«Другого способа уберечь от болезни не существует»: в Москве вводят новые меры из-за роста заболеваемости коронавирусом
Мэр Москвы Сергей Собянин объявил о новых решениях в столице из-за ситуации с распространением COVID-19.
«В сентябре Москва вступила в новый период роста заболеваемости COVID-19. По сравнению с августом нынешнего года число выявляемых случаев инфекции выросло в четыре раза — до 42 тыс. случаев в неделю», — говорится в блоге Собянина.
По его словам, с каждым днём растёт количество людей, госпитализированных в стационары с тяжёлой формой заболевания. Исходя из имеющихся данных, отметил мэр, повторяется картина конца 2020 года. Тогда заболеваемость коронавирусом начала расти в сентябре, а её пик пришёлся на декабрь.
Он отметил, что в 2021 году ситуация отличается из-за числа вакцинированных горожан. По информации мэра, речь идёт примерно о 5 млн привитых москвичей преимущественно среднего возраста. Вместе с тем из примерно 3 млн жителей столицы старше 60 лет привились лишь 1,14 млн, отметил мэр.
«Сегодня 60% пациентов ковидных стационаров составляют москвичи в возрасте старше 60 лет. Почти 80% на ИВЛ — люди пожилого возраста. Среди умерших от ковида их доля достигает 86%. И, как правило, они не сделали прививку», — рассказал Собянин.
Мэр заявил, что в этой ситуации нужно принять срочные меры, «чтобы защитить старшее поколение и другие уязвимые категории горожан».
В частности, с 25 октября 2021 года по 25 февраля 2022 года москвичи в возрасте старше 60 лет и граждане, страдающие хроническими заболеваниями, должны вновь соблюдать домашний режим. При этом прогулки и занятия физической культурой на свежем воздухе не ограничиваются. Работающие граждане вправе оформить больничный.
От необходимости соблюдать домашний режим освобождаются те, кто переболел COVID-19 в течение последних шести месяцев либо прошёл вакцинацию.
Кроме того, в период с 25 октября по 25 февраля работодатели в Москве должны перевести на удалённый режим работы 30% сотрудников.
«Рекомендуем в первую очередь переводить на удалёнку невакцинированных и неболевших сотрудников предпенсионного возраста и тех, кто по состоянию здоровья находится в зоне повышенного риска», — говорится в сообщении мэра.
Исключение из правил составят только те сотрудники, чьё присутствие на рабочем месте является критически необходимым для функционирования организации.
Наряду с этим по требованию Роспотребнадзора работодатели должны довести количество вакцинированных сотрудников сферы услуг до 80% до 1 января 2022 года. Вакцинацию первым компонентом необходимо провести до 1 декабря 2021 года.
Собянин отметил, что ограничения являются «утомительными и дискомфортными».
«Но другого способа уберечь вас от тяжёлой болезни просто не существует», — заключил мэр.
Данные о заболеваемости и нерабочие дни
Напомним, в России за последние сутки выявили 33 740 новых случаев коронавирусной инфекции. Впервые за последние семь дней показатель суточного прироста снизился по сравнению с предыдущим днём.
На сегодняшний день в России от осложнений, развившихся на фоне COVID-19, и сопутствующих заболеваний умерли 225 325 пациентов. За последние 24 часа число летальных случаев достигло 1015. По данным за 18 октября, в стране обновился суточный антирекорд по числу смертей от COVID-19.
В ходе состоявшегося 19 октября заседания президиума Координационного совета при правительстве по борьбе с распространением COVID-19 вице-премьер Татьяна Голикова предложила ввести нерабочие дни по всей стране с 30 октября по 7 ноября включительно.
Для регионов со сложной эпидемиологической ситуацией вице-премьер предложила предусмотреть возможность введения нерабочих дней уже с этой субботы, 23 октября 2021 года. Она отметила, что ситуация с распространением коронавирусной инфекции в стране продолжает ухудшаться.
Инициативу Голиковой поддержал премьер-министр Михаил Мишустин. По его словам, предлагаемые ограничения непростые, вынужденные, но необходимые. Мишустин также отметил, что в последние недели серьёзно растёт нагрузка на медицинские учреждения.
Главный санитарный врач Анна Попова, в свою очередь, заявила, что сложившаяся эпидемиологическая ситуация «не позволяет раскачиваться и долго раздумывать» о принятии или непринятии решений, поскольку «это, безусловно, ведёт к ухудшению эпидситуации».
Согласно приведённой Поповой информации, явный рост заболеваемости коронавирусом наблюдается в 72 субъектах РФ, а в шести регионах ситуация пока стабильна, без значимой динамики. Под наблюдением медиков находятся более 1,2 млн человек, что приближается к пиковым показателям 2020 года.
Источник
«Другого способа просто не существовало»
Конфискационную реформу января 1991 года, которую в Советском Союзе принято называть по фамилии первого и последнего премьер-министра СССР «павловской», многие считали одной из причин провала «августовского путча» ГКЧП и крушения сверхдержавы. Сегодня, когда в мире раскручивается маховик второй волны экономического кризиса, эти события приобретают особый подтекст.
У последней черты
Начало 1991 года ничего хорошего трещащему по швам Советскому Союзу не обещало.
Самая большая в мире супердержава быстро и уверенно катилась к своему развалу. На национальных окраинах Империи разгорались межэтнические столкновения, в гигантских очередях за всем на свете давилось население одной шестой части суши, ограничение продажи качественного алкоголя заставило традиционно пьющих советских людей упрямо глушить все, что хотя бы отдаленно напоминало спиртной напиток и безудержно спиваться от суррогата. Экономические реформы забуксовали окончательно, перестройка проваливалась, гласность добивала разоблаченные сталинистские останки КПСС.
Дефицит был глобальный. Народ уже не желал зрелищ — только бы хлеба. Квартирные воры перестали уносить из домов заношенные вещи и перешли на содержимое холодильников. Преступность шла к кооперации с цеховиками и властью, превращаясь в советскую мафию. Из первых кооператоров вырастали первые миллионеры. Из последних налетчиков — первые бизнесмены.
Армия и милиция разлагались вместе с обществом, не понимая, кого защищать и за кого воевать. В народе ходили упорные слухи о выводе «золота партии» за границу и вложении его в прибыльные зарубежные компании. Общество с надеждой смотрело на Запад, Запад благосклонно поощрял торжественное шествие к пропасти конкурирующей с ним Империи.
Полуголодная, полуодетая, злая от нахлынувшей правды безнадежно больная страна вкатывалась в 90-е годы XX века.
Переход от плановой экономики к рыночной на рубеже 1980-1990 годов в огромной полуголодной стране, с детства приученной к дефициту и очередям, проходил крайне болезненно и с большими материальными жертвами для населения. Почти 300 миллионов жителей, за исключением тонкой прослойки партийной и региональной элит, не могли обеспечить себя в достаточной мере продовольственными и промышленными товарами. Пустые полки магазинов стали привычным зрелищем для советских людей позднего СССР, а скромные зарплаты не позволяли им покупать продукты на дорогих колхозных рынках и в первых коммерческих магазинах-«комках».
При этом сложно назвать граждан СССР заката социализма «обществом потребления», требовавшим большого количества материальных благ. Люди жили от зарплаты до зарплаты, стремясь обеспечить семью в первую очередь достойным питанием, во вторую — крышей над головой.
В широких массах росло недовольство и озлобление, грозившее вылиться в голодные бунты против любой власти, которая не в состоянии будет их в первую очередь накормить и обеспечить товарами первой необходимости. Зарплату, однако, тогда платили аккуратно — ее задержка точно могла стать детонатором для социального взрыва. Но наличие постоянно обесценивавшихся «деревянных» рублей на руках при отсутствии товаров в магазинах делало их бессмысленной макулатурой.
По мнению доктора экономических наук, профессора Южного федерального университета Вячеслава Вольчика, «существовала избыточная денежная масса, природа которой была в нарастающих дисфункциях институтов плановой экономики. Хаотические и непоследовательные рыночные реформы разрушали систему централизованного планирования, но почти не способствовали созданию рыночных механизмов регулирования и институтов».
«Никакой подготовки к реформе не ведется»
Официальной причиной финансовой реформы называлась борьба с фальшивыми банкнотами, «забрасываемыми недругами из-за рубежа», а также с нетрудовыми доходами граждан. Так было легче объяснить задумку с точки зрения привычной советской идеологии тех лет. Неофициально все прекрасно понимали, что необходимо было избавиться от избыточной денежной массы напечатанных в конце 1980 годов купюр для исполнения социальных гарантий, скопившихся на руках населения и разгонявших дефицит товаров народного потребления.
Главным мотором реформы стал 53-летний министр финансов Валентин Павлов, называвший себя сторонником «государственного капитализма». С августа 1986 года он возглавлял Госкомитет СССР по ценам и был в курсе не идеологического, а реального положения дел и давно выискивал различные способы изъятия у населения необеспеченных товарами денежных средств.
В качестве вариантов фигурировали порядка десятка различных концепций, от уже обкатанных на других странах, так и самых парадоксальных. Одна из них, например, предусматривала введение так называемых «параллельных денег» по образцу золотого червонца 1920-х годов, но в безналичном обороте. Другая — простое конфискационное аннулирование всех старых денег без их обмена и механизма кредитного эмиссионного регулирования (на опыте ФРГ и жесткой реформы 1948 года канцлера Конрада Аденауэра, фактически ликвидировавшего таким образом «черный рынок»). Третья — компромиссный вариант в виде компенсационного обмена с изменением масштаба национальной валюты и изъятия накоплений сверх строго установленной денежной суммы.
— Реформа была необходима, — утверждает Вячеслав Вольчик, — Но реформа не должна быть только денежной. В СССР в то время давно назрели глубокие структурные реформы в экономике. Это, прежде всего, реформы в сфере экономической координации и ценообразования. Необходимо было начать «выращивание» рыночных институтов, которые впоследствии позволили бы сформироваться рынкам не только потребительских товаров, но и факторов производства.
Сам Валентин Павлов, придя на пост министра финансов в июле 1989 года, постоянно носился с идеей реформы, которая, по его задумке, должна была не только ограничиваться изъятием избыточной денежной массы, но и привести к повышению цен с учетом себестоимости товаров и услуг. Более того, особо министр настаивал на том, чтобы провести обмен в максимально сжатые сроки, дабы хранящиеся гражданами не в банке, а «в кубышке» денежные накопления либо не успели, либо не сумели сдать в полном объеме. В Минфине не сомневались, что подавляющей массе населения из мизерных зарплат копить нечего — держать под подушкой заначки в крупных купюрах способны лишь «бесчестные люди».
— Реально проблемы с инфляцией и обнищанием населения начались в 1988-м с появлением кооперативов, — считает известный экономист, руководитель компании экспертного консультирования Михаил Хазин. — Не с каждого конкретного кооператора, а с самой модели, при которой можно было деньги из государственных предприятий выкачивать через кооперативы. Чтобы в условиях кризиса финансировать социальные проекты, государство довольно много напечатало денег в конце 1980-х. Они тоже концентрировались у части населения, мягко говоря, не совсем законными способами. И павловская реформа, в том числе, должна была эти деньги отсечь.
При этом министр прибег к старой «страшилке», подав летом 1990 года секретную записку президенту Михаилу Горбачеву и председателю Совета министров СССР Hиколаю Рыжкову. В ней он объяснял необходимость обмена именно 50- и 100-рублевых купюр образца 1961 года тем, что якобы именно эти банкноты в большом количестве вывезены за границу, а в СССР сосредоточены в руках теневого капитала. Председатель Совмина запросил таможню о пересечении наличности через границу. Оттуда ему сообщили, что из страны как правило утекают алые десятирублевые купюры, а не желтоватые «сотенные».
Препирательства по поводу радикализации реформ сначала отправили Рыжкова в больницу с обширным инфарктом, а оттуда — в отставку стремительно теряющим популярность Горбачевым, которому необходим был человек, взваливший бы на себя ответственность за будущие непопулярные шаги.
Амбициозный Валентин Павлов с его реформой как раз прекрасно подходил на эту роль. Его и утвердили премьером 14 января 1991 года. Аккурат на следующий день после штурма группой «Альфа» вильнюсского телецентра, повлекшем за собой многочисленные жертвы среди населения литовской столицы. Это потом уже расследование установит, что в спину мирного населения с крыш домов стреляли провокаторы из националистического движения «Саюдис». Но на тот момент приход к руководству правительства «госкапиталиста» уже прочно связали с 15 убитыми и 600 ранеными в Вильнюсе. Впрочем, сам будущий реформатор Валентин Павлов сразу же начал руководство кабинетом с откровенной дезинформации.
— Никакой подготовки к реформе не ведется, — уверял он с высокой трибуны. — Во-первых, денежная реформа — это только часть комплекса мероприятий, направленных на оздоровление экономической ситуации, и изолированное ее проведение без решения других задач ни к чему не приведет. Во-вторых, проведение реформы обойдется государству примерно в 5 миллиардов рублей. В-третьих, существующие мощности по выпуску дензнаков позволяют накопить необходимое количество новых денег в течение трех лет.
Журналисты деловых изданий указали премьеру на запечатанные кипы банкнот, которые им удалось запечатлеть на фото в различных банках, ссылались на неназванные источники в финансовой сфере. Но «единожды солгавшему» Павлову вторил тогдашний председатель правления Госбанка СССР Виктор Геращенко, на всех углах опровергавший слухи о предстоящей реформе.
Потом все это вранье объясняли «повышенной секретностью операции».
Ни веры, ни надежды, ни любви
Привыкшая к традиционному идеологическому лицемерию, мало что сведущая в рыночной экономике страна смутно подозревала некий подвох со стороны руководящей и направляющей партии. Доверия первые лица государства у рядовых советских граждан уже не вызывали. Информация о подготовке денежной реформы просачивалась из финансовых структур через знакомых, и кое-кто успевал обменять «полтинники» и «сотки» загодя. Один из ростовских криминальных авторитетов, попросивший называть его Гариком, рассказал корреспонденту «РГ», что за два дня до объявления реформы один из «подшефных» кооператоров показывал ему домашний секретер, доверху набитый мелкими банкнотами, разменянными «теневиками» через банковские каналы. Накануне «акции» часть населения успела сбросить часть «реформированной» наличности в кассах метро, железнодорожных вокзалов, у таксистов, в магазинах. Но таковых были единицы.
О будущей реформе все подозревали, но никто не знал точно, когда каким образом ее будут проводить. Это обсуждалось в транспорте, на производстве, в колхозах, вузах, экспедициях, в армии, но большая часть обсуждающих сходилась на том, что с одной стороны «копить вроде нечего», с другой, «все равно обманут». Истина конечно же была где-то рядом.
22 января президент Горбачев подписал указ об изъятии из обращения 50- и 100-рублевых купюр образца 1961 года и обмене их на более мелкие банкноты или купюры нового образца. При этом обмен наличности в сумме до 1 тысячи рублей осуществлялся только в течение трех дней — со среды по пятницу 23-25 января, а снятие наличности в Сбербанке ограничивалось 500 рублями. До конца марта можно было поменять деньги уже в специальных комиссиях, которые рассматривали каждый неуложенный в отведенные сроки случай в отдельности (командировка, экспедиция, состояние здоровья и прочее). Одновременно необходимо было доказать, откуда у человека взялась сумма свыше 1 тысячи рублей.
Указ президента зачитали в 21.00 в вечернем выпуске программы «Время», когда почти все финансовые учреждения и магазины уже были закрыты.
Самые сообразительные в панике бросились спасать свои кровные. Кто отправлял перевод на имя жены на все «паленые» купюры, кто покупал несколько билетов на поезд или самолет на разные рейсы, чтобы затем их сдать. Но это успели сделать лишь единицы, ибо времени было лишь до полуночи.
С утра среды в сберкассы выстроились гигантские очереди, в которых стояли «делегаты» от трудовых коллективов, отправленные менять деньги целых бригад. Ставка организаторов реформы на «рабочий день» себя частично оправдала — многие физически не смогли добраться от станка до банка, до своих тайников и кладов.
Впрочем, где-то местные власти пошли навстречу трудящимся, и деньги меняли на почте, на производстве. В очередях возникали потасовки, кому-то становилось плохо, и правительство тогда материли, на чем свет стоит.
По утверждению того же Гарика, имеющего за плечами 17-летний «стаж» пребывания в местах отдаленных, в ростовской колонии строгого режима ее начальнику предлагали взятку в размере 500 тысяч рублей за то, чтобы он на сутки под «честное воровское» отпустил одного из здешних «сидельцев» для того, чтобы поменять тюремный «общак». Тот отказался. Почему начальник не взял столь внушительный куш, стоит только догадываться. Может действительно взыграла тогда еще не ставшая анахронизмом профессиональная гордость? А может и просто испугался, посчитал это за тонкую провокацию. Взятка на такую сумму тянула на «расстрельную» статью при любых погонах.
— Способ проведения реформы был абсолютно неправильным с сегодняшней точки зрения, — считает Вячеслав Вольчик. — Но если рассуждать, как тогдашнее советское руководство, то другого способа проведения денежной реформы просто не существовало. Практически все советские реформы носили конфискационный характер. И реформа 1991 года не была исключением.
В итоге изъять из обращения удалось порядка 14 миллиардов рублей, хотя по замыслу организаторов реформы обмену подлежало 51,5 из 133 миллиардов наличных банкнот (39 процентов).
Одновременно и вклады в Сберегательном банке были заморожены. На них начислялись 40 процентов годовых, но деньги можно было получить наличными. только в следующем году. А что с ними произошло после 1 января 1992 года все помнят.
Помимо этого, национальный доход по сравнению с 1990 годом уменьшился на 20 процентов, а дефицит государственного бюджета в 1991 году составлял, по разным оценкам, от 20 до 30 процентов валового внутреннего продукта.
Интересно, что после завершения обмена премьер Павлов выступил в печати с обвинениями в адрес западных банков в скоординированной деятельности по дезорганизации денежного обращения в СССР. Более того, в рамках второго этапа реформы так же без предварительного объявления уже со 2 апреля в СССР втрое выросли цены на товары народного потребления, которые десятилетиями оставались стабильными. Это привело к совершенной утрате всякого доверия к правительству у населения, посчитавшего себя дважды ограбленным. По опросам общественного мнения, именно «павловская реформа» послужила одной из основных причин провала попытки государственного переворота, предпринятого консервативной частью Политбюро ЦК КПСС и правительства в августе 1991 года. Примечательно, что в составе ГКЧП тогда фигурировал и неудавшийся реформатор Валентин Павлов.
— Может быть, неоднозначно это покажется, — вспоминал он потом, — но дело заключается в том, что очень мало кто в то время понимал и верил в то, что вопрос идет не об идеологии. Вопрос не идет о формах собственности, о хозяйствовании, о реформах, а вопрос идет о государстве.
Но это все было потом. А тогда, в конце января 1991 года жители страны прощались не только с пропавшими «заначками», но и с частью своего общего прошлого. Жители Владикавказа (только что переименованного из советского Орджоникидзе) до сих пор вспоминают, как утром 26 января 1991 года, через день после прекращения обмена купюр, к зданию Госбанка подошел хорошо одетый мужчина с чемоданом. Открыл его, вывалил в снег гору пятидесятирублевок и поджег ее на потеху прохожим. Вместе с ними горела в пламени самого дорогого в Северной Осетии костерка и вера в «ум, честь и совесть нашей эпохи».
Источник
