Единственный способ избавится от дракона это иметь собственного

Дракон (пьеса)

«Драко́н» — пьеса Евгения Шварца. Написана в 1942—1944 годах.

Содержание

Цитаты [ править ]

Действие первое [ править ]

Ланцелот. Господин кот! Скоро вернутся ваши хозяева? А? Вы молчите?
Кот. Молчу.
Ланцелот. А почему, позвольте узнать?
Кот. Когда тебе тепло и мягко, мудрее дремать и помалкивать, мой милейший.

Ланцелот. Деревья и те вздыхают, когда их рубят.

Шарлемань. Уверяю вас, единственный способ избавиться от драконов — это иметь своего собственного.

Дракон. Да. Мы воистину друзья, дорогой Шарлемань. Каждому из вас я даже более чем просто друг. Я друг вашего детства. Мало того, я друг детства вашего отца, деда, прадеда. Я помню вашего прапрадеда в коротеньких штанишках. Чёрт! Непрошеная слеза. Ха-ха! Приезжий таращит глаза. Ты не ожидал от меня таких чувств? Ну? Отвечай! Растерялся, сукин сын. Ну, ну. Ничего. Ха-ха.

Бургомистр. Прежде всего, будьте добры, говорите потише, по возможности без жестов, двигайтесь мягко и не смотрите мне в глаза.
Ланцелот. Почему?
Бургомистр. Потому что нервы у меня в ужасном состоянии. Я болен всеми нервными и психическими болезнями, какие есть на свете, и, сверх того, ещё тремя, неизвестными до сих пор. Думаете, легко быть бургомистром при драконе?

Действие второе [ править ]

Генрих. Ну а теперь скажи мне правду..
Бургомистр. Ну что ты, сыночек, как маленький, — правду, правду. Я ведь не обыватель какой-нибудь, а Бургомистр. Я сам себе не говорю правды уже столько лет, что и забыл, какая она, правда-то. Меня от неё воротит, отшвыривает. Правда — она знаешь чем пахнет, проклятая? Довольно, сын. Слава дракону! Слава дракону! Слава дракону!

Шарлемань. Пожалейте нас, бедных убийц, господин Ланцелот.

Дракон. Настоящая война начинается вдруг.

Дракон. Страшно вам?
Ланцелот. Нет.
Дракон. Враньё, враньё. Мои люди очень страшные. Таких больше нигде не найдешь. Моя работа. Я их кроил.
Ланцелот. И всё-таки они люди.
Дракон. Это снаружи.
Ланцелот. Нет.
Дракон. Если бы ты увидел их души — ох, задрожал бы.
Ланцелот. Нет.
Дракон. Убежал бы даже. Не стал бы умирать из-за калек. Я же их, любезный мой, лично покалечил. Как требуется, так и покалечил. Человеческие души, любезный, очень живучи. Разрубишь тело пополам — человек околеет. А душу разорвешь — станет послушней, и только. Нет, нет, таких душ нигде не подберешь. Только в моем городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души. Знаешь, почему бургомистр притворяется душевнобольным? Чтобы скрыть, что у него и вовсе нет души. Дырявые души, продажные души, прожженные души, мертвые души. Нет, нет, жалко, что они невидимы.
Ланцелот. Это ваше счастье.
Дракон. Как так?
Ланцелот. Люди испугались бы, увидев своими глазами, во что превратились их души. Они на смерть пошли бы, а не остались покоренным народом. Кто бы тогда кормил вас?
Дракон. Чёрт его знает, может быть, вы и правы.

Генрих. Слушайте обзор происходящих событий. Заглавие: почему два, в сущности, больше, чем три? Две головы сидят на двух шеях. Получается четыре. Так. А кроме того, сидят они несокрушимо.
Вторая голова Дракона с грохотом валится на площадь.
Обзор откладывается по техническим причинам.

Бургомистр. Каждая собака прыгает как безумная, когда её спустишь с цепи, а потом сама бежит в конуру.

Ланцелот. Из-за слабости нашей гибли самые сильные, самые добрые, самые нетерпеливые. Камни и те поумнели бы. А мы всё-таки люди. Это можно — не обижать вдов и сирот. Жалеть друг друга тоже можно. Не бойтесь! Жалейте друг друга. Жалейте — и вы будете счастливы! Честное слово, это правда, чистая правда, самая чистая правда, какая есть на земле. [1] )

Действие третье [ править ]

Бургомистр. Ну, ступайте, тюремщик. Продолжайте работать. Я вами доволен.
Тюремщик. Мы стараемся.
Бургомистр. Старайтесь. Шарлемань, вы знакомы с тюремщиком?
Шарлемань. Очень мало, господин президент.
Бургомистр. Ну-ну. Ничего. Может быть, ещё познакомитесь поближе.

Бургомистр. Слушайте вы, любезный! Больше, чем предложено, не получите! Вы, очевидно, хотите пай в наших предприятиях? Не выйдет! То, что нагло забирал дракон, теперь в руках лучших людей города. Проще говоря, в моих, и отчасти — Генриха. Это совершенно законно. Не дам из этих денег ни гроша!

Эльза. Видишь ли. Я не знаю, как тебе объяснить. Я боюсь всех людей.
Генрих. Ах, вот что. Понимаю. Очень хорошо понимаю. Все люди, и я в том числе, кажутся тебе жестокими. Верно? Ты, может быть, не поверишь мне, но. но я сам их боюсь. Я боюсь отца.
Бургомистр недоумевающе разводит руками.
Боюсь верных наших слуг. И я притворяюсь жестоким, чтобы они боялись меня. Ах, все мы запутались в своей собственной паутине.

2-я подруга Эльзы. Ведь он всё-таки лучше, чем Дракон. У него есть руки, ноги, а чешуи нету. Ведь всё-таки он хоть и президент, а человек.

Бургомистр. Мы быстро и скромно совершим обряд бракосочетания, а потом приступим к свадебному пиру. Я достал рыбу, которая создана для того, чтобы её ели. Она смеется от радости, когда её варят, и сама сообщает повару, когда готова. А вот индюшка, начиненная собственными индюшатами. Это так уютно, так семейственно. А вот поросята, которые не только откармливались, но и воспитывались специально для нашего стола. Они умеют служить и подавать лапку, несмотря на то, что они зажарены. Не визжи, мальчик, это совсем не страшно, а потешно. А вот вина, такие старые, что впали в детство и прыгают, как маленькие, в своих бутылках. А вот водка, очищенная до того, что графин кажется пустым. Позвольте, да он и в самом деле пустой. Это подлецы лакеи очистили его. Но это ничего, в буфете ещё много графинов. Как приятно быть богатым, господа!

Эльза. Разорвите паутину, в которой вы все запутались.

Генрих. Но позвольте! Если глубоко рассмотреть, то я лично ни в чем не виноват. Меня так учили.
Ланцелот. Всех учили. Но зачем ты оказался первым учеником, скотина такая?

Ланцелот. Эй вы, Миллер! Я видел, как вы плакали от восторга, когда кричали бургомистру: «Слава тебе, победитель дракона!»
1-й горожанин. Это верно. Плакал. Но я не притворялся, господин Ланцелот.
Ланцелот. Но ведь вы знали, что дракона убил не он.
1-й горожанин. Дома знал. а на параде. (Разводит руками.)

Ланцелот. Работа предстоит мелкая. Хуже вышивания. В каждом из них придётся убить дракона.
Мальчик. А нам будет больно?
Ланцелот. Тебе нет.
1-й горожанин. А нам?
Ланцелот. С вами придется повозиться.
Садовник. Но будьте терпеливы, господин Ланцелот. Умоляю вас — будьте терпеливы. Прививайте. Разводите костры — тепло помогает росту. Сорную траву удаляйте осторожно, чтобы не повредить здоровые корни. Ведь если вдуматься, то люди, в сущности, тоже, может быть, пожалуй, со всеми оговорками, заслуживают тщательного ухода.

Источник

Единственный способ избавится от дракона это иметь собственного

Евгений Львович Шварц

Обыкновенное чудо. Дракон

Бессмысленная радость бытия

[2-я половина 40-х годов]

Евгений Шварц во всех своих изменениях знаком мне с самых ранних лет, и я знаю его так, как можно знать самого себя. Со своей уверенной и вместе с тем слишком внимательной к собеседнику повадкой, пристально взглядывая на него после каждого слова, он сразу выдает внимательному наблюдателю главное свое свойство – слабость. В личных своих отношениях, во всех без исключения, дружеских и деловых, объясняясь в любви, покупая билет на «Стрелу», прося передать деньги в трамвае, он, при довольно большом весе и уверенном, правильном, даже наполеоновском лице, непременно попадает в зависимость от человека или обстоятельств. У него так дрожат руки, когда он платит за билет на «Стрелу», что кассирша выглядывает в окно, взглянуть на нервного пассажира. Если бы она знала, что ему в сущности безразлично, ехать сегодня или завтра, то еще больше удивилась бы. Он по слабости своей уже впал в зависимость от ничтожного обстоятельства – не верил, что дадут ему билет, потом надеялся, потом снова впадал в отчаяние. Успел вспомнить обиды всей своей жизни, пока крошечная очередь из четырех человек не привела его к полукруглому окошечку кассы. Самые сильные стороны его существа испорчены слабостью, пропитаны основным этим его пороком, словно запахом пота. Только очень сильные люди, которые не любят пользоваться чужой слабостью, замечают его подлинное лицо. Сам узнает он себя только за работой и робко удивляется, не смея, по слабости, верить своим силам.

Трудность автопортрета в том, что не смеешь писать то, что в тебе хорошо. Ну слабость, слабость – а в чем она? В том, чтобы сохранить равновесие во что бы то ни стало, сохранить спокойствие, наслаждаться безопасностью у себя дома. Но что нужно для его спокойствия?

Я чувствую, что следует сказать точнее, что разумею я под слабостью. Это не физическая слабость: он моложав, здоров и скорее силен. В своих взглядах – упорен, когда дойдет до необходимости поступать так или иначе. Слабость его можно определить в два приема. Она двустепенна. На поверхности следующая его слабость: желание ладить со всеми. Под этим кроется вторая, основная: страх боли, жажда спокойствия, равновесия, неподвижности. Воля к неделанию. Я бы назвал это свойство ленью, если бы не размеры, масштабы его.

В Сталинабаде [1] летом 43 года Шварц получил письмо от Центрального Детского театра, находящегося в эвакуации. Завлит писал, что они узнали, что материальные дела Шварца не слишком хороши, и предлагал заключить договор. Соглашение прилагалось к письму. Шварц должен был его подписать и отослать, после чего театр перевел бы ему две тысячи. Шварц был тронут письмом. Деньги нужны были до зарезу. Но его охладила мысль: пока соглашение дойдет, да пока пришлют деньги… И в первый день он не подписал соглашения, отложив до завтра. Через три дня я застал его, полного ужаса перед тем, что письмо все еще не послано. Но не ушло оно и через неделю, через десять дней, совсем не ушло. Это уже не лень, а нечто более роковое. Человеком он чувствует себя только работая. Он отлично знает, что, пережив ничтожное, в сущности, напряжение первых двадцати-тридцати минут, он найдет уверенность, а с нею счастье. И, несмотря на это, он днями, а то и месяцами не делает ничего, испытывая боль похуже зубной.

В этом несчастье он не одинок. Таким же мучеником был Олейников, все искавший, полушутя, способы начать новую жизнь: то с помощью голодания, то с помощью жевания, все для того, чтобы избавиться от проклятого наваждения и начать работать. Так же, по-моему, пребывает в мучениях Пантелеев. Было время, когда в страстной редакторской оргии, которую с бешеным упрямством разжигал Маршак, мне чудилось желание оправдывать малую свою производительность, заглушить боль, мучившую и нас. У Шварца было одно время следующее объяснение: все мы так или иначе пересажены на новую почву. Пересадка от времени до времени повторяется. Кто может – питается от корней, болеет, привыкая к новой почве. Из почвы военного коммунизма – в почву нэпа, потом – в почву коллективизации. Категорические приказы измениться. И прежде люди, пережив свою почву, либо работали некоторое время от корней, либо падали. А мы все время болеем. Изменения в искусстве несоизмеримы с изменениями среды, мы не успеваем понять, выразить свою почву. Я не знаю, убедительна эта теория или нет, но Шварц некоторое время утешался ею. При своей беспокойной ласковости с людьми любил ли он их? Затрудняемся сказать. Олейников доказывал Шварцу, что он к людям равнодушен, ибо кто пальцем не шевельнет для себя, тем более уж ничего не сделает для близких. Мои наблюдения этого не подтвердили. Без людей он жить не может – это уж во всяком случае. Всегда преувеличивая размеры собеседника и преуменьшая свои, он смотрит на человека как бы сквозь увеличительное стекло, внимательно.

И в этом взгляде, по каким бы причинам он ни возник, нашел Шварц точку опоры. Он помог ему смотреть на людей как на явление, как на созданий божьих. О равнодушии здесь не может быть и речи. Жизнь его немыслима без людей. Другой вопрос – сделает ли он для них что-нибудь? Сделает ли он что-нибудь? Среди многочисленных объяснений своей воли к неподвижности он сам предложил и такую: «У моей души либо ноги натерты, либо сломаны, либо отнялись».

Источник

Единственный способ избавиться от драконов – иметь своего собственного: сказочные цитаты Евгения Шварца

У Евгения Шварца был уникальный талант – писать о серьезных вещах в шутливой форме. Свои лучшие произведения он написал в жанре сказки. И вот как это объясняет устами Волшебника в «Обыкновенном чуде»: «В сказке удобно укладывается рядом обыкновенное и чудесное и легко понимается, если смотреть на сказку как на сказку. Как в детстве. Не искать в ней скрытого смысла. Сказка рассказывает не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь».

Поговаривают, что однажды состоялся такой разговор. Писатель Юрий Герман, автор произведений в духе соцреализма, сказал Шварцу: «Хорошо тебе, Женя, фантазируй и пиши, что хочешь. Ты же сказочник!» «Что ты, Юра, я пишу жизнь. Сказочник – это ты», – ответил Евгений Львович.

А еще говорят, что Евгения Шварца обожали дети, женщины и животные. И это как нельзя лучше доказывает, что он был действительно добрым и хорошим человеком. Его не просто уважали, Евгения Львовича обожали.

И сколько бы лет ни прошло, его сказки («Обыкновенное чудо», «Тень», «Голый король», «Сказка о потерянном времени») не теряют актуальности. Убедитесь сами…

Подборка ярких цитат из произведений Евгения Шварца

Давайте принимать жизнь такой, как она есть.

В каждом человеке есть что-то живое. Надо его за живое задеть – и все тут.

Умоляю вас, молчите. Вы так невинны, что можете сказать совершенно страшные вещи.

Человека легче всего съесть, когда он болен или уехал отдыхать.

Единственный способ избавиться от драконов – это иметь своего собственного.

Детей надо баловать – тогда из них вырастают настоящие разбойники.

Когда душили его жену, он стоял рядом и все время повторял: «Ну, потерпи, может, обойдется!»

С тех пор, как его величество объявил, что наша нация есть высшая в мире, нам приказано начисто забыть иностранные языки.

Такая уж должность королевская, что характер от нее портится.

Лучшее украшение девушки – скромность и прозрачное платьице.

Когда теряешь одного из друзей, то остальным на время прощаешь все…

Ничему и никому не верить – это смерть. Все понимать – это тоже смерть. А безразличие – хуже смерти.

Каждая собака прыгает как безумная, когда ее спустишь с цепи, а потом сама бежит в конуру.

Люди не знают теневой стороны вещей, а именно в тени, в полумраке, в глубине и таится то, что придает остроту нашим чувствам.

Спокойной ночи. Только не найти его тебе, нигде не найти тебе покоя. Запрись в монастырь – одиночество напомнит о ней. Открой трактир при дороге – каждый стук двери напомнит тебе о ней.

Слушайте, люди ужасны, когда воюешь с ними. А если жить с ними в мире, то может показаться, что они ничего себе.

Человек из мертвого камня сделает статую — и гордится потом, если работа удалась. А поди-ка из живого сделай еще более живое. Вот это работа!

Человек, который понапрасну теряет время, сам не замечает, как стареет.

Я не волшебник. Я только учусь. Но ради тех, кого люблю, я способен на любые чудеса.

Любите, любите друг друга, да и всех нас заодно, не остывайте, не отступайте — и вы будете так счастливы, что это просто чудо!

И в трагических концах есть свое величие. Они заставляют задуматься оставшихся в живых.

Поздравляю вас, у меня зашел ум за разум. Ум! Ау! Отзовись! Выйди!

Все мы запутались в своей собственной паутине.

Давайте принимать жизнь такой, как она есть. Дождики дождиками, но бывают и чудеса, и удивительные превращения, и утешительные сны.

Именно свои влюбленным кажутся особенно чужими.

Шантажиста мы разоблачили бы, вора поймали бы, ловкача и хитреца перехитрили бы, а этот… Поступки простых и честных людей иногда так загадочны!

Я три дня гналась за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны.

Кот только с третьего раза слушается, таков наш обычай.

Все люди свиньи, только одни в этом признаются, а другие ломаются.

Влюблённые все добрые. А мужья убивают. Понемножку. Каждый день.

Молодые люди – жестокий народ, ведь они еще ничего не успели пережить.

Новое видео:

Источник