Что для анри бергсона является способом внезапного постижения истины

Философия интуитивизма А.Бергсона

Для полноты анализа проблемы переживания обратимся к работам французского философа А.Бергсона, возродившего традиции классической метафизики, одного из основоположников гуманитарно-антропологического направления западной философии.

А.Бергсон – представитель интуитивизма, эволюционистского спиритуализма и философии жизни. Автор пишет, что каждый из нас по-своему любит и ненавидит, и эта любовь и эта ненависть отражают всю нашу личность. Но язык обозначает эти переживания одними и теми же словами. Поэтому он в состоянии фиксировать только объективный и безличный аспект любви и ненависти. Наша личность, строящаяся в каждое мгновение из накопленного опыта, постоянно меняется. Изменяясь, она не дает возможности тому или иному состоянию когда-либо повториться в глубине, даже если оно на поверхности и тождественно самому себе. Вот почему наша длительность необратима. Мы не смогли бы вновь пережить ни одной ее частицы, ибо для этого, прежде всего, нужно было бы стереть воспоминание обо всем, что последовало затем. Самое большее, мы смогли бы вычеркнуть это воспоминание из нашего интеллекта, но не из нашей воли (А.Бергсон, 1999).

Фундаментальной для А.Бергсона является идея о том, что в мире действительности есть не один общий, а два потока эволюции.

Первый – характеризуется уменьшением степени энтропии (как мере внутренней неупорядоченности системы), пассивным дрейфом в направлении все большей упорядоченности, а, следовательно, и уменьшению степени свободы, и ведет, в конечном итоге, к «застылости».

Второй – характеризуется стремлениемк жизни — подняться по наклону, по которому спускается материя. Жизнь неспособна остановить процесс материальных изменений, но ей удается задержать его.

Жизнь, в концепции А.Бергсона, представляет порыв, стремление вверх, к расширению степени свободы и к творчеству. Жизнь направлена не на повторение, подчиненное законам причинности, а на создание нового, того, чего еще не было в природе. Тот изначальный порыв, который задал изначальные условия эволюции и толкнул жизнь в поток времени, находится не в будущем, не является заранее заданной целью, а расположен в прошлом и не связывает свободы творчества. Жить, существовать – для сознательного существа значит изменяться; изменяться значит созревать, значит бесконечно созидать самого себя. «С полным основанием можно сказать: то, что мы делаем, зависит от того, что мы — суть: но следует прибавить, что, в известной мере, мы — суть то, что мы делаем, и что мы творим себя непрерывно. Это самосозидание является вдобавок тем более полным, чем лучше мы умеем размышлять о том, что делаем» (А.Бергсон, 1999).

Постижениемира у Бергсона происходит с помощью двух типов соотнесения себя с реальностью: интуитивно-инстинктивное постижение и рационально-интеллектуальное постижение.

Интуитивно-инстинктивное постижение основано на сочувствии и симпатии. Эти два процесса, инстинктивные по своей сути, дают человеку способность к эстетическому типу восприятия, посредством которого он может проникнуть в сокровенные глубины жизни. В таком восприятии человек получает кратко длящиеся прозрения, которые, длись они дольше, могли бы позволить человеку получить адекватное постижение длительности и жизненной реальности.

Рационально-интеллектуальное постижение. Интеллект пытается познавать все явления как твердые тела, раз и навсегда определенные. Поэтому он непригоден для познания вещей и процессов, развивающихся в пространстве и времени, таких как, психика, общество, жизнь. Интеллект может предусмотреть и предугадать те события и факты, развитие которых определяется законами, подобными законам механики. Применительно к жизни, интеллект пытается истолковать живое как неживое, вычислить прошлое и будущее как функции настоящего, и, таким образом, все в жизни, и прошлое, и будущее, предполагается раз и навсегда данным, неизменным. При этом теряется самая сущность жизни, то, что отличает события жизни от происходящего в мире, неодушевленной материи, – творчество и свобода человека.

Жизнь и познание представляют собой процессы, разворачивающиеся во времени, где нет никаких дискретных «моментов», а есть поток, который не может быть пройден в обратном порядке и повторен снова.

Реальный процесс жизни представляет собой непрерывность, в которой длительность является способом переживания, соединяющим в сознании человека воедино прошлое, настоящее и будущее. «Мы не мыслим реального времени, но мы его переживаем, ибо жизнь шире пределов сознания. Мы чувствуем наше развитие и развитие всех вещей в чистой длительности, и это чувство рисует около настоящих интеллектуальных представлений неопределенную полоску, теряющуюся во тьме» (А.Бергсон, 1999).

А.Бергсон выделяет два аспекта существования «Я» в зависимости от того, воспринимаем ли мы длительность непосредственно или «преломленной» в пространстве. Поток сознания выносит наши ощущения и переживания наружу, — так происходит становление мира вещей. Мы отделяем вещи друг от друга, с одной стороны, аналогично животному, с другой, отделяем наши вещи от нас самих, что не свойственно животному. Другими словами, мы воспринимаем вещи внешнего мира как вещи однородной среды, «отливаем их в застывшие образы» и придаем им форму слова, противопоставляя нашему «Я». Именно так, в противопоставлении исходному истинному отношению Я-длительность (потоку сознания и переживания), образуется производное от него внешнее отношение (вещное, временное) – Я-время.

Я-длительность исходно потому, что оно бытийно, тогда как Я-время производно, функционально. Когда «Я-длительность» осуществляет выражение себя самого в словах, когда оно способно различать в самом себе различные ощущения и образы себя, различные представления о себе и выражает эти представления в понятиях, тогда появляется третье «Я» — Я-рефлексия.

А.Бергсон полагает, что сознание, «одержимое ненасытным желанием различать», постоянно заменяет реальность ее символами (образами, представлениями, словами, понятиями). В итоге символическое – преломленное, отвердевшее и застывшее в тексте сознание позволяет человеку намного эффективнее удовлетворять требования, предъявляемые жизнью в обществе. Но, по мере «отвердения», такое сознание постепенно теряет из виду собственное «Я», забывает о нем. Чтобы обнаружить основное «Я», требуется мыслительная рефлективная работа сознания по дифференциации живых психических состояний и их образов-текстов. Это требует отделения в анализе времени-качества, собственно длительности от времени-количества. Любое впечатление, переживание, с одной стороны, всегда будет длиться, а с другой – будет изменяться.

Анализ философских воззрений А.Бергсона показал, что переживание имеет два вектора, две ориентации: 1) переживание, ведущее к инволюции, деградации человека; 2) переживание, приводящее к становлению личности, когда происходит своего рода «второе рождение» человека в переживании. Это положение лежит в основе идеи «полюсности-двойственности» психических процессов. Переживание имеет длительность и носит иррационально- рациональный (инстинктивно-интеллектуальный) характер. Атрибутом переживания является движение; переживание динамично и обуславливает движение человека в сторону либо становления, либо регресса личности.

Источник

§ 2. Интуитивизм Анри Бергсона

§ 2. Интуитивизм Анри Бергсона

Кроме методологических споров в пространстве психиатрии была актуализирована и другая проблематика. Ранее безумие, как известно, считаясь неразумием, оттеснялось за границу разума и поэтому выводилось за пределы пространства философской рефлексии. В своей лекции в Королевском институте философии Э. Квинтон отмечает, что философы как специалисты в рациональности, о феноменах иррациональности, по всей видимости, могли сказать немногое[144]. И только в XX в. в связи с интересом ко всему иррациональному и благодаря обретению им статуса действительного предмета философии безумие смогло привлечь взгляды философов. Одновременно с этим такая «неклассическая» философия стала затрагивать множество проблем, так или иначе связанных с психиатрией, – глубокие иррациональные переживания, самое бытие, связность и разделенность субъекта, объекта и акта познания, особенности ощущений, переживание мира и его воздействие на человека, речь, знак и символ. Все это, как казалось, имело отношение к психопатологии, и обо всем этом психиатрия могла поведать что-то свое.

Философия жизни с ее акцентированием бытия человека как связующего центра науки, культуры, повседневного опыта и т. д. принесла психиатрии трактовку человека как высшей ценности и ядра научного исследования, а также постулирование необходимости обращения к непосредственным феноменам жизни. Вслед за этим философским направлением психиатрия должна была отказаться от классификационного принципа рассмотрения психического заболевания, направить свое внимание к непосредственной связности с миром и в свете такого исследования переосмыслить статус и смысл психического заболевания.

Центральной фигурой, через которую философия жизни проникла в психиатрию, стал Анри Бергсон. Его интуитивизм стал не просто одним из источников развития феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа, но основой формирования одного из вариантов первой – феноменологически-структурного анализа Э. Минковски.

Бергсон четко разделял философию и науку. На его взгляд, наука, действуя в сфере внешнего опыта, способна познать лишь часть реальности, но не может охватить всю реальность и понять целостный феномен жизни и эволюцию. Философия, в свою очередь, действует в пространстве внутреннего опыта и адекватно представляет лишь свою половину реальности. Философия и наука, тем самым, «находятся на одном уровне, они имеют точки соприкосновения и могут в этих точках верифицировать друг друга»[145]. При этом каждая из них должна быть точной в своей сфере реальности и опираться на свой собственный метод, пространством же их пересечения, по мнению Бергсона, является конкретный опыт. Примером такого конкретного опыта можно назвать опыт психически больного.

Вдохновленный успехами естественных наук, Бергсон всегда настаивал на необходимости сотрудничества философии и науки. Философия при этом должна помочь науке «порвать с научными привычками», отбросить символы, которыми оперирует анализ, заменить ложную метафизику («естественную метафизику человеческого ума») метафизическим познанием, постигающим реальность жизни. В этом взаимодействии станет возможно создать новые гибкие и текучие понятия, которые будут способны принять форму жизни и посредством которых можно будет познать жизнь во всей ее конкретности и целостности. Фактически тот проект совмещения философии и науки, о котором здесь говорит Бергсон, и попыталась построить экзистенциально-феноменологическая психиатрия.

Развивая свою философскую систему, философ стремился перейти от исследования отдельных психических явлений и изолированных состояний сознания к целостности и единству. В этом своем стремлении он, несомненно, является наследником французского спиритуализма, и это «наследие» впоследствии перенимает у него Э. Минковски.

В «Опыте о непосредственных данных сознания» Бергсон обращается к априорным формам чувственности Канта – пространству и времени. Канту они позволяют достичь феноменов, но не собственной личности и вещей самих по себе. Взгляд Бергсона полностью противоположен. «Формы, применяемые к вещам, – пишет он, – не могут быть всецело нашим творением… они проистекают из компромисса между материей и духом; если мы вносим в материю очень много из нашего духа, то, в свою очередь, кое-что от нее и получаем, а потому, пытаясь вернуться к самим себе после экскурсии по внешнему миру, чувствуем себя связанными по рукам и ногам»[146]. Как считает философ, мы не воспринимаем вещи сквозь сетку априорных форм, но сами формы познания несут на себе отпечаток взаимодействия с реальностью, определенным образом отражают внешний мир и затемняют наше понимание самих себя[147]. Так время трансформируется у Бергсона из априорной формы чувственности в непосредственный факт сознания, содержание внутреннего чувства. Впоследствии в феноменологической психиатрии и экзистенциальном анализе структуру психического заболевания, и, соответственно, структуру человеческого существования не только в патологии, но и в норме, будут составлять именно пространство и время. Рассматривая эти априорные формы чувственности, А. Бергсон больше симпатий отдает именно времени, подчеркивая возможность его качественного характера и вменяя пространству лишь геометрический и количественный параметры. Впоследствии, уже в феноменологической психиатрии пробел с теорией проживаемого пространства будет восстановлен Минковски и Штраусом.

Говоря о времени, Бергсон вводит центральное для своей философии понятие длительности. «Длительность» при этом не есть однородная пустая среда, множественность рядоположений, она имеет совершенно иной характер. «Чистая длительность, – пишет он, – есть форма, которую принимает последовательность наших состояний сознания, когда наше „я“ просто живет, когда оно не устанавливает различия между наличными состояниями и теми, что им предшествовали» (курсив наш – О. В.)[148]. Необходимо отметить, что «длительность» основана на взаимопроникновении элементов сознания, а это предполагает наличие связи между настоящим, прошлым и будущим, возникающей посредством памяти. Примечательно, что этот признак «длительности», когда «я» просто живет в ней, который Минковски назовет одним из основных в своей структурной феноменологии, усиливает его и делает обязательным элементом понятийной сетки: так появятся «проживаемая длительность», «проживаемое время», «проживаемое пространство».

Бергсон исходит из идеи первоначального порыва жизни или жизненного порыва, образующего основу функционирования живых организмов. Жизненный порыв – это безличная, изначально целостная подвижность, которая устанавливает равновесие жизни, предопределяя ее порядок. Так же, как невидимая рука, проходя через железные опилки, оставляет свой отпечаток, жизненный порыв управляет стихией жизни и, что весьма важно, определяет ее структуру[149]. Посредством жизненного порыва человек сливается с окружающей реальностью, становясь частью единой длящейся целостности.

Если Бергсон настаивал на обращении к конкретным фактам непосредственного опыта сознания и предварительном очищении этого опыта, то феноменологические психиатры и экзистенциальные аналитики отнесут к конкретным фактам существования клинические случаи психической патологии, место факта сознания займет у них, одновременно, клинический и экзистенциальный факт.

Как мы помним, основной целью работ раннего Бергсона было обращение к непосредственным данным сознания. Они понимались не как самоочевидные и расположенные на поверхности сознания, но как скрытые под завесой интеллекта, языка и культуры. Проникнуть в них, исходя из воззрений Бергсона периода «Опыта о непосредственных данных сознания», можно путем интроспекции, «внутренней рефлексии». Впоследствии он будет развивать эти предположения и в «Материи и памяти», а затем во «Введении в метафизику» придет к идее интуиции. Интуиция описывается им как интуиция живого единства и целостности, посредством нее личность может освободиться от всего поверхностного и приобретенного, от утилитарных привычек мысли. «Чистая интуиция, внешняя или внутренняя, – пишет он, – постигает нераздельную непрерывность. Мы дробим ее на рядоположенные элементы, которые соответствуют то отдельным словам, то независимым предметам»[150].

В такой трактовке мыслитель противопоставляет интуицию анализу. Анализ как основной метод науки, по его мнению, разлагает реальность на устойчивые, дискретные и неизменные элементы, связанные с понятиями-символами, которые не дают никакой достоверной информации о раздробленной целостности, поскольку являются не фрагментами самой вещи, а лишь частями символа. Продолжив эту мысль, примером такого анализа в психиатрии можно назвать симптоматический и синдромальный анализ, который раскладывает символ «шизофрения» на элементарные синдромы, а те, в свою очередь, – на симптомы, упуская реальную сущность заболевания.

В противоположность позиции анализа, Бергсон предлагает встать на позицию истинного эмпиризма, методом которого и является интуиция. Что же в этом случае он понимает под интуицией? «Интуицией, – пишет он, – называется род интеллектуальной симпатии, путем которой переносятся внутрь предмета, чтобы слиться с тем, что есть в нем единственного и, следовательно, невыразимого»[151]. В процессе такого своеобразного проникновения и непосредственного контакта актуализируется не неизменное, постоянное и прочное, как в случае анализа, а непрерывная последовательность состояний, т. е. живая длительность, свободная от разделения на субъект и объект. На основании интуиции, как считает Бергсон, необходимо выработать гибкие понятия, которые усваивали бы «само движение внутренней жизни вещей» и следовали за реальностью «во всех ее изгибах»[152].

Способность интуиции проникать не только в собственное сознание, но и в сознание других, названная Бергсоном психологическим эндосмосом, станет основанием интуиции как метода постижения патологической реальности психически больного человека. Любопытно, что в работе «Воспоминание настоящего и ложное узнавание» и в более поздних лекциях в Эдинбургском университете он и сам предпринял попытки интуитивного истолкования некоторых психологических феноменов, в частности, феномена ложного узнавания. Здесь он говорит о сохраняющих целостность памяти (отвечающей за целостность неосознаваемого прошлого) и воле (стремящейся к будущему), которые требуют от человека постоянного напряжения. В силу того, что некоторые люди не в состоянии выдержать подобное напряжение, могут возникать различные болезни личности. Среди них Бергсон выделяет две группы: связанные с памятью и связанные с волей. К первой группе относятся болезни раздвоения или умножении личности, при которых одна и та же личность может рассматривать лишь одну часть своего неосознаваемого прошлого и таким образом являться для самой себя отличной личностью. Вторая группа болезней связана с устремленностью в будущее, с внутренним порывом, который, по мнению Бергсона, может ослабевать или даже угасать вовсе. К таковым болезням относятся, на его взгляд, те, которые П. Жане описал как психастению, характеризуемую неспособностью или отвращением к любому возможному действию. Одним из феноменов психастении и является ложное узнавание, связанное с замедлением «нормального порыва».[153] Это приводит к тому, что факты восприятия и воспоминания перестают согласовываться между собой, воспоминания проникают в сознание, результатом чего, по его убеждению, и становится впечатление ложного узнавания. Настоящее на мгновение как бы отрывается от будущего и застывает, в этот момент его настигает воспоминание, и следствием этого становится то, что «настоящее в одно и то же время и познается и узнается»[154].

Здесь проступает динамическое, движущее начало личности – внутренний порыв сознания. «Таким образом, – пишет И. И. Блауберг, – произошло любопытное явление: если когда-то понятие жизненного порыва появилось в концепции Бергсона по аналогии с представлением о динамизме сознания, о различных степенях его напряжения, то теперь он, возвращаясь к исследованию психологических проблем, опирается уже на понятие порыва воли, внутреннего порыва или порыва сознания…»[155]. Этот внутренний порыв превратится в феноменологической психиатрии Минковски в личный порыв и станет одним из центральных понятий его теории патологических трансформаций. Любопытно также и то, что Бергсон практически уже обозначает то, что в работах Минковски станет центральным механизмом патологических нарушений в психическом заболевании, – угасание внутреннего порыва. Психиатрам оставалось развить эту идею и распространить ее на различные психопатологические феномены.

Нужно обратить внимание на одно очень важное обстоятельство. Французский, который будет развивать Э. Минковски, и швейцарский варианты феноменологической психиатрии окажутся очень похожими несмотря на то, что в первом случае преобладающим философским влиянием является интуитивизм Бергсона, а во втором – феноменология Гуссерля. Наличие сходных элементов в самих философских основаниях их теоретических построений и сблизило эти варианты. Как отмечал Р. Ингарден, написавший под руководством Гуссерля диссертацию по теме «Интуиция и интеллект у А. Бергсона», когда он в 1917 г. познакомил Гуссерля с концепцией длительности Бергсона, тот воскликнул: «Тут все почти так, будто Бергсон – это я!»[156]. И Бергсон, и Гуссерль стремятся выделить общие для разных сознаний структуры, но для Бергсона сознание представляется как уникальное и единичное для каждого конкретного индивида. Сходство в заимствованных теориях будет дополнено также и сходными механизмами их трансформации в клинике. Поэтому бергсонизм в психиатрии будет очень тесно переплетен с гуссерлианством.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Читайте также

2.1. Учение Бергсона. Иррационалистический интуитивизм

2.1. Учение Бергсона. Иррационалистический интуитивизм Гносеология Бергсона носит дуалистический характер. Он различает два основных типа знания: рассудочное и интуитивное. В отношении рассудочного знания Бергсон принимает предпосылки традиционной (прагматической)

7. ИНТУИТИВИЗМ

7. ИНТУИТИВИЗМ Я буду обсуждать интуитивизм несколько шире, чем это принято: а именно, как доктрину о существовании ни к чему не сводимого семейства первых принципов, которые сопоставляются друг с другом для того, чтобы определить наиболее справедливый баланс,

§ 1. Иррационалистическое направление. Интуитивизм А. Бергсона

§ 1. Иррационалистическое направление. Интуитивизм А. Бергсона В XX в. иррационализм оказывает сильное воздействие на всю духовную жизнь буржуазного общества. На рубеже века значительно усилилось влияние волюнтаризма Ницше, произведения которого, опубликованные при

§ 7. Анализ аргументов Бергсона

§ 7. Анализ аргументов Бергсона Мы столь же мало хотим оспорить объективную ценность как глубокого анализа Бергсона, так и анализа Ноэля. Мы даже хотим впоследствии попытаться их детальнее уточнить в некоторых моментах (например, пожалуй, очевидно, что движение не может

Інтуїтивізм А. Бергсона

Інтуїтивізм А. Бергсона Основний напрям філософського інтересу Бергсона — інтуїція тривалості — визначаються внаслідок розчарування виразити розвиток у поняттях механістичної науки. Обмеженість інтелекту, з яким Бергсон ототожнює «механістичний розум», полягає в

Анри Бергсон

Анри Бергсон 1859–1941Творческая эволюция1907Всей жизнью связанный с Парижем, Анри Бергсон прошел все ступени академической карьеры крупного французского университетского деятеля: первый приз Общего конкурса, когда он был лицеистом, Педагогический институт в 1878 году,

Анри Лефевр

Анри Лефевр 1905–1991Сумма и остаток1959Впервые появившаяся в 1959 году книга Сумма и остаток до сих пор остается самым оригинальным произведением самого значительного из марксистских философов XX века и одновременно одной из самых удивительных книг по философии. Это не книга

Чистое становление, или посреди Бергсона

Чистое становление, или посреди Бергсона Если приписывать творчеству Делеза какую-то внутреннюю логику (мифологизировать его), то «не случайно», что поиск метода, позволяющего мыслить и жить в мире становления, заставляет автора обратиться к творчеству А. Бергсона.

Глава шестая ИНТУИТИВИЗМ

Глава шестая ИНТУИТИВИЗМ В предыдущих главах были изложены основные метафизические учения о составе мира и строении его. Поставим теперь вопрос, каким способом человек познает мир; иными словами, перейдем теперь от метафизики к теории знания (к гносеологии).Акт знания

32. ПРОБЛЕМАТИКА БЫТИЯ У А. ШОПЕНГАУЭРА, Ф. НИЦШЕ, А. БЕРГСОНА, К. МАРКСА

32. ПРОБЛЕМАТИКА БЫТИЯ У А. ШОПЕНГАУЭРА, Ф. НИЦШЕ, А. БЕРГСОНА, К. МАРКСА Артур Шопенгауэр (1788–1860). Одной из ярчайших фигур иррационализма является Артур Шопенгауэр, который был неудовлетворен оптимистическим рационализмом и диалектикой Гегеля.В основе мира, согласно

Источник