Адорно культурная индустрия просвещение как способ

Адорно культурная индустрия просвещение как способ

© Татьяна Зборовская, перевод, 2016

© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2016

© Фонд развития и поддержки искусства «АЙРИС»/IRIS Foundation, 2016

Перечитывая главу «Культурная индустрия» из книги Адорно «Диалектика просвещения» (по поводу степени соавторства Хоркхаймера ведутся споры, напоминающие русскому читателю споры относительно соавторов Бахтина), невольно задаешься вопросом: насколько актуален адорновский анализ культуры? Ответ на этот вопрос прост – сегодня этот анализ даже более актуален, чем во времена самого Адорно. В любой культурной ситуации центральным является вопрос о том, каким образом произведения культуры доходят до ее потребителя. В условиях либеральной демократии цензура отсутствует. Распределение культурных продуктов, как кажется, регулирует рынок. Иначе говоря, предполагается, что больший успех имеет то, что больше нравится потребителю.

Адорно, однако, не доверяет этому объяснению. Он пишет свою книгу под двойным впечатлением – от американской массовой культуры и от культуры эпохи немецкого фашизма. При всех различиях он видит в них прежде всего сходство: культурная продукция формируется крупными корпорациями, которые доминируют над рынком. Свободной конкуренции не получается, поскольку голливудские кинокомпании и прочие медиакорпорации имеют финансовые возможности, которые позволяют им диктовать населению свой вкус и свои ценности. В результате, хотя формально цензура отсутствует, фактически население лишено выбора. Институционально-финансовое доминирование крупных медиакорпораций превращает общество в общество спектакля, как назвал его позже Ги Дебор. Население смотрит не то, что хочет, а то, что ему показывают. Корпорации получают практически неограниченную возможность влиять на сознание людей. Остается только один вопрос: в чем заключается это влияние? Чего, собственно, хотят корпорации? Каков их месседж? Адорно дает на этот вопрос ясный и четкий ответ: цель массовой культуры состоит в систематическом унижении отдельного человека – в демонстрации его беспомощности и несостоятельности. При этом от человека требуется не только признать свою беспомощность, но также охотно, с улыбкой согласиться с ней и снизить свои ожидания до уровня своих реальных возможностей.

Именно в этом пункте адорновский анализ обнаруживает проницательность, отличавшую лучшие философско-диагностические тексты XX века. Согласно этому анализу, в качестве основного орудия унижения человека в массовой культуре выступает юмор. И прежде всего юмористическое отношение к самому себе. От человека требуется посмеяться над своими собственными претензиями, слишком далеко идущими запросами, неоправданными «нереалистичными» надеждами. Иначе говоря: с самого начала признать свое поражение. Можно, конечно, спросить: поражение в чем? Адорно дает на этот вопрос вполне определенный ответ: поражение в попытке соотнести себя с миром в целом.

В своем анализе Просвещения, который предшествует главе о культурной индустрии, Адорно утверждает, что европейское Просвещение с самого начала было детерминировано своей ориентацией на власть – власть над природой и власть над обществом. Принцип Просвещения: знание – сила. Предполагалось, что благодаря Просвещению человек избавится от религии и «суеверий», которые мешали ему подчинить себе природу и построить общество на рациональных основаниях. Ожидалось, что таким образом человек обретет суверенитет и избавится от страха перед природой, который тяготел над ним в «темные века», предшествовавшие эпохе Просвещения. В результате процесса Просвещения человек действительно познал Природу, общество и свое место в них – но это место оказалось незавидным. В сущности, речь идет о месте производителя и потребителя в системе экономики и месте винтика в системе управления. Стать просвещенным означает «знать свое место» – и со всепонимающей улыбкой смириться с этим местом. Победа Просвещения привела человека к осознанию еще большей зависимости от внешних сил, чем та, которую он ощущал в «темную» эпоху религиозных суеверий. Тогда шаман по меньшей мере верил, что может соединиться с миром в целом в момент исполнения своего шаманского ритуала. Христианин верил в соединение с центром мира в момент молитвы. Просвещенный человек знает, что его место не в центре, а на обочине мира. В условиях традиционного буржуазного общества только художник, как пишет Адорно, составлял исключение. Искусство рассматривалось как бесполезное, а потому – автономное занятие, не имеющее определенного места в обществе. Соответственно, очертив свое произведение магическим кругом или, что то же самое, ограничив его рамой, художник мог, подобно шаману, сделать его местом обнаружения мира в целом.

Культурная индустрия XX века покончила, однако, с автономией искусства, превратив его в средство просвещения, воспитания и одновременно развлечения населения. Культурная индустрия просвещает потребителя, поскольку лишает его романтических иллюзий, которые все еще поддерживались традиционной культурой. Адорно подчеркивает здесь, в частности, изменение роли культуры в отношении эротического желания. Традиционная культура сублимировала желание, подменяя объект желания символами и субститутами. Отсюда традиционное требование десублимации культуры, которое особенно яростно отстаивалось контркультурой 60-х годов прошлого века. Адорно, напротив, утверждает, что культурная индустрия уже десублимировала желание, заменив сублимацию на прямую фрустрацию. Пример Адорно: зритель видит грудь героини, вырисовывающуюся под свитером. Это зрелище вызывает у него непосредственное желание, которое также непосредственно фрустрируется уверенностью в том, что предмет желания навсегда останется для него непостижимым. Здесь зритель подвергается процедуре просвещения – желание более не опосредуется путем идентификации и символизации, о которых еще можно предположить, что они, хотя и окольной дорогой, могут привести к удовлетворению этого желания, но наглядно и непосредственно подавляется.

Применяя рассуждение Адорно к современной культуре, можно сказать, что в ней аналогичным образом фрустрируется политический эрос. Роль женской груди под свитером при этом играют социальные сети, и в особенности «Фейсбук». В репрезентативной демократии либерального типа политический эрос сублимируется и опосредуется посредством идентификации его субъекта с политическими партиями. Эта сублимация традиционно переживалась как обманчивая и недостигающая цели. Основное убеждение избирателя в рамках либеральной демократии состоит в том, что после прихода к власти политики никогда не выполняют своих предвыборных обещаний. Отсюда старое требование прямой демократии – также ставшее особенно популярным в те же 60-е годы.

Между тем сегодняшние социальные сети дают каждому возможность стать в центр мира и обратиться к глобальной аудитории. И действительно: аудитория каждого поста в интернете потенциально глобальна. Здесь рамка компьютера играет роль колдовского круга, а софтвер – колдовского ритуала. Как кажется, магические практики прошлого вернулись – и маркировали этим возвращение эпохи Просвещения. Однако вера в магию языка при этом полностью утратилась: язык из средства заклинания и молитвы превратился в средство передачи информации. Блогер обращается к миру в целом, но, в отличие от шамана, твердо знает, что мир останется равнодушным к этому обращению. Здесь фрустрация политического эроса становится абсолютной. Как известно, интернетные юзеры реагируют на эту фрустрацию проклятиями и оскорблениями, адресованными, в сущности, прежде всего демифологизированному равнодушному миру. Но, как кажется, «Фейсбук» скоро примет меры к устранению из интернета подобных вспышек непросвещенного эроса – так что в будущем юзеры смогут реагировать на свою фрустрацию только путем дополнительной мобилизации чувства юмора.

Источник

Культурная индустрия. Просвещение как способ обмана масс

Авторы:	Теодор В Адорно , Макс Хоркхаймер
Перевод:	Татьяна Владимировна Зборовская
Жанры:	Культурология , Философия , Домоводство , Обществознание
Серия:	Minima
Год:	2016
ISBN:	978-5-91103-276-0

«Культурная индустрия может похвастаться тем, что ей удалось без проволочек осуществить никогда прежде толком не издававшийся перевод искусства в сферу потребления, более того, возвести это потребление в ранг закономерности, освободить развлечение от сопровождавшего его навязчивого флера наивности и улучшить рецептуру производимой продукции. Чем более всеохватывающей становилась эта индустрия, чем жестче она принуждала любого отдельно стоящего или вступить в экономическую игру, или признать свою окончательную несостоятельность, тем более утонченными и возвышенными становились ее приемы, пока у нее не вышло скрестить между собой Бетховена с Казино де Пари. Культурная индустрия убивает двух зайцев одним ударом: то истинное искусство, что она уничтожает вокруг себя, она с легкостью воспроизводит в рамках собственной системы как искусство ложное…»

Перечитывая главу «Культурная индустрия» из книги Адорно «Диалектика просвещения» (по поводу степени соавторства Хоркхаймера ведутся споры, напоминающие русскому читателю споры относительно соавторов Бахтина), невольно задаешься вопросом: насколько актуален адорновский анализ культуры? Ответ на этот вопрос прост – сегодня этот анализ даже более актуален, чем во времена самого Адорно. В любой культурной ситуации центральным является вопрос о том, каким образом произведения культуры доходят до ее потребителя. В условиях либеральной демократии цензура отсутствует. Распределение культурных продуктов, как кажется, регулирует рынок. Иначе говоря, предполагается, что больший успех имеет то, что больше нравится потребителю.

Культурная индустрия. Просвещение как способ обмана масс скачать fb2, epub, pdf, txt бесплатно

«Добро пожаловать в овеществленное прошлое виртуального будущего! В этой книжке помещены два эссе, написанные в 1990-е годы, когда Сеть только-только превратилась в существенный элемент повседневной жизни. Сегодня для нас, граждан постиндустриального общества, настолько естественно обмениваться информацией по компьютерной сети с людьми в любой точке мира, что мы об этом даже не думаем. Для двадцатилетних студентов Университета Вестминстера, где я преподаю, Сеть – нечто такое, что было всегда. Это поколение не представляет, как родители вообще ухитрялись общаться и работать, делать покупки и заниматься политикой без компьютеров, ноутбуков, планшетов и смартфонов».

“Не все люди склонны к прокрастинации, и не каждому прокрастинатору способна помочь стратегия упорядоченной прокрастинации, поскольку иногда это свойство является проявлением проблем посерьезнее, а для их решения нужен более глубокий подход, нежели поверхностное философствование. Тем не менее, если судить по моему почтовому ящику, на этих страницах многие смогут разглядеть себя и в результате если не решить свою проблему полностью, то хотя бы испытать облегчение. Нелишним бонусом будет и целый ряд симпатичных понятий, которые можно применить к себе, таких как акразия, горизонтальная организация, приоритетность заданий, синдром незакрытых скобок”.

Один из писателей «Потерянного поколения», взрослевших в бурные двадцатые, Ф. Скотт Фицджеральд (1896–1940) в своих произведениях был выразителем «Эпохи джаза» – периода отказа от традиционных ценностей, эпохи сухого закона, нелегальных питейных заведений, а также резких перемен в искусстве. Первый роман Фицджеральда, «По эту сторону рая», имел финансовый успех, но более поздние произведения, в том числе его шедевр «Великий Гетсби», особым спросом не пользовались. Стесненный в средствах, он начал писать коммерчески выгодные рассказы и сценарии для Голливуда, при этом беспробудное пьянство подорвало его здоровье и привело к безвременной смерти. Переиздание «Великого Гетсби» в 1945 году (в издательстве «Нью дирекшнз») стало причиной нового всплеска интереса со стороны многочисленных читателей, и в настоящее время Фицджеральд считается одним из величайших американских писателей двадцатого столетия. В настоящее издание вошли тексты, так или иначе связанные с темой алкоголя, сборник был составлен издательством «Нью дирекшнз» из журнальных публикаций и собственных архивов в 2011 году. Редакторские поясняющие вставки в квадратных скобках принадлежат составителям, примечания переводчика вынесены в конец книги.

Источник

«Культуриндустрия» Адорно и Хоркхаймера: всё не то, чем кажется

Культуролог, преподаватель МГУ Олег Комков продолжает исследовать границы современной культуры. Сегодня мы публикуем транскрипцию лекции, посвященной «Диалектике Просвещения» Теодора Адорно и Макса Хоркхаймера. Что такое культуриндустрия? Когда она заменила культуру? Как ей удается создавать мир вещей, образов и знаков, которые ничему не соответствуют в действительности? Что такое псевдоинтеллектуальность? И какую роль в становлении современной индустрии бессмысленного (вос-)производства культуры сыграла диалектика Просвещения, которая превращает идеал знания и прогресса в культ комфорта и утверждает раз и навсегда инструментальное отношение человека к миру? Разбираемся ⓘ Лекция из курса «Теория культуры», прочитанного О.А. Комковым бакалаврам отделения культурологии факультета иностранных языков и регионоведения МГУ имени М.В. Ломоносова в 2017/18 учебном году, публикуется в записи выпускницы бакалавриата Влады Волковой. Конспект сохраняет манеру и особенности устной речи лектора. Цитаты, которые зачитывались, восстановлены и приведены в соответствии с первоисточниками. Текст просмотрен, в некоторых частях отредактирован и авторизован О.А. Комковым. .

Книга Адорно и Хоркхаймера «Диалектика Просвещения» – важная веха в критике культуры. Для нас сейчас важна вторая часть – «Культуриндустрия». Продолжаем говорить о том, как все плохо. Мы знаем, что все гораздо хуже сейчас. В этом тексте дается панорама массовой культуры. Дается перечень характеристик массовой культуры, которые с той поры приобрели более явственное выражение.

Характеристики эти связаны с унификацией – созданием единого поля смыслов, образов, явлений. Унификации принципов выражения. Навязчивый или агрессивный характер – она не оставляет выбора, навязывает образы, которые люди волей-неволей вынуждены потреблять. Субъект становится объектом и наоборот. Человек становится зависимым, становится объектом манипуляции со стороны того, что субъектом раньше не было.

Хайдеггер и его культура «постава» – человек становится зависимым от техники, а техника – судьба нынешней культуры. Культура технична: технологии манипуляции, управления, воздействия.

Рекламный характер культуриндустрии. Связан с унификацией и агрессивностью. Тиражирование – возможность бесконечного умножения одного и то же. Авторы на это обращают особое внимание: производится бесконечное количество копий одного и того же явления/вещи, политических дискурсов. Может, ничего плохого в этом самом по себе и нет – людей много, всем нужны вещи. Но нужно задуматься о том, что здесь опасно. Понятно, что эта черта массовой культуры противопоставляется тем эпохам, когда не было тиражирования и все вещи имели уникальный характер.

Иллюзорность культуры. Отдых становится как будто бы частью работы или строится по ее модели. Культуриндустрия создает мир вещей, образов и знаков (предвосхищаются симулякры в бодрийяровском смысле), которые ничему не соответствуют в действительности. Если отдых иллюзорен, то он не отдых. Он – погруженность в работу. Вспомним Маркса: под работой имеется в виду состояние зависимости от работы, состояние рабства. Марксистская парадигма очень заметна. Как и некоторые другие представители Франкфуртской школы, Адорно и Хоркхаймер были марксистами и делали выводы из марксовой мысли, которые почти никто до них не делал. Иллюзорный характер: виртуальная реальность, которая претендует на то, чтобы быть реальностью подлинной. Это реклама.

Нацеленность массовой продукции на коммерческий успех. Нацеленность на коммерческую выгоду (там, где есть такая вещь, как выгода, больше не остается места ни для чего). Она затмевает все смыслы. Успех можно понять и в более широком смысле. Не обязательно коммерческом. Этот смысл также артикулирован. Авторы имеют в виду и успех в плане популярности, когда человек становится общеизвестным, уважаемым, часто обретает иллюзорный авторитет. Успех как обладание вещами и возможностями. Важная тема, потому что такое понимание успеха и культуры как процесса, деятельности, направленной на успех, извращает исконное содержание слова. В любом языке оно не обозначает того, что стало значить уже в начале ХХ века и что значит сейчас. Успех в подлинном смысле это свершение. Не результат. Исконное значение – сбываться, осуществляться. Когда творится то, чего раньше не было. Это приведение в бытие, к бытию, если воспользоваться языком Хайдеггера. Благодаря человеку. Человек – существо творческое. Всякий акт творения – внесение в мир чего-то нового. Во всех индоевропейских языках слово «успех» имеет такое значение.

Речь идет о деградации этого понятия, которое имеет как чисто экономическую сторону, так и сторону психологическую. Успех как эйфория. Эйфория – слово древнее и очень хорошее. По-гречески оно включает корень «благо». Мы имеем в виду ощущение экстаза, радости от того, что получилось, свершилось. Успех это, например, защитить диплом. Когда человеку удается сделать то, чего еще не было на свете, – этого достаточно, чтобы испытать успех поистине космический. На этом веками строилась человеческая культура. На событиях успеха. Каждый момент создания чего-либо признавался внутренне в качестве абсолютного успеха. С этим резко контрастирует современное понимание, которое начало складываться в ХХ веке.

Все черты так называемой массовой культуры мы давно знаем. В тексте Адорно и Хоркхаймера нет ничего такого, чего бы мы давно не знали. И изменить облик современной культуры не получится – это марксово светлое будущее, которого нет, но именно поэтому оно есть.

Актуальность текста для настоящего времени не нуждается в комментариях: взять хотя бы тему о том, как режим работы/отдыха становится иллюзорным, включаясь в систему культуриндустрии.

Мы узнаем в этой книге состояние вещей, которые нас окружают. Менее очевидный вывод из этого (книга 1947 года): вскрыты некоторые механизмы человеческого существования. Культуриндустрией эти механизмы осознаны как то, что можно и дальше продолжать эффективно эксплуатировать. Формирование культуры в качестве культуриндустрии, как производства, воспроизведения себя самой – последствие возникновения феномена массовости, впадения в состояние обезличенности. В этом тексте эксплицитно артикулировано то, что культуриндустрия вообще есть именно как культуриндустрия. Мы думаем, что есть культура, а оказывается, есть только культуриндустрия – индустрия бессмысленного (вос-)производства культуры, чтобы удовлетворять одни и те же базовые потребности одними и теми же базовыми, стандартными способами, держать человека в узде. Осознание знака равенства: культура = культуриндустрия.

Мы могли бы сказать, что в этом тексте узнаем современное состояние общества за последние 70 лет. Узнаем в этом тексте себя. Узнаем не то, как люди живут, а как каждый из нас живет. Поэтому текст актуален и по-своему не прочитан, хотя зачитан до дыр. Если мы узнаем себя там, это означает, что мы узнаем что-то в себе как то, что всегда в человеке присутствует и никогда из него не уходило. Что помогает различать подлинную и неподлинную культуру. Человек подвержен риску впасть в состояние массовости в силу самой специфики человеческой природы. Замкнутый круг как производство потребностей, которые потом удовлетворяются. Он обесценивает смысл духовности, поскольку сама духовность оказывается продуктом производства. Под культурой в основном понимается культура развлечений, но мы понимаем под нею нечто более широкое, включающее в себя и другие способы производства. У Хоркхаймера и Адорно принципы культуриндустрии распространяются на все. Бодрийяр назовет «культурой производства» особый уровень развития знаков.

Иллюзорность всего создаваемого массовой культурой и то, как человек исторгнут благодаря ей из сферы своего подлинного существования. Тема «отказа от мышления» (Ортега-и-Гассет упоминал, Ханна Арендт разовьет). Человеку не надо думать, за него уже подумали, надо только потребить то, что предлагают. Возникает иллюзия мышления при потреблении некоего продукта. Тема отказа от мышления будет возникать у последующих авторов.

Как возникла Вторая мировая война, на чем основана? Источник – нацистский тоталитарный режим. Вопрос о сущности тоталитарных режимов. Они связаны с тем, что человек отказывается от всех своих прав в пользу государства (именно это Арендт будет развивать). Почему в книге Хоркхаймера и Адорно нет темы войны и тоталитаризма? Они считают, что все зло Второй мировой уже и без того вписано во все те темы, которые они обсуждают. Это зло – одна из сторон того способа жизни, в который человек вошел в ХХ веке.

«Диалектика Просвещения». Они полагают, что это закономерный итог пути, на который вступила европейская культура в эпоху Просвещения. Тематика Просвещения. Идеалы просветителей – культ знания, разума, человеческих возможностей. Идея прогресса как неуклонного движения человечества к благу и новым уровням развития. Идея постижимости всего на свете, идея будущей экспансии знания. Она была у многих, кроме Вико и Гердера. Потому мы их отличали от доминирующих тенденций просветительской мысли. Хоркхаймер и Адорно полагают, что речь должна идти о том, что Просвещение (его доминирующая мысль уже никуда не уходила из истории западной культуры) утверждает раз и навсегда инструментальное отношение человека к миру. Сначала это не совсем явно – разница между восторгами Гердера и претензиями французских энциклопедистов, пишущих о масштабах человеческого знания. Разница в том, что знание, которое ставится во главу угла идеологией Просвещения – знание ради перекраивания мира под человека. Этим путем прежде всего идет вся культура последних двух веков. В этом сущность научно-технического прогресса. Смысл благ в изменении облика мира. Перекроить мир под себя. Меняется сама психология человека, личность.

Облик мира изменился радикально. Какого мира? Ландшафт, в который встроено то, что, казалось бы, не должно было быть в него встроено (Хайдеггер), свидетельствует о том, что изменился облик человека прежде всего. Диалектика Просвещения: простой смысл. Двусторонность просветительской идеологии – она имеет свою теневую сторону, побочные эффекты, которые будут торжествовать. Культура на протяжении уже двух веков их в упор не видит. Не видит, что идея превращения мира в комфортное для человека место – идея невозможного. Преображает – обезображивает – человек самого себя. Идея массовой культуры – человек, утративший субъективность, индивидуальность, личность. Сделав знание и способность обретать знания главным инструментом, человек изменил не только себя. Изменил мир как мир человеческий. Изменил конфигурацию культуры.

«Говорить о культуре всегда было делом культуре противным».

Речь о культуре – позднее явление. Но здесь имеется в виду не теория культуры, а то, насколько часто сейчас слово «культура» употребляется в нашем языке.

«В качестве общего знаменателя термин «культура» виртуально уже включает в себя процедуры схематизации, каталогизации и классификации, приобщающие культуру к сфере администрирования. И лишь на уровне индустриальном, где происходит ее последовательное поглощение, достигается полное соответствие этому понятию культуры. Подчиняя одинаковым образом все отрасли духовного производства одной-единственной цели – скрепить все чувства человека с момента выхода его из здания фабрики и до момента прохождения контрольных часов там же на следующее утро печатью как раз того трудового процесса, непрерывный ход которого он сам обязан поддерживать в течение рабочего дня, – эта ситуация самым издевательским образом воплощает то понятие единой культуры, которое было выдвинуто философами-персоналистами в противовес ее омассовлению.»

Смысл термина «культуриндустрия». Пока культура была культурой, не надо было употреблять это слово. Когда оно начинает широко употребляться, это означает, что слово именует то, что люди начинают терять. Культуру, которая стала производством и воспроизводством. Стала осознанным занятием. Над чем-то работать, трудиться. Речь идет о том, что культура стала синонимична производству и поэтому его повсеместное употребление сейчас неосознанно для многих, но включает схематизацию, каталогизацию, стандартизацию (даже в самом хорошем смысле – образовательную). Все это включено изначально в слово культура, когда оно начинает употребляться. Кроме как таким образом никто культуру уже не видит и не считает возможным видеть.

Все, что касается реалий, мы много раз проговаривали. Культура массовая, безликая, отрицающая ценности, вульгарная («расхожая», от vulgus – «толпа»).

Куда девается высокое? У Адорно с Хоркхаймером массовая культура ничему не противопоставлена – ни элитарной, ни народной культуре. Они имели в виду, что культура сводится вся к культуриндустрии. Высокое искусство… Проведение границ и уровней – зыбкое предприятие, но есть интуитивно понятные вещи. По Хоркхаймеру и Адорно, высокое искусство и культура вовлечены в культуриндустрию (симфония, переданная по радио). Все на корысти и выгоде – включено в систему экономических отношений. Лицемерие – осознанная иллюзорность, практикуемая даже не теми, кто манипулирует. Человек массовой культуры – сам управитель. Если все вовлечены в процесс, то каждый не только потребитель, но и производитель и устанавливатель стандартов. Но есть те, кто берут в свои руки власть. В этот процесс вовлечено все наследие «подлинной» культуры, которая является формой творческого существования человека.

Подлинное не сокрыто. Это значит: относиться к миру с уважением и любовью. Чтение, почитание. Либо культура это культ, либо это массовое производство развлечений.

Мода – феномен массовый. Все что угодно может стать модным, например, увлечение высоким искусством. Мне вот нравится… скажем, Пауль Клее, нет, он меня реально прикалывает, потому что это круто, клево потому что, мне по кайфу смотреть на картины Клее… Многие люди так относятся к высокому. Оно делается объектом модного увлечения – круто быть увлеченным современным искусством или искусством древнего Египта. Остались ли люди, способные смотреть неким «немассовым», пусть будет «элитарным» взглядом? Любой человек может быть причастен и «массовости», и «элитарности». Самоопределение тоже уже давно обеспечено иллюзорностью (вот мы сидим такие все из себя культурологи…). Сейчас мы вкладываем нейтральный или нередко позитивный смысл в понятие «массовая культура».

Момент обмана, иллюзорности. «Обман» масс в подзаголовке главы. Есть вещи, которые репрезентируют сами себя, а есть те, которые репрезентируют моду на определенные вещи. Египетская пирамида репрезентирует себя, не моду на пирамиды. Поэтому она подлинная, реальная. Репрезентируется не желание этим обладать, потому что установлен такой стандарт. Тождественность вещи самой себе, она никуда не отсылает. Продукт массовой культуры не равен себе самому, отсылает к бесконечному множеству других продуктов. На рекламном плакате или в рекламном ролике египетская пирамида репрезентирует все, что угодно, кроме самой себя. Даже если весь ролик наполнен умными и важными словами о Египте, культуре, Яне Ассмане. (Бодрийяровский «симулякр» в этом плане лучше освещает некоторые аспекты темы.)

Индивидуальность. Само решение человека отнести себя к той или иной категории – решение, уже запрограммированное массовой культурой. Отсюда термин «псевдоиндивидуальность» у Адорно и Хоркхаймера. То, что кажется индивидуальностью, уникальностью для человека, то, в чем он сам себе может казаться индивидуальностью – часть обмана. Некие образы, которым человек подражает. Связано с модой, навязчивостью. То, что с экранов преподносится как образ уникальный и воплощающий в себе нечто важное: героизм, красоту, честность, – растиражированный стандарт. А принимается за выражение индивидуальности. Но как это проявляется в самоощущении человека, если он вовсе не следует никакой яркой, популярной экранной модели, бренду, тренду? Не следует, но тем не менее решает, как он смотрит на культуру. Отделяя в ней «высокое» от «массового». Это утверждает его в мысли о том, что он осуществляет осознанный выбор. Но этот выбор предопределен и запрограммирован самой конфигурацией массовой культуры как культуриндустрии. Суть дела заключается в том, что виртуальное приобретает бóльшую реальность, чем осязаемое/подлинное. Поэтому осознание своей уникальности, личностной вовлеченности во что-то, своих возможностей – становится не то чтобы обманом, но спорным и неоднозначным для человека новейшей эпохи. Все в любой момент может обернуться не тем, чем оно кажется. Потому что мир уже устроили таким образом, что нет выбора, индивидуальности и повода, чтобы думать. За тебя все сделали, тебе все преподнесено.

Только такие вещи, как боль, берутся вдруг ниоткуда, будто бы просто так. Может, тут надо искать некоторый критерий отличия «массового» от «немассового». Когда просто вдруг ощущение, что что-то не так, которое нельзя вывести ниоткуда логическим путем. Механизмы культуриндустрии дают сбой…

Источник