Есть желание 1000 способов нет желания 1000 поводов

Есть желание 1000 способов нет желания 1000 поводов

Петр Великий, садя сам дубовыя желуди близ Петербурга по Петергофской дороге, желал, чтоб везде разводим был дуб, и приметя, что один из стоящих тут трудам его улыбнулся, гневно промолвил: «Понимаю. Ты мнишь, не доживу я матерых дубов. Правда, но ты дурак. Я оставляю сим пример, чтоб потомки, делая то ж, со времянем из них строили корабли».

Государь, любя церковное пение и сам пев часто на крылосе в церквах, о празднике Рождества Христова к ближнему своему причоту сказал: «Поедем славить к князь-цесарю и к князь-папе . Авось либо по милости своей дадут нам по алтыну и поднесут по чарке вина. Они щедры и хлебосолы».

Петр Великий был истинный богопочитатель и блюститель христианския веры и, подавая многие собою примеры того, говаривал о вольнодумцах и безбожниках так: «Кто не верует в Бога, тот либо сумасшедший или с природы безумный. Творца по творениям познавать должно».

Его величество, присутствуя на Иордане и командуя сам полками, возвратясь во дворец, говорил: «Зрелище приятное — видеть строй десяти полков, на льду Невы стоящих». Потом промолвил сие: «Мороз сильный, только солдаты мои сильняе».

По дошедшим слухам к Государю, что его почитают немилосердым, говорил он за столом прускому посланнику барону Мардефелду следующую речь, достойную содержать в вечной памяти: «Я ведаю, почитают меня строгим Государем и тиранном. Ошибаются в том не знающие всех обстоятельств. Богу всевышнему известно сердце и совесть моя, колико соболезнования имею я о подданных и сколько блага желаю Отечеству. Невежество, упрямство, коварство ополчались всегда на меня с того самаго времяни, когда полезность в государство вводить и суровыя нравы преобразовать намерение принял. Сии-то суть тиранны, а не я. Честных, трудолюбивых, повинующихся, разумных сынов Отечества возвышаю и награждаю я, а непослушных и зловредных исправляю по необходимости. Пускай злость клевещет, но совесть моя чиста. Бог — судия мой. Неправое разглагольствие в свете аки ветр».

Получа ответ из Берлина, что королю прускому посланныя две табакерки, точеныя собственными Его величества руками, весьма были приятны, сказал Петр Великий Нартову: «Я знал, что работа моя королю дороже золота и алмазов. Он так же, как и я, не любит роскоши и мотовства».

Вспомня о фелдмаршале графе Борисе Петровиче Шереметеве, Его величество, воздохнув, с сожалением говорил: «Бориса Петровича уж нет, не будет и нас. Храбрость, верность и служба его не умрут и памятны будут всегда».

О духовных имениях разсуждал Петр Великий тако: «Монастырския с деревень доходы употреблять надлежит на богоугодныя дела и в пользу государства, а не для тунеядцев. Старцу потребно пропитание и одежда, а архиерею довольное содержание, чтоб сану его было прилично . Наши монахи зажирели. Врата к небеси — вера, пост и молитва. Я очищу к раю путь им хлебом и водою, а не стерледями и вином».

Государь, возвратясь из Сената, о князе Якове Федоровиче Долгорукове, который был из первых сенаторов, говорил: «Князь Долгоруков в Сенате прямой помощник, он судит дельно и мне не потакает».

Lana,
Всех — это, конечно, вряд ли, но вот то, что не допустил бы такого размаха, как нынче — это точно.
В принципе, казнокрадство и при Петре было, однако его удавалось удерживать в определенных рамках. И наказывал государь весьма строго (хотя и миловал нередко).

А вообще многие его идеи (и действия) сегодня очень и очень актуальны (Казбек это уже отмечал, я солидарен и с Казбеком, и с Вами), и действия по обузданию казнокрадов — в том числе.
Любовь, с Вами тоже солидарен — умницей был.

Снова из рассказов А. Нартова

Его величество за столом с знатными генералами и полководцами о славных Государех и о Александре Великом говорил: «Какой тот великий герой, который воюет для собственной только славы, а не для обороны Отечества, желая быть обладателем вселенныя. Александр не Иулий Цесарь . Сей был разумный вождь и Государь, а тот хотел быть великаном всево света, хотя бы довольно было вмещать тело и ум его пространства собственных ево земель. Последователям ево неудачный успех».
Под последователями разумел Государь и Карла XII.

О мире промолвил им Государь так: «Мир хорошо, однако притом дремать не надлежит, чтоб не связали рук , да и солдаты чтоб не зделались бабами, вить ныне не в златом веке. Тогда ковали не оружие, а сошники . Обое необходимо: пахарь и солдат».

Государь в Кунсткаморе Арешкину говорил: «Я велел губернаторам собирать монстры (уродов) и присылать к тебе. Прикажи зделать шкафы. Если б я хотел присылать к тебе человеческия монстры не по виду тела, а по уродливым нравам, места б у тебя было для них мало. Пускай их видят лутче в народной кунсткаморе между людьми. Они приметны».

Колико Петр Великий не терпел суеверия толико , напротиву сего, божественныя почитал законы и чтение Священнаго писания Ветхаго и Новаго завета любил .О Библии говаривал он , что сия книга премудрее всех книг, научающая познанию Бога и творения его и начертывающая должности к Богу и к ближнему. Он велел в 1716 году в Амстердаме в лист на голандском языке Библию напечатать, оставляя на каждом листе половину пустаго места для припечатания оныя в Петербурге на российском языке, дабы чтением на природном своем языке Библии приучить охотников и к голандскому, яко языку его любимому. Надобныя языки для России почитал он голанской и немецкой, а с французами, говаривал он, не имеем мы дела.

Государь, присутствуя в собрании с архиереями, приметя некоторых усильное желание ко избранию патриарха, вынял одною рукою из кафтана к тому случаю приготовленный Духовный регламент и сказал грозно: «Вот вам духовный патриарх». И противомыслящим, выдернув другою рукою из ножен кортик и ударя им по столу : «Вот булатный патриарх».
Потом встал и пошел вон. После чего оставлено прошение о избрании патриарха и учрежден был Святейший Синод с намерением Государя Петра Великаго о установлении Духовной коллегии. Согласны были Стефан Рязанский и Феофан Новогородский, которые в сочинении регламента Государю помогали, из которых перваго определил в Синоде председателем, а другаго вице-президентом, сам же стал главою церкви государства своего.

Ненавистники, делая разныя наветы и клеветы о невоздержном житии и праздности на митрополита Стефана Яворскаго, Государя, который его паче прочих духовных особ любил, называя твердым столпом церкви, старались всячески привесть сего достойнаго мужа в немилость. Неоднократно слышав такия об нем вести, Петр Великий желал удостовериться о том самым делом. Сего ради, не сказав никому, вознамерился врасплох посетить митрополита.
Часу в десятом нощию поехал к нему на подворье и, вошед нечаянно в келию, застал его одного трудящагося в сочинении книги «Камень веры», обкладеннаго кругом богословскими творениями. Митрополит, незапным посещением монарха удостоенный, хотел его потчивать, но Государь, увидя на столе стоящия бутылки и мысля по наветам, что Стефан Яворский вместо обыкновеннаго пития употребляет вино или водку, говорил: «Я выпью то, что пьет митрополит». Налил из одной бутылки в стакан напитка, пил и нашел, что то была бруснишная вода; потом, посидя несколько и беседуя с ним о духовных делах, взял другую бутылку, думая, не водка ли в ней, налив из нее в стакан, отведал и, ко удивлению, обрел простую воду. Тут, встав, Его величество откровенно Яворском) объявил, с каким приезжал к нему намерением. Наконец, уверяя его о продолжении милости своей, сказал: «Клевета язвит днем хулами, но непорочность явна и в нощи. Прощай, будь спокоен».

Оставя таким образом митрополита, вздумалось Государю полюбопытствовать тогда же о Феофане Прокоповиче, что он сея нощи делает. Приял путь прямо к нему. Подъезжая к жилищу его , видел много зазженных свеч. Двери были заперты. Государь постучался. Отворили. Предварили известием Феофана о прибытии Его величества. Гости, бывшие у него, испужались. Стол наполнен был разными напитками и ествами, но архиепископ с веселым и добрым духом, имея в руке пакал с венгерским, встретив радостно Государя, идущаго к нему , говорил: «Се жених грядет в полунощи. Блажен раб, его же обрящет бдяща. Недостоин же паки, его же обрящет унывающа. Здравствуй, гостю неоцененный. Велие счастие рабу и богомольцу твоему, его же посетити благоволи».
Потом потчивал из покала вином, пил сам, пили и гости. Такою радушною встречею Петр Великий был доволен, а Феофан, яко муж остроумный, умел угодить разговорами, обращением откровенным развеселить и угостить Его величество так, что он, возвращаясь около полунощи во дворец, сказал ему: «У Стефана, яко у монаха, а у Феофана весело и время проводить нескучно».

Государь, присутствуя в литейном анбаре при выливании пушек, генералу-фелдцейгмейстеру Брюсу при мне говорил: «Когда слова несильны о мире, то сии орудия метанием чугунных мячей неприятелям возвестят, что мир зделать пора».

Государь, прохаживаясь по галлереи картинной в Монплезире и любуясь на морския картины, остановился при одной, изображающей четыре соединенные флота: российской, аглинской, дацкой и голандской — по случаю шведских разбойнических судов на Балтийском море, купеческим судам великий вред причиняющих, дабы их истребить, которыми флотами монарх сей в 1716 году командовал с превеликою честию, чиня на море разньы эволюции, показывая в том свое искусство, с восхищением Вилбою и фан Брюинсу говорил: «Такое достоинство едва ли кто в свете имел — повелевать флотами чужестранных народов и своим вместе. Я с радостию вспоминаю доверенность тех держав».

При изречении таком от восторга видны были на очах его слезы. Толикое чувствовала душа его от сего утешение. Сия картина нарочно зделана была в Голандии искусным живописцем, подражателем славнаго рисовщика морских корабельных штук Адама Зило, и подарена была в том же году бургомистром фан Витсеном, который был один из Генеральных штатов Голландии и Вест-Фрисландии. Его величество поручил с нее на меди вырезать искусному граверу Петру Пиккарду.

Петр Великий, будучи в Париже в 1717 году в июне месяце, когда бывают там сильныя жары и духата великая, приказал для нижних своих служителей и Преображенских гранодеров, при нем в путешествии находившихся, скласть в одном доме на берегу реки Сены каменку, чтоб они парились и в Сене купались. По учинении сего парились руские там, как в бане, и, выходя разгоряченными и красными так, что от них пар шел столбом, кидались в реку и плавали. Такое необычайное видение производило сборище многолюдное зрителей парижских, которыя, смотря на сие с удивлением, думали, что они все тотчас от того перемрут. Королевской гофмейстер Вертон, ко услугам Его величества от дюка д’Орлеана данный, видя сам такое зрелище, Государю немедленно в осторожность доносил, что гранодеры его неминуемо от сего лишатся жизни. Но Его величество, разсмеявшись, отвечал ему на сие: «Не опасайтесь, г. Вертон, они от парижскаго воздуха несколько ослабли, так закаливаются рускою банею. У нас сие бывает и зимою, привычка — другая натура».

Иван Михайлович Головин, котораго Государь весьма жаловал, был послан в Венецию, чтоб там узнать и научиться конструкции кораблей и италианскому языку. Находился он там четыре года. По возвращении его Петр Великий, желая знать, чему он выучился, взял его в Адмиралитейство, повел его на корабельное строение и в мастерские палаты, где распрашивал обо всем, но увидел, что он ничего не знал. Наконец спросил его, выучился ли хотя италианскому языку, но Головин признавался, и в том что мало успел. На сие Государь ему сказал: «Ну так что ж ты делал в Венеции?» — «Всемилостивейший Государь, — отвечал ему Головин, — я курил табак, пил вино, веселился, учился играть на басу и почти никуда не выходил из горницы». Его величество, как ни был вспыльчив, однако откровенностию или признанием его был так доволен, что леность его ознаменовал только титлом князь-баса и велел его нарисовать на картине с курительною трубкою , сидящаго за столом, веселящагося и окруженнаго подле музыкальными инструментами, а математические инструменты, брошенные вдали в знак того, что он наук не любил, а выучился только на басу играть. Картину сию видел я сам у Государя. Со всем тем был он в службе при Адмиралитействе генерал-майором. Его величество любил его за прямодушие и за верность. В беседе, когда Государь бывал весел, между своими называл его в насмешку ученым человеком и знатоком корабельнаго мастерства.

P.S. История с Головиным — не только забавная, но и, возможно, описанная Ю. Германом, только несколько с другим концом.

С этой цитатой вот какая ситуация. По сети «гуляет» эта фраза, зачастую с подписью:
/Указ Петра I от 09.12.1709г.»/
Я как-то сей указ решил проверить через «Полное Собрание законов российской империи» (то есть те самые указы):
http://www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php
В 1709 г. был только указ от 29 ноября (№ 2239) и 31 декабря (№ 2240), ничего подобного там не упоминается. На всякий случай проверил 9 декабря 1708 г. (№ 2217) — тоже ничего подобного.

Стиль совершенно не похож, может быть вырвано из контекста, а может быть, что и фантазия чья-то. Можно также допустить и то, что подобные фразы произносились на «всешутейшем соборе» (то есть шутка). Но не исключено, что просто кто-то такую фальшивку соорудил.

А вот фрагмент Воинского устава 1716 г. о принципах взаимоотношений между начальниками и подчиненными:
«надлежит каждому своего начальника должным образом почитать, и от подчиненного своего возъиметь оное почтение.»

«Артикул 29. Також имеет подчиненный от всякого непристойного разсуждения об указах, которые ему от его начальника даны, весьма воздержатся: а есть ли кто противо того учинит, а особливо тогда, когда с неприятелем в бой вступят, или иная тому подобная учинится потреба, то оного по окончании того дела за непристойное его дерзновение лишением чести наказать.
Толкование. Ибо начальнику принадлежит повелевать, а подчиненному послушну быть. Оный имеет в том, что он приказал, оправдаться, а сей ответ дать, како он повеленное исправил».

На мой взгляд, с уставами фраза из «указа» не очень согласуется.

Выше всех добродетелей рассуждение, ибо всякая добродетель без разума — пуста.

Гоняйтесь за дикими зверями сколько угодно: эта забава не для меня. Я должен вне государства гоняться за отважным неприятелем, а в государстве моем укрощать диких и упорных подданных.

Деньги суть артерия войны.

Забывать службу ради женщины непростительно. Быть пленником любовницы хуже, нежели пленником на войне; у неприятеля скорее может быть свобода, а у женщины оковы долговременны.

За признание — прощение, за утайку — нет помилования. Лучше грех явный, нежели тайный.

Зло тихо летать не может.

Когда государь повинуется закону, тогда не дерзнет никто противиться оному.

Кто станет говорить речи, другому — не перебивать, но дать окончить и потом другому говорить, как честным людям надлежит, а не как бабам-торговкам.

Мир — хорошо, однако при том дремать не надлежит, чтоб не связали рук, да и солдаты чтоб не сделались бабами.

Надлежит законы и указы писать явно, чтоб их не перетолковать. Правды в людях мало, а коварства много. Под них такие же подкопы чинят, как и под фортецию.

Неблагодарный есть человек без совести, ему верить не должно. Лучше явный враг, нежели подлый льстец и лицемер; такой безобразит человечество.

Победу решает военное искусство, храбрость полководцев и неустрашимость солдат. Грудь их — защита и крепость отечеству.

Промедление смерти подобно.

Я знаю, что подвержен погрешностям и часто ошибаюсь, и не буду на того сердиться, кто захочет меня в таких случаях остерегать и показывать мне мои ошибки.

Я почитаю заслугами своими Отечеству доставших себе знатность и уважаю их потомков, каковы, например, Репнины и им подобные; но тот, однако же, из потомков
знатных родов заслуживает презрение мое, которого поведение не соответствует предкам их; и дурак сноснее в моих глазах из низкого роду, нежели из знатного.

Петр Великий оказывал великое желание заключить дружеский союз с Франциею, но он не согласовал тогда с планом политическим кардинала Дюбуа, перваго министра, на что сказал: «Господа думают о пользе, но слуги часто ее портят, когда господа слушают слепо слуг».

На другой день совершенныя под Полтавою победы, когда представлены были Его царскому величеству яко победителю все шведские пленники без всякаго оружия, то принял он их весьма милостиво, отдал им шпаги и сожалел о их несчастии и о Государе их немиролюбивом. Он угощал в шатре своем столом знатных шведских генералов: фелдмаршала Реиншидда, графа Пипера , герцога фон Виртенберг, генералов Штакелберга, Левенгаупта и прочих — и пил за здаровие их с таким достопамятным изъяснением: «Я пью за здравие моих учителей, которые меня воевать научили».

Известно, что Петр Великий и Август, король польской, имели силу телесную необычайную и превосходящую силы человеческия. В один день, когда случилось быть обоим сим монархам вместе в городе Торне, представлено было зрелище битвы буйволов. Тут захотелось поблистать Августу пред царем силою своею. Того ради, схватя за рог разсвирепевшаго буйвола, одним махом саблею отсек ему голову. «Постой, брат Август, — сказал ему Петр, — я не хочу явить силы своей пролитием крови животнаго, но прикажи подать свернутую кипу сукна. По принесении оныя царь, взяв одною рукою кипу, кинул ее вверх, а другою рукою, выдернув вдруг кортик свой, ударил по ней так мочно, что разсек ея надвое. Август, сколько потом ни старался учинить то же, но не был в состоянии.

На дороге в Париж приготовлен был для Государя великолепный обед в Бове тамошним епископом, но Его величество там остановиться не разсудил, а когда ему находившиеся при нем сопутники докладывали, что на пути такого обеда не получат, то сказал он им в ответ: «Для солдата был бы хлеб да вода, так он уже тем и доволен».

В 1714 году Государь, будучи в Финском заливе со флотом от Гелсингфорса к Аланду претерпел великую опасность в потерянии жизни. В нощи востал противной ветр, поднялась столь великая буря и ударение волн, что флот был в крайнем бедствии и все думали, что нет спасения. Его величество, увидя карабельщиков своих робость, решился итти сам на шлюбке к матерой земле, чтоб зажжением огня обнадежить их близкостию оной. Бывшие в корабле его офицеры, ужасаясь отважности монаршей, пали к ногам его и просили неотступно, чтоб отменил сие гибельное намерение и чтоб им сие исполнить повелел . Но Государь не послушал их, сел с несколькими гребцами на шлюбку и поплыл. Рулем управлял Его величество сам, а гребцы работали в гребле так сильно против беспрестанно ударяющихся волн, что ослабевать уже начали и потопления ожидали. В таком их отчаянии Петр I в одобрение кричал им: «Чего боитесь? Царя везете. Кто велий, яко Бог, Бог с нами . Ребята, прибавляйте силы». Такая речь возобновила мужество во всех, и он пробился сквозь валы до берега, куда вышед, зажег огонь и тем дал знак флоту, что он счастливо туда прибыл.

Источник