем, чтобы у последнего сложилось ложная надежда на успешную защиту и он на нее пошел), «выдвижение контверсии», то есть предоставление подследственному возможности строить свою версию событий, «повторение допроса» (в расчете, что подследственный забудет детали выстроенной им ложной версии), «создание пустых мест» в картине объяснения (с тем, чтобы подозреваемый сам заполнил эти места и предоставил следователю дополнительный материал для его игры). «Основная цель этой тактики, — пишет В.Журбин, — заключается в том, чтобы дать возможность подследственному исчерпать все ресурсы защиты, сделать ее неэффективной и обессмыслить саму ситуацию защиты.
При данной тактике ведения дознания часто формируется доверительный контакт, понимание позиций и интерпретаций обеих сторон. Следователь нередко становится в позицию подозреваемого и как бы вместе с ним проверяет аргументацию защиты перед общепринятыми нормами рациональности. Признание имеет для личности подследственного негативный смысл «поражения», сохраняет отчужденность личности от общества, так как признание сделано под давлением логики аргументов обвинения, а не вследствии осознания подозреваемым своей вины перед обществом» [42, с. 45]. Опять же в познавательном отношении полученное признание может представлять собой как истинную версию событий, так и ложную. Но в данной типе работы следователя именно манипулирование с интерпретациями (версиями) событий ставится во главу угла.
Следователи, придерживающиеся третьей «личностно-ориентированной» тактики допроса, не пытаются переиграть подследственного, зато, исходя из изучения личности последнего, они стараются изменить смысловую структуру защитного поведения, сделать оправданным признание и дачу показаний. Они убеждают подозреваемого, что возможная мера наказания минимальна по отношению к содеянному и, главное, справедлива, что признание в интересах самого подозреваемого как необходимое условие его спасения и дальнейшей возможности нормальной жизни [42, с. 46-47]. Можно заметить, что третья тактика принципиально отличается от первых двух, она направлена на обретение человеком нового смысла. В познавательном отношении это случай, когда следователь пытается воздействовать на сознание подследственного, с тем чтобы последний сам рассказал о своем преступлении, то есть вывел следователя на истинное знание.
Взглянем теперь в целом на характер юридического познания, имеющего место в работе следователя. Каковы познавательные критерии, позволяющие утверждать, что интерпретация следователя может быть рассмотрена как правдоподобное знание? Таких критериев, очевидно, четыре: убедительность и правдоподобность выстроенной версии (интерпретации), что, конечно, включает в себя эмпирическую верификацию, то есть подтверждение версии имеющимися и найденными в ходе следствия фактами; законность всей следственной деятельности; серьезная работа по критике и контркритике имеющихся версий; наконец, исчерпанность всех ресурсов следователя — работы с подследственным, построений версий, их критике и конткритике, сбора фактов и прочее.
Если теперь вернуться к вопросу, поставленному выше, о типе юридического познания, то важно подчеркнуть следующее. В чистом виде юридическое познание не может быть сведено ни к естественнонаучному, ни к гуманитарному, ни к социальному, хотя, безусловно, последние два типа более характерны для следствия. Действительно, юридическое познание имеет дело не с явлениями первой природы, а с деятельностью и поведением человека, всякая версия следователя субъективна, его расследование влияет на поведение участников, оно направляется интерпретациями и т.д. Но, с другой стороны, в юридическом познании имеет место «обоснование и опровержение» выдвинутых версий, т.е. процедуры относимые обычно науковедами в слой оснований науки; осуществляется критика версий, включающая целый ряд психологических моментов (например, критика может быть логически слабой, но, тем не менее, убедительной, именно по психологическим мотивам); происходит воздействие на сознание и поведение участников следствия. Все эти специфические моменты, включая процедуры по выстраиванию правовой реальности (т.е. проверка законности всех действий) практически отсутствуют в других видах познания. Таким образом, юридическое познание, включая в себя гуманитарное и социальное мышление и фрагментарно естественнонаучное (например, когда проводятся следственные эксперименты или криминальные доказательства), тем не менее, не может быть целиком сведено ни к первому, ни ко второму.
Теперь несколько соображений, касающихся судопроизводства. Целью суда является не только всестороннее выяснение обстоятельств дела, но и оценка версий, предложенных сторонами, а также правонарушения (виновности или невиновности) и, наконец, определение санкции. В тоже время суд, естественно, не обладает теми возможностями, какими обладает следствие, поэтому выяснение обстоятельств дела происходит главным образом через анализ и оценку версий сторон. Это первое отличие. Второе — увеличение веса и значения психологических моментов. Нередко обе версии сторон выглядят или одинаково убедительно или одинаково неубедительно, т.е. нет перевеса одной из сторон. В этом случае начинают сказываться психологические факторы: мифы и склонности судей и присяжных, образы преступника и жертвы (первого мы склонны ненавидеть, второго — жалеть), личность прокурора или обаяние адвоката. Третье отличие — в целом на суде возрастает роль мыслительного эксперимента и других мыслительных процедур, ведь судья, стороны и присяжные могут опираться только на те данные и доказательства, которые непосредственно представляются в суде.
Дата добавления: 2015-08-05 ; просмотров: 1124 | Нарушение авторских прав
Источник
Филонов психологические способы выявления скрываемого обстоятельства
Психопедагогика в правоохранительных органах, 2007, № 3, стр. 11-14.
Криминалистическое обеспечение расследования преступлений, совершенных в сфере предпринимательства, в части научно-методического сопровождения представлено широким разнообразием частных методик расследования. Однако уровень раскрываемости и привлечения к ответственности реальных участников большинства экономических преступлений, качество расследования в целом и производства отдельных следственных действий остается по-прежнему невысоким.
Отчасти такая ситуация обусловлена высоким криминальным противодействием, оказываемым преступниками, которые по своим социально-психологическим качествам значительно превосходят общеуголовный элемент. Это выражается в широких коррумпированных связях, сильной адвокатской поддержке, уровне образования (как правило, высшее экономическое и/или юридическое), четкой ориентированности на сокрытие противоправности отдельных операций или всей коммерческой деятельности и т. п.
Особенности личности субъекта преступления в сфере предпринимательской деятельности обусловливают выбор тактических приемов его изобличения. Одним из самых распространенных средств изобличения выступает допрос. По делам рассматриваемой категории допрос подозреваемого (обвиняемого) в большинстве случаев проходит в конфликтной ситуации, выражающейся в сообщении следователю заведомо ложной или укрытии (умалчивании) части информации.
Ложь стала обычным явлением повседневной жизни, а изобличение во лжи — неотъемлемая часть не только рассматриваемого следственного действия, но и всего процесса расследования. По мнению О. Фрая, не существует такого феномена, как поведение, типичное для лжи, т. е. нет формы поведения, которую демонстрировали бы все лжецы. Это осложняет для изобличителей лжи задачи по определению того, на что им следует обращать внимание. Различия между лжецами и людьми, говорящими правду, как правило, незначительны. Последние исследования в области психологии лжи показали, что мнение 3. Фрейда о том, что сквозь каждую пору лжеца просачивается нечто, что выдает его, часто оказывается неверным (9, 123).
Особенно ярко это проявляется по рассматриваемой категории дел, что и было установлено в процессе специально проведенного исследования с использованием метода включенного наблюдения. В связи с этим предпримем попытку объяснения этого явления.
Согласно исследованиям в области психологии следственных действий, в частности допроса, признаки лжи могут проявляться в невербальных, вербальных и физиологических реакциях человека (4; 6; 7).
Раскрывая процессы, переживаемые лицом, О. Фрай выделяет особенности поведения, обусловленные:
— возникшими в момент лжи эмоциями вины за преподносимый обман, страха возможного разоблачения и эмоционального подъема при наблюдении полного принятия лжи;
— сложностью содержания ложной информации, которую необходимо придумать либо вспомнить ранее придуманную, в силу чего мыслительные процессы замедляются;
— контролем своего поведения, чтобы вести себя как человек, говорящий правду. «Лжец может беспокоиться о том, что будет выглядеть неискренним, и будет прилагать усилие, чтобы произвести впечатление искреннего человека, даже в большей степени, чем когда говорит правду» (9, 47).
Для ситуации допроса эти процессы будут усилены ввиду действия таких факторов, как:
— сложность лжи, которая предполагает обстоятельное освещение интересующих следствие событий, с их интерпретацией в пользу лгущего, детализированное продумывание алиби;
— мотивация поведения намного сильнее, так как имеется угроза привлечения к уголовной ответственности;
— подозрительность субъекта, воспринимающего ложь, так как допрашиваемый осознает, что следователь обязательно будет проверять все сказанное им, поэтому не сообщает информации, которая может быть проверена. Такую ложь легче объяснить, если она обнаруживается, сказав, что не упомянул об этом, не придав значения, или забыл рассказать;
— индивидуальные особенности лжеца.
Эти факторы будут иметь различную степень значимости в зависимости от вида преступления. Так, для рассматриваемой преступной деятельности в сфере предпринимательства сложность лжи будет достаточно высока, однако эта сложность определяется не столько конструкцией алиби, но и использованием и интерпретацией особенностей отраслевого законодательства, сложившейся практики ведения определенного вида деятельности, утаивания части информации. Поскольку лицо, совершившее преступление, на протяжении всей своей деятельности достаточно уверенно владеет такой информацией, то интерпретировать ее в выгодном для себя свете не представляет для него особых затруднений и не так сильно замедляет его мыслительные процессы.
Мотивация поведения будет отличаться от поведения, например, убийцы. Мотивация ко лжи из-за опасения привлечения к уголовной ответственности незначительна, так как согласно судебной практике в большинстве случаев за преступления экономической направленности не назначают наказания, связанного с реальным лишением свободы. В большей степени на ложь мотивируют корыстно-собственнические интересы, связанные с боязнью потерять имущество, получаемые доходы и т. д.
Самое большое значение среди указываемых факторов будет иметь личность допрашиваемого. Сравним характеристики личности субъекта, совершающего преступления в сфере предпринимательской деятельности, выделяемые в криминалистической литературе (2; 3; 5; 10), с характеристикой личности успешного лжеца, выделяемой О. Фраем. По его мнению, успешного лжеца отличают хорошая подготовленность по теме разговора, оригинальность высказываний, быстрота мышления, красноречие, хорошая память, актерские способности, отсутствие эмоций, страха, вины или восторга от собственной лжи (9, 273-275).
В этой характеристике проявляется личность изучаемого нами субъекта. Как уже говорилось, подозреваемые по делам рассматриваемой категории подчас лучше следователя владеют информацией об определенном виде деятельности, регламентирующих ее нормативных актах, состоянии вида рынка, а нередко и о наличии следов преступной деятельности. Оригинальность высказываний позволяет быстро оправдывать или объяснять свои действия при сомнении следователя в их правомерности. Быстрота мышления, выработанная в результате занятия бизнесом, способность к анализу ситуации и поиску нескольких результативных решений помогает выходить из ситуаций психологических ловушек. Красноречие, хорошая память, высокий интеллект позволяют в ходе допроса переключать следователя на сообщение незначимой информации, уводить его в сторону от темы допроса.
Так, по уголовному делу, возбужденному в отношении гр-ки С. по ст. ст. 159, 171 УК РФ, обвиняемая в процессе допросов постоянно пыталась отвлечь следователя от темы допроса, рассказывая о своих разносторонних увлечениях, о специфике определенных видов деятельности, которые косвенно касались совершенных ею преступлений, о своих знакомствах с известными людьми и их личной жизни. Этому способствовали и достаточно хорошо развитые актерские способности, которые она, в первую очередь, использовала в отношении потерпевших, а также в процессе расследования, изображая эмоции сожаления, участия, искренней помощи следствию и пр. (1).
Отсутствие эмоций в процессе обмана связано с привычкой лгать. Ведь чем чаще человек лжет, тем меньше он испытывает удовольствие от введения других в заблуждение и тем реже его посещает чувство вины. Постоянная тренировка в обмане уменьшает вероятность разоблачения, а потому снижает чувство страха. Такая привычка обязательно вырабатывается в процессе занятия незаконной предпринимательской деятельностью, которая своей незаконностью и обусловливает рассматриваемое поведение. Неудивительно, что проведенные по обнаружению лжи психологические исследования среди представителей различных профессий установили, что лучшими лжецами являются продавцы (9, 275).
Сказанное не означает, что по рассматриваемой категории дел не представляется возможным выявить признаки лжи со стороны подозреваемого, обвиняемого. Как бы человек себя ни контролировал или ни был привычен ко лжи, отдельные признаки такого поведения он, безусловно, проявляет.
По мнению ученых, невербальное поведение сложнее контролировать, чем вербальное, поскольку:
— существуют рефлекторные связи между эмоциями и невербальным поведением, которых нет между эмоциями и речью;
— люди более натренированы в использовании слов, чем в управлении поведением, так как речь важнее в обмене информацией;
— важность слов в обмене информацией заставляет говорящего обращать больше внимания на то, что он говорит, чем на то, что он делает;
— невозможно молчать на невербальном уровне (9, 42-44).
К числу невербальных признаков, в частности, относятся изменение тона голоса и движений рук и ног. Традиционно выделяемые в литературе мимические признаки (движения бровей, губ, глаз) как раз не являются явными индикаторами лжи, так как достаточно хорошо контролируются. Тон голоса контролировать сложнее, чем мимику, так как в минуты стресса (что характерно для допроса, особенно в период, следующий сразу после задержания) им управляет вегетативная система. Кроме того, предполагая, что чрезмерность движений может выдать ложь (точнее, нервозность по поводу лжи), движения человеком замедляются. Особенно это проявляется в замедлении движений рук, кистей, пальцев, стоп ног.
К вербальным характеристикам обмана относятся обусловленные эмоциями непрямые ответы, исключающие употребление личных местоимений или высказывания, содержащие отрицание. Например, вместо фразы «Я честный человек» использование оправдания «Я не мошенник». Правда, для исследуемой категории лиц с достаточно сильной внутренней референцией этот признак, как и признак произнесения коротких фраз из-за неподготовленности, нехарактерны. Более значим признак, как уже ранее говорилось, сообщения незначимой информации и ухода в сторону от предмета допроса. Явно подозрителен и, возможно, указывает на ложь также признак четкости описания событий, как правило, в хронологически выверенной манере. Лицу, не подготовленному к объяснению каких-либо обстоятельств, сложно изложить последовательно все интересующие следствие сведения в виде свободного рассказа. Его повествование будет постоянно возвращаться к более значимому, яркому обстоятельству. Лицу же, дающему ложные показания, свойственно последовательное, не сбивчивое изложение показаний.
К физиологическим реакциям, которые следователь может определить без специального прибора (полиграфа), относятся: повышение кровяного давления, сопровождающееся покраснением лица, шеи, ушей; учащение сердцебиения, определяемое по пульсу или по выступающим на висках, лбу венам; усиление потливости ладоней, выявляемое по чрезмерно частому вытиранию их об одежду или платок, прилипанию к ладоням бумаги, ручки.
Учитывая изложенные признаки, для их выявления и провоцирования можно рекомендовать следующее:
1. Подвергать сомнению и просить разъяснить сказанное, просить это доказать, уведомлять, что сообщаемые сведения будут проверены. В данном случае происходит воздействие на эмоциональную сферу, которое влияет на все три группы признаков, особенно на невербальные (тон голоса).
2. Постоянно задавать новые, уточняющие, детализирующие вопросы, что затрудняет процесс лжи, так как подозреваемый (обвиняемый) должен помнить о сказанном, что замедляет его мыслительные процессы и соответствующие телодвижения.
3. Оставлять допрашиваемого до последнего момента в неведении об объеме и пределах осведомленности следователя. В подобных обстоятельствах допрашиваемый не знает, что именно ему можно сказать, и всегда рискует попасться на произнесении информации, противоречащей знанию следователя.
4. Следует быть хорошо подготовленным по предмету допроса, не только в рамках обстоятельств расследуемого дела, но и изучить все особенности вида предпринимательской деятельности, нарушение порядка которой привело к преступному результату. Особое внимание необходимо обратить на положения, регламентирующие порядок служебных действий подозреваемого.
5. Наблюдать за поведением допрашиваемого, особенно обращая внимание на мимолетное выражение эмоции на лице, заторможенность мелких движений кистей, пальцев рук, голеней и стоп, физиологические изменения. Такое осматривание с головы до ног невозможно самому следователю в момент ведения допроса, он должен при этом записывать показания. С этой целью необходимо присутствие дополнительного участника (например, оперуполномоченного), который не только будет выполнять указанную функцию, но и нейтрализует своим присутствием численный перевес со стороны допрашиваемого и его защитника.
6. Слушать внимательно все, что произносит допрашиваемый, и фиксировать вербальные несоответствия. Это также может подмечать дополнительный участник допроса.
7. Сравнивать поведение допрашиваемого с его обычным поведением, которое он демонстрировал в ситуациях, не связанных с дачей ложных показаний. Для этого сравнения можно использовать материалы оперативной видеосъемки допрашиваемого, обнаруженное при обыске домашнее видео, видеозаписи деловых переговоров. Также такое сравнение может быть сделано с информацией о личности и поведении подозреваемого, обвиняемого, полученной в ходе неформального с ним общения в отсутствие адвоката. Как правильно отмечено Л. Б. Филоновым, значимость невербальных признаков ложных показаний может быть правильно оценена лишь в сравнении с поведением, эмоциональным состоянием, особенностями устной речи этого же лица при его объяснениях, даваемых вне связи с обстоятельствами, входящими в предмет допроса, т. е. на фоне естественного для человека поведения, принятого за норму (8, 20).
Выявление признаков лжи из свободного рассказа подозреваемого — довольно сложная задача. Ярче они проявляются в вопросно-ответной стадии допроса, где их интенсивности будут способствовать приемы использования доказательств и «создания напряженности», которую можно усилить, несмотря на присутствие защитника, проведением перекрестного допроса.
Выше уже говорилось о необходимости участия в допросе подозреваемого (обвиняемого) второго лица со стороны обвинения для ведения наблюдения за поведенческими реакциями допрашиваемого. При этом активность второго участника может быть усилена его непосредственным участием, направленным на:
— создание напряженности и изобличение в ложности показаний за счет вербального указания на поведенческие признаки, проявляющиеся у лица, дающего показания, с просьбой их объяснить;
— рассеивание внимания и усиление сложности восприятия посредством деления вопросов по предмету допроса на двоих допрашивающих;
— контроль содержания показаний по специфическим вопросам в сфере экономики, налогообложения, отраслевого законодательства при наличии соответствующих познаний у одного из допрашивающих.
Задаваемые вопросы не должны носить однородного, последовательного характера, они должны относиться к разным обстоятельствам преступного события, но в то же время не выходить за рамки этого события или эпизода, соответствовать одному направлению выясняемой информации, должны быть в прямой логической связи между собой. Например, один допрашивающий выясняет обстоятельства, касающиеся способа преступления, другой — роли соучастников (логично, что эти обстоятельства прямо взаимосвязаны, так как роли соучастников распределяются по функциям реализации способа подготовки, совершения и сокрытия преступления). В случае постановки одним допрашивающим вопросов об имущественном положении подозреваемого (обвиняемого), а другим — о подготовке к совершению преступления, внимание допрашиваемого будет сильно разобщено, не позволит ему сосредоточиться, и он может отказаться отвечать на вопросы. При таком явном разобщении внимания подозреваемого (обвиняемого) на несвязанных выясняемых обстоятельствах обоснованным будет и вмешательство адвоката с ходатайством о недопущении психологического воздействия. Даже при наличии разъяснений в начале допроса о невмешательстве в его тактику, защитник обязательно вмешается. В связи с этим такое воздействие с помощью перекрестного допроса должно выглядеть неявным, естественным, спокойным выяснением взаимосвязанных, но все же разных по содержанию обстоятельств. Это не так насторожит подозреваемого (обвиняемого), но все же не будет позволять ему полностью сосредоточиться на выясняемом обстоятельстве, вследствие чего он будет допускать оговорки и логические ошибки при даче ложных показаний.
1. Архив Центрального суда г. Омска за 1998 г. — Уголовное дело № 350665.
2. Бахтеев С. С. Методика расследования преступлений, связанных с незаконным оборотом алкогольной продукции: (По материалам Уральского федерального округа): автореф. дис. . канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 2004.
3. Бертовский Л. В., Образцов В. А. Выявление и расследование экономических преступлений. — М., 2003.
4. Гельманов А. Г., Гонтарь С. А. Как установить участие лица в правонарушении? — М., 1999.
5. Журавлев С. Ю. Расследование экономических преступлений. — М., 2005.
6. Ратинов А. Р. Судебная психология для следователей. -М., 2001.
7. Речевые и психологические особенности техники общения и использование их в деятельности сотрудников ОВД: методические рекомендации. — Омск, 1997.
8. Филонов Л. Б. Психологические способы выявления скрываемого обстоятельства. — М., 1979.
9. Фрай О. Детекция лжи и обмана. — СПб., 2005.
10. Шляпников Ю. В. Основы криминалистической методики расследования незаконного предпринимательства: автореф. дис. . канд. юрид. наук. — Н. Новгород, 2004.
Источник
